Как закалялась жесть - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 51

Елена обманывала себя. На самом деле вовсе не деловые мотивы управляли ее выбором, а исключительно личные. Просто ей хотелось совместить грязную работу хоть с чем-то приятным. Просто у нее душа горела на этого подлеца.

И вот именно когда Вадим со Стрептоцидом переправляли Сергея в потрошильню, позвонил Неживой.

— Я вовремя? — энергично спросил он.

— Вы всегда вовремя, — ответила Елена.

Ее ладонь, сжимавшая мобильник, моментально вспотела.

— Очень хорошо ты сказала, очень правильно! Я ведь знал, что вы там еще не спите.

— Из-за того, что свет везде горит?

— Зачем так сложно? Просто — знал, и все. Я вдруг подумал: а не позвонить ли мне моим дорогим женщинам, тем более, что они не спят. Правда, это хорошая мысль?

— Правда.

— Я ведь умный человек?

— Умный.

— Как твои дела?

— Мать пока еще не может с вами поговорить.

— Так я не ей звоню! Зачем мне ей звонить, если она не может говорить? Обрати внимание, я тебе звоню.

У Елены вспотело ухо. Догадывается про мать? — подумала она. Или точно знает? Но откуда? Ах, да, Борька мог успеть донести… а про Сергея — наверняка успел…

— Ну, так что у нас с делами? — нажал Виктор Антонович. — Помощь нужна?

— Спасибо, пока нет.

— Тогда докладываю: первая половина заказа уже в воздухе. Со второй половиной не будет сюрпризов?

Елена посмотрела на лежащее под лампой тело, которое мальчики уже освобождали от одежды. Сергей Лю казался синим. Он медитировал на потолке, подавая пример истинно йоговской отрешенности от всех и всяких сюрпризов.

— С заказом-то порядок, но…

— Та-ак! — загорелся Неживой. — И?

Она помолчала.

— Ты говори, говори.

— Я просто хотела спросить…

— Ну так спрашивай. Чего тянуть коня за член.

«Коня за член»? На мгновение перед мысленным взором Елены встала картинка, виденная давеча в палате: голый Виктор Антонович демонстрирует себя и свои титанические гениталии. Да уж, за такую дойку недурно бы потянуть… Она непроизвольно хмыкнула.

— Услышала новое слово, — проницательно заметил собеседник.

Продолжать или нет? — подумала она. Заданный ею вопрос будет означать, что в отношениях с этим человеком пройдена некая грань, что он одержал маленькую победу… с другой стороны — какого черта?! Она рассердилась. Помощь ей и вправду нужна. Тем более, высокий покровитель торжественно обделался, а Неживой и так в курсе всего…

— Виктор Антонович, как в Москве с Триадами? — решилась она.

— С какими Триадами? Это китайские бандюки, что ли?

— Ну да.

— С ними в Москве хорошо. Могу познакомить с парочкой великих драконов. Или ты по другой причине интересуешься?

— Как они действуют?

— Спросила! — Неживой отрывисто хохотнул. — Милые детские вопросы! А взрослым дядям отвечать, да еще по телефону… Они действуют как бандюки, как же иначе. Хотя, настоящие Триады — совершенно свой мир. Чужих не трясут, по крайней мере, не трясли до последнего времени. Они трясут только своих — китайцев, вьетнамцев, корейцев и тэ-дэ.

— Точно — только своих?

— Что ты вокруг да около? В твоем возрасте, девочка, еще разрешается спрашивать напрямую. Конечно, во всем бывают неприятные исключения, тем более, в мире криминала. Например, если слуга, пользуясь многолетней дружбой с хозяйкой, затевает какие-то свои комбинации… ты ведь об этом?

— Ну…

— Утри слюну. Серьезные китайцы, которых ты называешь Триадами, побоялись бы вас беспокоить, поверь мне. Слишком высокие фигуры в ваших делах замешаны. Зачем входить в конфликт с властью в стране, где им спокойно и уютно, пока уютно. Хотя, вы и вправду лакомый кусочек, ох, лакомый… — на том конце, похоже, облизнулись.

— А что же он тогда…

— «Он», — передразнил Неживой. — Я объясню. Подготовить почву, взять бизнес под контроль, положить все это к ногам боссов в готовом виде — и одним махом взлететь на несколько ступенек. Достойная цель для урожденного ничтожества… Лично мне жаль вашего повара. Потому что нет человека — нет проблемы, ты согласна?

