Искра соблазна - Беверли Джо - Страница 41

– Топаз, мэм.

Мара нанизала ее на нитку.

– Теперь Хэл, Френсис и Стивен. – Она выбрала гематит для солдат и обернулась к спутницам: – Вы должны выбрать бусины для своих мужей.

– Нет, – возразила Серена. – Тут важно то, какими ты их себе представляешь. Например, я бы никогда не выбрала топаз для Дэра. Хотя, с другой стороны, я ведь не знала его до Ватерлоо.

Мара вновь повернулась к подносу, размышляя над тем, как все это странно – ведь люди считают сегодняшнего Дэра настоящим. Но что тогда реальность?

Она взяла в руки коричневую бусину с зелеными прожилками.

– Яшма, мэм.

– Это для Френсиса, – сказала Мара. – А эта голубая – для Стивена.

– Голубой агат, мэм.

Мара нанизала их с обеих сторон от тех, которые уже были на нитке.

– Как же мне выбрать бусины для остальных? Я же с ними еще не встречалась.

– Значит, придется подождать.

Мара состроила гримасу:

– Я не умею ждать, но, полагаю, мне придется. – Она выбрила еще около двадцати камней. – Наверняка среди них найдутся шесть, которые подойдут. – Она вспомнила и добавила: – Но ведь всего повес было двенадцать.

– Двое уже покинули этот мир, – сказала Серена.

– Роджер Мерридью и Алан Инграм, – вздохнула Мара. – Они тоже должны быть здесь представлены. – Мара автоматически посмотрела на агатовые бусины, подходящие для траура, но тут же покачала головой. – Жемчуг, – сказала она продавцу. – Мне нужны две жемчужины такого же размера. И я помещу их ровно посередине.

– Мара, – пробормотала Дженси, – они столько стоят…

– Но это нужно сделать.

– Я их никогда не видела, – проговорила Лаура, – но Стивен рассказывал мне о них. Просто ужасно, что так много людей погибли в столь юном возрасте из-за Наполеона.

– Когда повесы услышали обо всех, погибших на Ватерлоо, они, разумеется, тут же решили, что Дэр – один из них, и Николас произнес тост. Френсис записал его, и сейчас эти слова выгравированы на табличке в нашей церкви в Миддлторпе в память обо всех, пострадавших от войны. «За всех погибших, пусть они остаются вечно молодыми в раю. За всех раненых, пусть у них хватит силы, и да исцелятся их раны. За всех потерявших близких в этой бойне, пусть они вновь обретут радость жизни. И мы молим Бога, чтобы в один прекрасный день этой войне пришел конец».

Мара наблюдала за тем, как продавец складывает ее покупки в шелковые мешочки.

Аминь, подумала она. Но для всех них настоящий конец войны наступит, когда Дэр полностью излечится.

Вернувшись домой, Мара послала лакея узнать, не могла бы она поговорить с мистером Фенгом, но он вернулся и сказал, что китаец сейчас занят. Поэтому Мара легла вздремнуть – довольно необычный для нее поступок, который опять перепугал Рут.

На ужин в дом лорда Миддлторпа на Хертфорд-стрит она приехала отдохнувшая, но чувства ее были в смятении. Еще совсем недавно перспектива побывать на собрании повес несказанно взволновала бы ее, сейчас же оно вовсе не казалось ей таким уж важным.

Она пообещала Саймону, что не будет объявлять о помолвке, пока она и Дэр не поговорят с ее отцом. Дэр же не хотел, чтобы об этом стало известно, пока он не избавился от опиумной зависимости. Но Мара не была уверена, что сможет сдерживать свои чувства.

Когда они вошли в дом, Дэр был невозмутим, но она знала, что на самом деле это не так. Ее даже пугало то, с какой интенсивностью она чувствовала все эмоции, которые он пытался скрыть. Ей хотелось взять его за руку, но приходилось довольствоваться только тем, что она была его партнершей на этот вечер супружеских пар.

Ее представили Майлзу и Фелисити Кавана, ирландской паре, и лорду и леди Черрингтон.

Майлз и Фелисити были такими жизнерадостными, что Мара сразу прониклась к ним самыми теплыми чувствами. Он принадлежал к рыжеволосым ирландцам, а она – к типу, называемому «черный ирландец» из-за иссиня-черного цвета волос. Говорили, что это наследство от команды корабля Армады, потерпевшего крушение на побережье Ирландии.

