Клочья тьмы на игле времени - Парнов Еремей Иудович - Страница 7

– Опоздали, ребята, - сказал рыжему толстый, запирая клетку. - Всю партию уже отправили. Того, - он указал на бушмена, - утром привез Крис, а теперь вот вы с этим…

– Ничего, - рассмеялся рыжий. - Найдется им тоже работа. - И пошел, покачиваясь и помахивая шлемом, к мотоциклу.

Миндела тоже уселся на горячий отполированный гранит и достал сигарету. Закурил. Потом достал еще одну и протянул бушмену. Тот молча взял и прикурил от зажигалки, которую Миндела ловко поднес ему под самый нос.

Мотоциклисты уехали, а потом и толстый полицейский проковылял к двухэтажному флигелю и скрылся в черной тени подъезда. Миндела и бушмен остались одни во всем необъятном гранитном дворе.

Потом и их накрыла тень. Повеяло легкой прохладой. Небо сделалось лилово-красным, а белый камень домов и стены потемнел. Верхушки деревьев над стеной казались вишневыми, как уголья, отгоревшие в закатном огне.

Миндела съел кусочек галеты и выкурил еще одну сигаретку. Бушмена на этот раз не угостил.

Закат быстро отпылал и потух. Где-то закричала сова. В окнах зажглись огни. Густая тьма залила клетку и двор. Бушмен спрятал лицо в коленях и заснул, так и не сказав ни слова. Миндела стал выискивать в разрывах облаков знакомые звезды.

Без звезд нельзя отыскать дорогу ни в пустыне, ни в вельде. Расстояния там обманчивы, а муравейники или одинокие деревья так похожи друг на друга. Только невидимые реки запахов, тайные знаки и звезды могут указать путнику нужную дорогу. Но надо родиться и долго жить в вельде, чтобы научиться распознавать незримые тропы запахов и сверкающие дороги звезд.

Миндела захотел пить. Даже в пустыне он смог бы отыскать и выкопать растущий под землей арбуз, который так чудесно утоляет жажду. Такие арбузы - единственное средство выжить в Калахари. Они бывают горькие и сладкие. Лошади почему-то всегда безошибочно находят сладкие. Сейчас он был бы рад даже горькому, хотя после него долго горит рот.

Он сказал себе, что заснет, и сразу же заснул, как это делают охотники, которым надо с рассветом подстеречь антилопу у водопоя.

– Мирандо! На допрос, - громко сказал кто-то на незнакомом языке.

Миндела понял только, что это его вызывают куда-то. Почему он понял это и что заставило его вскочить на ноги? Вряд ли он смог бы объяснить. Это был зов через подсознание. Других слов просто нет. Люди часто разговаривают с теми, кто снится им ночью. Но они не замечают, что ведут разговор только сами с собой. Молчаливый разговор, когда губы не шевелятся, а мысли сразу вкладываются в мозг.

Мозг - источник всего. Он может создать иллюзию внешнего мира. Спящий человек думает, что живет обычной жизнью. Он не знает, что живет лишь в собственном мозгу. Даже мертвых возвращает на время из небытия человеческий мозг, как вернулась на время к Орфею тень Эвридики.

Кто-то громко сказал что-то на незнакомом языке. Миндела не знал языка, и имя Мирандо ему ничего не говорило. Да и не различил он в чужой речи, что это слово означает чье-то имя. Но незнакомая речь коснулась каких-то извилин его мозга, и он услышал голос внутри себя: «Вставай. Тебя зовут на допрос».

Он прошел вдоль узкого сырого коридора. За спиной грохотали тяжелые шаги конвоя. Что-то звенело и лязгало. А с низкого каменного свода падали холодные гулкие капли. За спиной трещал факел и, шипя, капала на пол смола. А тень впереди то укорачивалась, то вдруг далеко вырывалась и пропадала в неосвещенном сумраке.

Тяжелая рука легла ему на левое плечо. Нажала и толкнула куда-то. Он едва не ударился головой о стрельчатый свод и чуть не свалился с высоких ступеней, уходивших во тьму. Сорок восемь ступеней… Темно-красный свет факела залоснился на чугунной двери. Химерические тени сузились и шарахнулись прочь. Дверь заскрипела, взвизгнула. Опять упала на левое плечо тяжелая рука. Краем глаза увидел он черную замшу перчатки и лиловый перстень поверх замши на безымянном пальце.

А прямо перед ним - облицованное кирпичом подземелье. За бронзовой решеткой, тускло поблескивающей из-под копоти, синеватое пламя. Щипцы, крючья, канаты, блоки, мехи, напоминающие искалеченное туловище какого-то животного.

Он остановился перед столом, покрытым черным бархатом. Серебряное распятие. Человеческий череп и две тонкие высокие свечи по краям. И еще книга. Старинная. Сумасшедшая книга. Страницы ее шелестят и переворачиваются. Словно читает ее кто-то невидимый, словно сама она книга судьбы. И еще протокол, тоже сумасшедший и странный. Невидимое перо заполняет незнакомыми письменами чистый лист. А за черным столом - ничто. Невидимое, непрозрачное ничто. Словно вырвалось все это из неведомого мира, да малость застряло и осталось в непостижимых пространствах и временах. Не проявилось окончательно, как изображение на недодержанном негативе. Но невидимый голос, но голос из дальнего далека беспощадно сказал:

– Dominus vobiscum! [Храни, господи! (латин.)] Вы предстали перед чрезвычайным следствием Святой службы.

И опять он не понял значения чужих слов. И опять они вошли изнутри в его сознание. А по бокам стукнули об пол невидимые алебарды невидимой стражи. Только черная рука с аметистовым перстнем все лежала на его плече. И он боялся обернуться. Боялся увидеть, что рука эта никому не принадлежит…

(Запись в лабораторной тетради: частичное пересечение континуумов, сопровождаемое некоторой интерференцией.)

Но автомобильный клаксон и рев сирены ворвались к нему в уши. Он вскочил и отшатнулся, прикрыв глаза, ослепленный голубоватым светом фар.

Перед клеткой стоял черный «роллс-ройс». Выскочившие откуда-то трое полицейских взяли под козырек. Мотор работал. Фары, включенные на дальний свет, лунными струями прохлестывали клетку. Бушмен, все так же сжавшись, сидел на камнях.

С обеих сторон раскрылись дверцы. Из машины выскочили два юнца в шортах, со значками и аксельбантами молодежной полиции. Бросились к задним дверцам, отворили их, вытянувшись, замерли. Полицейский офицер почтительно помог вылезти пожилому джентльмену в черном котелке и смокинге.

– Восемьдесят восемь! [В латинском алфавите на восьмом месте стоит буква «h». Два «h» означают сокращенное нацистское «Heil Hitler!», 88 - распространенное у расистов ЮАР приветствие.] - сказал джентльмен, поправляя гвоздику в петлице.