Как закалялась жесть - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 38

— А если не доверяешь, пошел отсюда на хер. Не ломай кайф, мудила нудный. Нудила мутный…

Молчаливая борьба между страхом и алчностью опять исказила лицо мужчины. Впрочем, длилось это лишь миг.

— Хорошо, — решился он. — Отравимся вместе.

Храбрился, чудак.

— Сиди, я все сделаю, — произнесла Елена с нежностью.

Она самолично обработала его ноздри порошком — чтоб наверняка и без сюрпризов.

Результата ждали, взявшись за руки. Спустя несколько минут Борис Борисович внезапно замер — с опущенными веками. Тут же раскрыл — нет, распахнул глаза и с изумлением оповестил окружающий его мир:

— Я не понимаю! А где прямые углы?

Зрачки в его глазах играли, выплясывая бешеный танец.

— Фантастика! — прошептал он. — Радуга — во всю глубину!

Это был «приход»…

Елена села по-турецки, поджав ноги, и натянула на плечи одеяло.

Устала. Так мало сделано, столько еще предстоит, а уже устала… Кусок дерьма, уткнувшийся ей в живот, восторженно изрек:

— Влагалище — это мировой океан! И наоборот! Ух, ты! Если падать, то в бесконечность! Марианская впадина…

— Я держу тебя, — отозвалась Елена и зевнула.

— Спасибо, леди. Солнечные блики играют на «барашках» волн. Какие очаровательные бирюзовые кудряшки! Я так и знал, что ты красишься. Надо быстрее. Осторожно, Ленка, двери комкаются. Придержи створки.

— Мои двери открыты только для тебя.

— Ух, ты! Урология — моя слабость. Тайная любовь. Урология — это катетеризация всей страны! Ленин сказал!

Она оторвала от себя Бориса Борисыча и уложила его, не обращая ровно никакого внимания на стоящий колом член. Наступало то, ради чего вся эта интрига с кетамином была затеяна.

Допрос под «дурью».

Проверочка…

Кетамин развязывает языки, вызывает неконтролируемое словоизвержение. И если направить речевое возбуждение в нужную сторону, встроившись в чужие глюки, можно узнать все, что человек скрывает. Впрочем, если ты сам в этот момент под действием наркотика, то ничего из речей своего партнера не запомнишь. Вот почему Елена организовала подлый обман. Вовсе не выпаренным кетамином она намазала себе ноздри, а простой содой, которую заблаговременно насыпала в пудреницу возле зеркала. Макнула в ложку средний палец, а в нос сунула указательный. Древняя детская «наколка». Борис Борисыч, к счастью, попался.

— Полетели, — сказала она.

— Куда? — с готовностью дернулся он.

Она взяла его руку в свою.

— Держись за меня.

— Летим синхронно?

— Само собой… Москву видишь?

— Где? Подожди… О! Какая палитра, какие мазки.

— Давай на улицу Амундсена.

— А где это?

— Что, никогда не был?

— Там наши враги? Мой меч к твоим услугам, — гувернер взялся свободною рукою за член. — Смотри, я прокалываю галактику… планета за планетой… ты сними доспехи, это, право, лишнее…

Он принялся ожесточенно онанировать. Елена, скривившись, прикрыла его куском простыни.

— Пространство искажается, Борька. Летим к тебе домой. Надо срочно забрать то, что ты прячешь.

Он ахнул.

— Опять искажается?

— Комкается.

— Я прячу их не дома, я закопал это в горшок с пальмой.

— Пальма, которая в гостиной?

— Там.

— Тогда летим в гостиную.

— Сквозь стены?

— Прорубайся мечом.

— Ура!

— Если окропить землю в кадке твоим семенем, тайник даст побеги.

— Даст побеги? — мужчина вдруг поежился. Даже прекратил на некоторое время двигать под одеялом рукой. — Нельзя! Виктор Антоныч запретил мне делать новые копии ключей.

«Виктор Антоныч»? Елена напряглась.

— А мы ему не скажем. Как он узнает?

— А как он узнал про дачу под Саратовом?! — Борис Борисович сильно разволновался. — А про ваш милый особнячок?! Про подвал, где вы держите ваше чудовище…

— Чего-чего? — Елена остолбенела.

Вот это было круто. Ох, как круто!

Времени оставалось немного, минут пять-восемь. Пора было браться за дело всерьез.