Черрингтоны были совершенно другие. У Леандра, истинного дипломата, были прилизанные темные волосы, и Мара засомневалась, что будет когда-либо называть его по имени. Увидев его, она почувствовала тревожное желание сделать реверанс.

Его пухленькая жена леди Черрингтон была вдовой известного поэта, Себастьяна Росситера, а следовательно, его «ангельской невестой»: «Как нежный облик милой сладок и в сумерках тих шаг ее. Как фея хрупкая порхая, вспорхнула Джудит…»

Фея? Хрупкая? Розовощекая Джудит напоминала Маре практических сельских леди, таких, как ее мать. Она никогда не понимала метафоры поэтов.

Жена щегольского герцога Сент-Рейвена была еще одним сюрпризом. Крессида Сент-Рейвен оказалась сдержанной молодой дамой со спокойными серыми глазами. Было заметно, что муж во всем прислушивается к ней, хотя Сент-Рейвен не был похож на человека, которого можно укротить.

Затем она познакомилась с королем повес. Несмотря на подобающий случаю вечерний элегантный костюм, Николас Делейни умудрялся выглядеть так, будто одет в самую будничную одежду.

– Знаменитая леди Мара, – сказал он.

– Знаменитая? – спросила заинтригованная Мара.

– Из-за волос.

Она нервно прикоснулась к своей прическе.

– Благословение и проклятие. – Она попыталась найти другую тему для разговора. – Ваша жена с вами, мистер Делейни?

– А как же иначе? Она наверху, кормит ребенка. О детях можно было говорить без опаски.

– Сколько ему лет, и это мальчик или девочка?

– Два месяца, мальчик, Френсис. Ему следовало бы остаться дома. Лондон грязен, причем и с психологической точки зрения, но Хэлу и Бланш нужна помощь.

А Дэру? Но прежде чем Мара раздумывала, стоит ли обсуждать Дэра с этим человеком, их перебил лорд Миддлторп:

– Мара, я должен пожаловаться.

Она повернулась к нему:

– Но что я сделала?

– Я так понимаю, что ты подбираешь всем нам бусины, и я стал какой-то скучной яшмой.

Несмотря на веселые искорки в его глазах, она смущенно потупилась. Она выбрала этот камень, потому что лорд Миддлторп казался таким надежным.

– Я могла бы выбрать что-нибудь другое…

– Не надо его баловать, – сказал Николас. – Очень интересно, а я? Какой я камень?

– У меня еще не было времени решить. – Мара повернулась к Стивену, жалея, что вообще ей пришла в голову эта идея: – Для вас, сэр, я выбрала голубой агат. Надеюсь, вы не разочарованы?

– Думаю, это идеальный выбор, – сказала Лаура.

Ее муж улыбнулся ей:

– Тогда я закажу тебе ожерелье из него.

– Как хорошо, что Мара не выбрала сапфир, – заметил Николас. – Кому еще ты подобрала камни?

– Саймон – это гранат, а Дэр – топаз. – Она старалась не смотреть на Дэра и быстро повернулась к легкомысленному ирландцу: – Это будет не слишком банальным, если я выберу для вас зеленый топаз, Майлз?

– Банально это или нет, но я горжусь тем, что я ирландец!

– А я? – спросил лорд Черрингтон.

Мара быстро ответила, удивленная тем, что ей так неприятно быть в центре внимания:

– Малахит.

Он рассмеялся:

– Великолепный выбор! Царь подарил моему отцу стол, сделанный из малахитовой глыбы. Это великая честь. Русские дворяне ценят такие подарки больше золота.

– А какая бусина для графа? – спросил Сент-Рейвен.

Но Николас сказал:

– Только для повес. Нас было двенадцать, двенадцать и останется.

– А как же жена? Жены – полноправные повесы, помнишь? – Это сказала женщина с каштановыми волосами, которая вошла и взяла Николаса под руку.

Он радостно улыбнулся ей:

– Это точно.

Связь между ними была ощутима и казалась одновременно глубокой и ненавязчивой. Мара стала еще лучше к нему относиться.

– Вход в ваше общество только по браку? – Сент-Рейвен печально посмотрел на свою жену. – Значит, нам придется развестись, дорогая.

Крессида Сент-Рейвен улыбнулась:

– Я не боюсь, сэр. На ком вы тогда женитесь, чтобы добиться принятия в это общество?