Змеиная вода (СИ) - Демина Карина - Страница 45

- Согласна, - Зима почесала нос. – Самогоном воняет… дешевым… таким… небось, и гнала.

- Гнала, - согласился Тихоня. – И продавала. И в рост денег давала, под проценты. Еще торговала всякими снадобьями, но никогда в долг.

- А ты…

- С соседкой пообщался. Очень милая дама… только жалеет, что забор высокий больно. Видно плохо. А потому сказать точно, что ведьма творила, она не может. Но уверена, что творила. Может, младенцев чужих ела, может, порчу наводила, но наверняка…

- Странно, - Зима разогнулась и огляделась. И снова принюхалась. Лицо её поплыло, меняясь. И знаком она указала в угол.

Бекшеев отступил.

Она же двинулась к шкафу и, спрятавшись в него почти целиком, долго что-то внутри перебирала, чтобы вынырнуть и зарыться уже в другую половину, туда, где висела верхняя одежда. Зима двигала вешалки, тщательно обнюхивая каждый наряд.

Затрясла головой.

Выбралась и снова пошла…

На кухню.

В дверь, которую Бекшеев не сразу заметил, потому что дверь эта пряталась за шкафом и была оклеена обоями в цвет стены. И уже там, за этой дверью, чихнула.

- Тут… - сказала она с удовлетворением. – Смотри.

И выволокла старый синий халат, а следом – старое же платье, застиранное до того, что превратилось оно в растянутую грязную с виду тряпку. Платье сунули Тихоне, а Зима вытащила резиновые сапоги.

И посторонилась.

За дверью обнаружилась каморка.

- Погоди, свет надо включить, - Тихоня пошарил на стене и щелкнул чем-то. – Вот, не впотьмах же она работала…

Желтая колба лампы свет давала тусклый, которого едва-едва хватало, чтобы осветить это тесное пространство. В нем нашлось места для вешалки-стойки и узкого стеллажа. На верхней полке выстроились пустые банки. Ниже – банки с огурцами и помидорами, потемневшим вареньем, на поверхности которого появилась уже характерная белесая пленка плесени. С потолка свисали тонкие палки домашней колбасы, запах которой заставил попятиться.

Все же Бекшеев до сих пор к домашней колбасе относился с немалым подозрением.

Он тотчас себя одернул. И переступил порог. И теперь ощутил тот самый специфический запах дешевого пойла. А потом увидел и бутыли. Огромную в самом дальнем углу, подернутую пылью и явно давно не бывшую в употреблении. А вот на полу выстроились поменьше, винные и водочные, с ободранными этикетками, заткнутые, где пробками, где марлевыми или вовсе бумажными катышками.

- Самогон она, выходит, тоже гнала, - задумчиво произнесла Зима. – Ну да… гнала, поила одних, брала расписки… другим давала деньги в рост. Третьих лечила. Какая разносторонняя особа.

- Мертвая, - Бекшеев потер нос, сдерживая желание чихнуть.

- И это тоже… но убили её, кажется, не из-за самогона… хотя дом надо опечатывать и закрывать.

- Не поможет, - качнул головой Тихоня. – Соседка говорит, что с утра уже наведывались. Калитку дергали и ушли, но… это пока ушли. А вернутся. Все знали, что она богатой была…

Глава 23 Ведьма

Глава 23 Ведьма

А паче всех со змеями ведьмы ладят. Любят их крепко и привечают. Случается, что ведьмы ходят в осенний лес, ищут кублища змеиные, а после режут руки и поят гадюк кровью своей. И те-то, благодарности преисполняясь, спешат делиться с ведьмами силой тайною, а заодно уж исполняют все, чего велено.

Список народных примет и суеверий

Соседка оказалась женщиною длинношеей, и шея эта, выбираясь из круглого ворота платья, тянулась, тянулась. И сама женщина тоже тянула голову, точно желая сделать шею еще длинней.

На шее болтались бусы.

И платье она по случаю надела нарядное, из темно-синего крепдешину с желтыми мелкими розочками и воротничком кружевным.

- Придут, как есть придут, - она даже теперь вставала на цыпочки, желая разглядеть, что же такого, тайного, творилось за соседским забором. – Все-то знали, что Тонька – ведьма…

Она перекрестилась.

- А главное, злая…

- А бывают добрые ведьмы? – осведомился Бекшеев.

Мы остались, отправив Тихоню за доблестною местной жандармерией. Все же находки следовало описать, прикрепить к описанию снимки. И дом отснять, весь, от чердака, куда мы тоже заглянули, обнаружив разостланные газеты, россыпи трав на них и катышки мышиного дерьма между этими травами.