— Сог… согласна.

— Теперь ты знаешь, что делать?

— Да.

— Рука не затрясется?

— Нет.

— Как там у вас, у молодежи, говорится… не парься, вот!

— Постараюсь.

— Ты не стесняйся, звони. Мои уши всегда для тебя открыты.

…После того, как разговор был закончен, руки у Елены долго тряслись. Минут пять, не меньше.

Запустив мясорубку и закинув в нее отсортированные фрагменты, он жизнерадостно провозглашает:

— Была окрошка, будет фарш!

Другую часть утилизата бросает в чан. Третью, самую маленькую, сложенную в тазик, уносит в «горницу» (деликатесы, вероятно). А я, как могу, развлекаю его светской беседой; ибо пока воздух согревают слова — крюк в морозильнике стынет в одиночестве.

Интересуюсь: если со Второго спускают труп целиком, что делать истопнику? Он пожимает плечами: рубить окрошку самолично, что же еще (показывает мне ампутационный нож)… Понравились ли ему ночные прогулки? А то! Хорошо, но мало. Что-то Борька больше не появляется. Жаль, если паренька за жабры взяли… Это ведь он, Борька, рассказал про аппетитного, еще не тронутого новичка в палате. Мент?! Да что ты говоришь! (Крамской дурашливо ужасается.) Ну, коли мент, так надобно выпить за это дело. И закусить.

Хозяин подвала откупоривает очередную бутылку, выдувает сразу половину, орошая вином бороду и волосатую грудь. Включает телевизор, мнет в лапах пультик, переключая каналы. Ночное TV крикливо и однообразно. Он смотрит некоторое время на двух мужиков, переодетых бабами и поющих про большую чистую любовь, и с отвращением комментирует:

— Голубой огонек на голубом экране.

Потом вытаскивает из плиты сковородку с холодными отбивными…

Вот и сковородка на свет появилась.

Я едва сдерживаюсь, чтобы снова не блевануть.

— Зачем новичка убил, спрашиваешь? — говорит он мне. — Да потому что надоело дрянь жрать! Знал, что тело мне отдадут, куда денутся. А то после ихних ампутаций не мясо получается, а черт знает что. У пациентов — постоянные стрессы и шоки, а в тканях из-за этого — осколки молекул стресс-реакций, дериваты… мочевая кислота, тьфу! Вкус дичи, малыш, ни с чем не сравнить… Попробуешь?

Я непроизвольно отшатываюсь. Он усмехается: неволить, мол, не буду, — и приступает к своей незамысловатой трапезе… Зря отказался, произносит людоед с набитым ртом. Это только по первому разу рефлексы бунтуют. Первый шаг — он трудный самый, как в песне. А потом втягиваешься, да так, что за уши не оттянуть. Известный науке факт: стоит только вкусить человечинки, — и все, ты наш, ты в касте. Потому что никакое другое мясо тебя уже не удовлетворит, сколько с собою не борись…

Его философские экзерсисы не смущают ни ум мой, ни чувства. Мысль моя ищет ответ на главный вопрос бытия: как выжить?

Когда Крамской извлекает из тазика глаза Бориса Борисовича и подмигивает мне: «Десерт!», — я отворачиваюсь.

Не грохнуться бы в обморок…

Чужеземцы как думают про китайцев? Китайцы существуют для того, чтобы сделать их жизнь более удобной — вот как. И в русском Харбине — полвека подряд, — пришельцы с севера именно так и думали. Китайцу всегда можно было сказать «цюйба», то есть пошел вон, а русскому — нельзя. Дед много чего порассказывал маленькому Се-эру… Так что больше всего в России ему нравилось то потрясающее обстоятельство, что здесь в китайских ресторанах уборщиками никогда не работали китайцы. Только местные. Русские.

И вот нынешней ночью ему все-таки сказали «цюйба»…

Нет, он еще возьмет свое! Он преподнесет этот мясной комбинат в подарок господину Ше Хуану, Желтому Змею! После чего сам станет господином. Бесправная тень обретет плоть…

Мечта.

Ведь ему уже сказали «пошел вон». Сказали-таки, большеносые уроды.

Значит, время идти. Мечта разбилась, как ваза в будуаре.

Мощеная ослепительно-белым камнем дорога вьется среди зеленых сопок, приглашая воина в путь…