Сотрудник иностранного отдела НКВД - Горохов Александр Викторович - Страница 12

• Вешание жертв за внутренности.

• Вкладывание в вагину или анальное отверстие стеклянной бутылки и её разбивание.

• Разрезание живота и высыпание вовнутрь кормовой муки для голодных свиней, которые этот корм вырывали вместе с кишками и другими внутренностями.

• Отрубание топором, отрезание ножом, отпиливание пилой рук, ног, пальцев на руках и ногах.

• Прижигание внутренней стороны ладони на горячей плите угольной кухни.

• Перепиливание туловища пилой.

• Посыпание связанных ног раскалённым углём.

• Прибивание гвоздями рук к столу, а стоп к полу.

• Разрубание топором целого туловища на части.

• Прибивание ножом к столу языка маленького ребёнка, который позже висел на нём.

• Разрезание ребёнка ножом на куски.

• Прибивание маленького ребёнка штыком к столу.

• Вешание ребёнка мужского пола за гениталии на дверной ручке.

• Выбивание суставов ног и рук ребёнка.

• Бросание ребёнка в пламя огня горящего здания.

• Разбивание головки младенца, взяв его за ножки и ударив о стену или печь.

• Посадка ребёнка на кол.

• Подвешивание на дереве женщины вверх ногами и издевательство над ней – отрезание груди и языка, рассечение живота, выкалывание глаз, а также отрезание ножами кусков тела.

• Прибивание маленького ребёнка гвоздями к двери.

• Вешание на дереве ногами вверх и опаливание головы снизу огнём зажжённого под головой костра.

• Утапливание детей и взрослых в колодце и забрасывание жертвы камнями.

• Вбивание кола в живот.

• Привязывание человека к дереву и стрельба в него как по мишени.

• Волочение по улице тела при помощи верёвки, затянутой на шее.

• Привязывание ног и рук женщины к двум деревьям, и разрезание живота от промежности до груди.

• Волочение по земле матери с тремя детьми, связанных друг с другом.

• Стягивание колючей проволокой одной или нескольких жертв, каждые несколько часов поливание жертвы холодной водой с целью прихода в себя и ощущения боли.

• Закапывание в землю живьём по шею и срезание позже головы косой.

• Разрывание туловища пополам при помощи лошадей.

• Разрывание туловища пополам привязыванием жертвы к двум пригнутым деревьям и в последующем их освобождением.

• Поджигание жертвы, облитой керосином.

• Обкладывание вокруг жертвы снопами соломы и их поджигание (факел Нерона).

• Насаживание младенца на вилы и выбрасывание его в пламя костра.

• Вешание на колючей проволоке.

• Сдирание с тела кожи и заливание раны чернилами или кипящей водой.

• Прибивание рук к порогу жилища.

Все описанные зверства подтверждались фотографиями, а возможно наоборот – задокументированны именно описанием фотографий.

Таких документов в папке, которую тогда для ознакомления передал полковник СМЕРША Зинаиде, было много. Слишком много. Они датировались разными числами, были из других мест, от других сотрудников и других руководителей.

Подвергались пыткам и украинцы из восточных районов, и русские, и чехи, и чудом уцелевшие евреи.

Нормальный человек спокойно не мог читать, а эти изверги делали, смеялись, веселились. Когда уставали, ложились спать, а выспавшись, снова продолжали издеваться и пытать безвинных и младенцев. Нанизывали на проволоку связки из нескольких детей, называли это «венками» и развешивали на деревьях. Часто подписывали: «Вот путь к независимой Украине».

А какие же у этих нелюдей были жены и матери? Зинаида читала их допросы. Многие говорили примерно так:

– Несчастные наши мужчины, нам их было так жалко. Они уставали неимоверно. Мы их кормили, укладывали спать, а потом они снова принимались за свою тяжелую работу.

Что на это может сказать нормальный человек?

А эти «сострадающие» своим мужьям жены, потом рожали детей, у тех появлялись внуки, как теперь оказывается, такие же нелюди, как их отцы и деды.

Зачем они это делали?

Должно быть, чтобы на этих землях кроме них, западных украинцев, никого не осталось. Чтобы остальные в ужасе бежали и чтобы у них даже мысли приближаться к этой земле никогда не возникало. Хотели запугать, посеять страх и ужас у остальных, на века. А потом, здесь, на чужой крови и пепелище, построить свое счастье.