Ведьма, а амулет от грызунов не повесила.

Были там и сундуки, но большею частью пустые или забитые всякой ерундой, наподобие ржавых гвоздей, сломанной керосинки и даже старых велосипедных шин.

Велосипед, к слову, тоже имелся, в сарае стоял и судя по виду – стоял давно.

- Бывают… конечно, бывают… вот… - соседка огляделась и, поняв, что за ней не следят, сказала: - В Змеевке, баба Валя… она добрая… всем-то помогает, никому не отказывает. И зачастую даром, ежели у человека денег нет? То что ему, помирать?

- А лечебница?

- Так… доедь до той лечебницы, - отмахнулась соседка. – То у них часы неприемные, то Милка на выезде. А сейчас и этот объявился, рыжий. Лысый. Страшенный. И говорят, что совсем того… - она постучала пальцем по башке. – Да и вовсе я знаете, что слышала?

- Нет, - так же тихо ответила я и наклонилась.

- Что целители, они нарочно людей травят. Лекарствами своими. Чтоб, значит, те болели и приходили. И деньгу несли.

- Так госпиталь же бесплатный.

- Все одно, - она нахмурилась. – Травят. Всякоею химией. А у Тоньки, пусть и брала она не по-людски, все свое, натуральное. Сама она в лес ходила, сама травы брала… хотя и денег просила невмеряно… никому-то не верила на слово. Бывает, попросишь, а она этак, усмехнётся и говорит, что, мол, в долг отпустить может, но сперва бумажку напиши, что в долг взяла и когда отдашь. Нет, ну ведьма же! Нельзя же ж так с людями… и с соседями.

Ну да, на людей ей в целом-то плевать, а вот обиду ту, когда она просила, а ей не дали, помнит.

- И вовсе жадная она была… грошик к грошику собирала. Никогда-то впростоту ничего не делала. Да ладно лекарства, но хоть бы какой травы отсыпала… трава ж в лесу бесплатно растет! А Тонька торговала, будто эта трава золотая…

- Кто к ней ходил?

- Ну… ходили так-то… люди… я мало кого ведаю… с нашей-то улицы никто не ходил. Потому что жадная она. Я уж и жалобу писала. В жандармерию. Ну, чтоб сделали чего. Это ж никакого спокойствия нет, когда шастают и шастают! Шастают… прости, Господи, - она снова перекрестилась и шею потянула, норовя заглянуть во двор.

Шастают, значит.

А кто и зачем – не понятно.

- А родственники у неё есть? – поинтересовался Бекшеев.

- Родственники? Сестрица есть… только они друг дружку терпеть не могут. Та у Тоньки жениха увела. И главное, - соседка оживилась и даже обрадовалась. – Перед самою свадьбой! Те уже и заявление подали, и платье Тонька купила, да только в этом платье и с Тонькиным женишком под руку сестрица Тонькина младшая к алтарю пошла… ох и скандал был…

Я думаю.

А соседка раскраснелась.

- Тонька тогда-то к нам и съехала сюда. Бабку дохаживать. От нее и научилась всякому. Та тоже ведьмою была… Тонька сперва самогон гнала, потом и остальное стала. А после бабкиной смерти уехала. Знаю, еще с сестрой лаялась и так, что вся улица слыхала.

- Из-за жениха?

- Да не… тот пропойцей оказался. И вовсе дурноватым… чего из-за него лаяться… сестрица Тонькина вознамерилась в дом въехать. Мол, бабки не стало, делись. А Тонька ей под нос фигу. Мол, хрен тебе.

Не скажу, что не справедливо.

Интересно, а что моя сестра сделала бы, узнав… если бы тогда все вышло, как мне думалось. А мне ведь думалось не о ней, не о её обиде и позоре, которого было не избежать, но лишь о своей любви.

О том, чего я заслуживаю.

Она же…

Она умерла и не узнала, какая я сволочь.

- Мамашка-то младшенькую поддерживала. У ней вон семья и все такое, дети малые. А Тонька домой, стало быть, вернуться может. Там как раз папаня слег, его дохаживать надобно. Да только Тонька и ей кукиш скрутила. Мамашка грозилась вовсе отречься, если ослушается. И судом ещё. Но Тонька всегда хитрою была. И бабку подбила духовную написать. Или еще чего… в общем, Тонькин это дом стал. И все тут. Жандарм, которого мамашка вызвала, так и ответствовал.