— Борька, ты вырастаешь. Ты колоссален, как Гулливер в стране лилипутов. Ты раздавишь любое чудовище, — сказала Елена, чтобы человек успокоился; и тот успокоился. — Твоя башня выше Останкинской, но мой океан поглощает ее, — она уселась на него верхом, поглаживая тряпичный холм перед собой. — Мы с тобой — одно целое, у нас одна голова и один мозг. Мы закрываем солнце, и наступает ночь. В доме все спят…

…Когда, уже на исходе дозы, Борис Борисович бурно кончил под простыней, картина его предательства в целом была ясна.

Едва Елена оделась, позвонил Виктор Антонович Неживой.

Как по заказу. Елена даже вздрогнула, услышав в своей мобиле его голос.

— У тебя с кишечником все в порядке? — энергично спросил он.

— А что?

— При пониженной кислотности бывают запоры, особенно у девочек. У тебя ведь пониженная кислотность?

— Запоры бывают и при пониженной, и при повышенной кислотности, — ровным голосом ответила Елена. — И у мальчиков тоже.

— Ну да, ну да. Я же не врач, это вы там врачи… А понос тебя пока не беспокоит?

— Почему «пока»?

— Ураганный стресс часто сопровождается непроизвольной дефекацией. Называется «медвежья болезнь».

— А-а, понятно. Подождите, трусики проверю… Нет, чистые.

Неживой деланно засмеялся. Елена добавила:

— Понос еще бывает словесный. У людей, которым нечего сказать.

Теперь он засмеялся по-настоящему:

— О, хорошая шутка! Но я ведь тоже хорошо пошутил, правда?

— Правда.

— Нет, правда — правда?

— Обалдено пошутили.

— Тут новый заказ наклюнулся, а твоя мать не берет трубку, — сказал Неживой без перехода.

— Мама сейчас не может говорить.

— Ну ты же взрослая, сама справишься.

— С чем?

— Да хотя бы с этим разговором. Новый заказ — это огромный объем, таких объемов, девочки, у вас еще не было. А также новый посредник. И все это крайне срочно, потому что спецрейс вот-вот улетит в Великобританию.

— Вы посылаете «игрушки» самолетом?

— Разумеется. С дипломатической почтой.

Елена помолчала.

— Давайте не по телефону, — предложила она.

Он изумился:

— Что, кто-то прослушивает? Так это я сам и слушаю. Мобильные телефоны — лучшие друзья контрразведки. А капитализм, к вашему сведению, это контрразведка плюс мобилизация всей страны. Мобилизация — значит покупка населением мобильных телефонов. Ленин сказал!

Елена сглотнула и непроизвольно посмотрела на слабо шевелящегося гувернера. Ленин, блин, ему сказал… Совпадение? Случайно ли Неживой позвонил ИМЕННО СЕЙЧАС?!

На эту тему не хотелось думать, особенно после того, что выдал под кайфом Борис Борисович. Особенно если вспомнить, какой рыбак наживил пухлого аспиранта на свой крючок.

— Кстати, я хороший человек? — вдруг спросил собеседник — с живейшим интересом.

Ну и вопрос!

Может ли Неживой спрашивать с живейшим интересом? Еще как может! И попробуй ему не ответь…

— Так я хороший человек? — повторил он нетерпеливо.

— Хороший, — выдавила Елена.

— Ответ правильный… Мой посредник явится за первой порцией заказов сегодня, ближе к вечеру. Предварительно позвонит, скажет, от меня. Значит, ты сейчас берешь бумажку и ручку — или включаешь в телефоне диктофон, как угодно, — и записываешь… Не молчи. Готова?

— Готова.

— Список заказов такой…

Что же ему от нас надо, думала Елена, притиснув сжатые кулаки к разгоряченному лицу. Что за гадская интрига?

Вообще, сколько всего навалилось — разом и скопом… Мать спятила, это определенно. Повар со своими «жучками» — то ли компромат копил, то ли готовил товар на продажу. Борис Борисович исправно «стучал» Неживому …

Да, да и да! Теми гнусностями, которые натворил в последние дни «гувернер», управлял ни кто иной, как Виктор Антонович, полковник чего-то там секретного-специального. Подробности Елена не смогла вытащить из одурманенного мозга, но главное поняла: ее домашний учитель плясал на ниточках этого жуткого мужика. Скорее всего, не по своей воле, но разве от этого легче? Борис Борисович оказался марионеткой. Куклой с холеными ногтями. Жадным трусом… Причем, он ведь не только «стучал» Неживому, все не так примитивно! Умудрился изготовить копии ключей от Нулевого этажа, и когда темный полковник дал ему отмашку — воспользовался этими ключами. Пробрался ночью к подвалу и выпустил на волю то поганое животное, которое длит там свои дни. Выпустил — потом впустил обратно и запер дверь, как было. Один раз, второй… Ни мать, ни Елена и помыслить не могли, что такое возможно…