Програмерзость - Фостер Алан Дин - Страница 4

Как только они выкатились из Кецаля, проехав под индукционной челночной станцией номер восемьдесят пять с ее непрозрачными поглощающими солнечную энергию стенками и терпеливо ждущими транспорта пассажирами, мрачные громады торгово-промышленного округа сменились архитектурной пышностью кодо-коплексов и закрытых торговых предприятий. Покрытые пленкой разнообразных полимеров, поглощающих солнечную энергию, эти пастельные здания подымали настроение своей гаммой цветов после утилитарной мрачности Кецаля. «Студеное кафе» располагалось в конце одного такого пешеходного коплекса, перед гаражом и зарядно-заправочной станцией. У последней стояло только две машины, дозаправлявшие за ночь свои аккумуляторы.

Выруливая на пустующее пространство для парковки, Хаяки объезжал парочки и семьи. Пешеходов на улице попадалось больше обычного: народ торопился насладиться принесенной дождем ночной прохладой. Завтра, когда солнце вновь утвердит свое вечное господство над этой иссохшей частью света, все исчезнут в домах. Одна парочка чуть не налетела на Хаяки, когда двое полицейских приблизились ко входу в кафе. Глаза у обоих так и расширились, когда они охватили взглядом всю его массу. Сержант поспешил успокоить их одной из своих широких блаженных улыбок. Благодарная парочка проплелась мимо, двигаясь зигзагами более-менее в сторону ближайшего входа в торговую галерею.

Коллег окутал порыв более прохладного воздуха, когда дверь в заведение просканировала их лица. Не найдя в них соответствия каким-либо известным или подозреваемым антиобам, дверь разрешила им войти.

Карденас любил «Студеное». Это кафе с аляскинским декором в духе ретро-2040-х, мягким освещением и смешанным бразильско-севамериканским меню напоминало о добрых временах его молодости. Хотя женат он был всего раз, в те дни несколько девушек назначали ему свидания. Начинались отношения зачастую хорошо, да только заканчивались шоком и настороженностью, когда его партнерши выясняли, что он интуит. И объяснения, что мыслей он читать не умел, а всего лишь применял высокоспециализированную полицейскую подготовку, к которой у него обнаружилась особая предрасположенность, как-то мало укрепляли уверенность женщин в способности к финтам и уколам.

— Ты знаешь, что я думаю! — постоянно восклицали они.

— Да не знаю я, — неизменно возражал он. — Интуиты не умеют читать мысли.

— Но ты можешь предсказать все мои действия и все, сказанное мной. По тому, как я смотрю на тебя, по модуляции каждого изданного мной слога, по тому как я держу левую руку, то тому как я… — Примерно на этом они и замолкали, провозгласив напоследок: — Ты ведь знал, что я скажу все это, не так ли?

И без толку было заявлять о своей невиновности. Большинство женщин было убеждено, что свидание с интуитом равнозначно попытке прорваться с разбегу сквозь первую линию защиты московского «Динамо»: девушку попросту переиграют, прежде чем она сможет толком начать игру.

Правда, размышлял Карденас, когда они с Хаяки расположились в пустующей кабинке, одинокую жизнь вело большинство полицейских.

Витализируясь перед ним, меню вежливо спросило, не хочет ли он аннулировать аудио и спокойно прочесть, какие фирменные блюда предлагает заведение. Правильно приняв отсутствие ответа Карденаса за разрешение продолжать, оно принялось перечислять особые ночные. Втиснувшись за столик на противоположной стороне кабинки, Хаяки раздумывал, заказать ли тамбаки с чипсами или фежоаду с барбекю из капибары[5].

Вскоре после того, как заказы обоих передали на кухню, появилась официантка с кофе «кеоки» для Карденаса и двойным «эспрессо» и молочным коктейлем для сержанта. Горячий и холодный для худощавого и массивного, размышлял инспектор, взирая полусонным взглядом на подымавшийся над чашкой парок. Путаница с отождествлением недавно попавшегося им трупа сталкивалась в его мыслях со странной реакцией жены-не-жены покойного. Тут и интуитом быть не нужно, и так понятно, что со смертью этого чистяка связано нечто большее, чем обычное ограбление-и-раскулачивание. Это дело быстро превращалось в самое натуральное безумие, невменяемость, напряжение мозгов, бред. Карденас такого не любил. Ему, как и большинству полицейских, нравилось, когда все складывалось прямо и просто. Четко и ясно уже на месте преступления. Лучше б сканирование покойного чистяка вообще не дало никакой идентификации, вместо того чтоб выдавать двойную.

Мелкая шайка нинлоков появилась раньше, чем заказанные блюда. Они вразвалочку миновали протестующую дверь, шедший впереди долговязый чифладо хлестнул ее спиннером, идент которого перекрутили так, что он теперь не информировал, а отражал. За чингаруном амбулала группа негов и позок, хотя определить с первого взгляда, кто из них кто, было трудновато. Хаяки оглянулся через плечо, крякнул и помечтал, чтобы им поскорее принесли заказ из впавшей в спячку кухни.

Хавку на подносе официантка доставила к другому столику. Один/одна из нинов, неопределимого пола, просвиристел/а ей, сопровождая свист неприличным призраком, сочащимся из губограммируемого стимстика у него/нее во рту. Душистая дымовая скульптура окутала не желающую такого украшения официантку, клубы бледной непристойности пристали к ней, словно клейкий воздух. Ей пришлось отгонять клочья, размахивая руками. Смеясь над ее стараниями сохранить достоинство, нины выгнали парочку студентов из-за особенно удачно расположенного столика. Совершенно запуганная молодая парочка уступила его без звука. Рассовав по карманам свои светящиеся виты, они поспешно выбежали из ресторана.

Один из негов грубо схватил спешащую мимо девушку за зад. Хаяки начал было подыматься, но Карденас сделал ему знак сесть. Нег подержал перепуганную студентку несколько секунд, прежде чем отпустить ее. Инспектор знал, что он отпустит. Этот антиоб выкаблучивал такую серию явных движений, какую мог сынтуитить даже новичок.

Когда им принесли заказ, полицейские молча принялись за еду. Как и все прочие в кафе, они не обращали внимания на шумные и грубые выходки шайки. Коллективное хамство пока не являлось федеральным преступлением. Но создаваемая нинлоками какофония никак не успокаивала и без того смятенных мыслей Карденаса и не улучшала его пищеварения.

Почему та женщина не желала назвать им свое имя? Ведь она должна была прекрасно понимать, они и сами могли вскоре его узнать, и обязательно узнают. Почему она не признавалась, по крайней мере, в сожительстве с Джорджем Андерсоном? Или с Уэйном Бруммелем?

— Йолаолла! Си — ты — ты, с мерзкими усами. Который сидит вон там напротив эль гордо.

Не обращая внимание на это вмешательство, Хаяки продолжал доедать жареную рыбу. Да и все равно данный якк адресовался не ему, а Карденасу.

Инспектор оторвался от мяса бизона с яйцами. Вечно скорбные глаза смерили взглядом нагловатого нега. Метящий в чингаруны не достиг еще и двадцати лет, сплошное нахальство и бахвальство. Сколько ж он перевидал ребят вроде этого парня, занятых сжиганием своих душ словно спички? Время было позднее, он устал и проголодался и был не в настроении нянчиться со всяким отребьем. Он мог предоставить разобраться с ним Хаяки, но ведь всегда существовала надежда. Надежда, что небольшой урок зародит намек на понимание. Там, где это возможно, слова всегда бывали действенней ареста. В тюрьме-то ведь ребята обычно не склонны говорить с другими ребятами о ребячестве.

— Не делай этого. — Тон его был, как всегда, спокойным, но твердым. Возможно, сейчас чуть тверже, чем когда он заказывал ужин внимательному меню.

Подобного ответа нинлоко не ожидал. Это было заметно по быстрому взгляду, который он метнул на своих замерших в ожидании коллег.

— Кай-е, хомбер, нечего говорить ерунду. Якк здесь толкаю я.

Взяв нож и вилку, Карденас вернулся к еде.

— Просто не делай этого.

Наморщив лоб, нег подался к нему.

— Ты что, не слышал меня, хомбер? Просто смеха ради, чего такого «этого» ты не советуешь мне делать? — И выдал знающую ухмылку своим спутникам, а те улыбнулись остроумию своего заводилы.