Зина читала оставленные начальником материалы и понимала, почему он налил ей в стакан воды, а потом не удержался и сам его выпил. Понимала, почему он, казалось все повидавший в жизни, мужик, ушел из кабинета пошатываясь, а в дверях наорал на ней и заявил, что никогда больше не пустит ни на какие задания, а заставит заниматься только бумажками.

Вскоре он поручил ей обобщить имеющиеся материалы по деятельности и преступлениям в ближайших районах организации украинских националистов (ОУН) и украинской повстанческой армии (УПА). Она получила доступ к докладным запискам, отчетам, фотографиям и многим другим документам. Знакомилась и приходила в ужас. Люди так не могли поступать. Это были не люди. Это были звери.

Зинаида представляла себя на месте их жертв. Так могло случиться и в ту, первую и в другие поездки, к которым она готовилась лучше, чем к первой, уже имела маленький опыт, но не была застрахована от провала. Никто не мог поручиться, что кто-то из этих зверей не учует в ней засланного врага, не заметит какую-нибудь ниточку или пуговку, пришитую не так, не унюхает запаха советского ружейного масла или советской еды и не начнет выматывать признание. Долго, с любовью к садизму и мучительству. А как эти изверги мучили людей, она начиталась до такого состояния, что после первого дня работы у неё появилась седина.

– Несчастная, несчастная Наталка! – Зинаида часто её вспоминала. Она не хотела верить, что та мучилась. Надеялась, что умерла быстро.

Потом узнала подробности у своего начальника. Тот рассказал, как на допросе один из бандитов признался, что когда они подошли к её дому, Наталка видимо догадалась, зачем и подорвала себя и двоих бандитов гранатой. Остальные зверствовали уже над мертвой.

Услышав, Зина подумала: «Слава Богу, не мучилась». Вечером, после работы пошла в церковь, долго молилась, а дома почти всю ночь проплакала.

Глава 11.

Поздно вечером, на совещании у начальника управления, оперативники доложили, что двух связных бандеровцев, за которыми следили и которых вели, захватить живыми не удалось. Молоденькие, плохо проинструктированные бойцы из взвода охраны испугались, когда те открыли стрельбу. Начали стрелять в ответ и застрелили. Убитых бандеровцев обыскали, но ничего не обнаружили.

День выдался тяжелым, все устали и сил у полковника ругать и отчитывать, не было.

– Что, успели уничтожить? – устало спросил он, ухмыльнулся и добавил, – как же так, вы, вроде не первый день служите?

Те пожали плечами и промолчали.

Взгляд начальника остановился на Зинаиде. Он долго и внимательно смотрел на неё, а обратился, не переводя взгляда, к старшему из оперативников:

– А все, что было при связных, сейчас где?

– Полностью их раздели и все, что при них и на них обнаружили, доставили сюда.

– Обнаружили – доставили, – передразнил начальник, – вам бы стихи писать, а не оперативной работой заниматься. Зинаида Филипповна, осмотри внимательно, как ты умеешь. Эти, наверняка проворонили. Небось, трепались между собой, а не делом занимались. Или коленки от страха дрожали после того, как не смогли взять живыми связных.

– Слушаюсь, – ответила Зинаида.

После совещания она вместе со старшим лейтенантом из оперативного отдела отправилась осматривать вещи убитых.

Разложила все, что привезли на полу и начала осмотр. Мундиры, галифе, рубахи – прощупала каждый сантиметр. Портупея, фуражки – пусто. Сапоги – под стельками ничего. Поддела каблук – ничего. Второй – тоже. У третьего сапога отошел легче. Внутри – тайник, но пустой. Под четвертым каблуком пустота была залита воском. Осторожно, чтобы не повредить вытащила. Внутри – записка. Нагрела, извлекла из воска. Прочитала. После короткого приветствия сообщалось, что встреча для получения задания и прочего будет каждый второй вторник месяца в 18 часов на поляне, где «спалили мовчазного голови сільради цієї весни. Я надішлю жінку. Вона нам дуже корисна. Прибула їх закордону. Для зв'язку. Вона проводить до мого схрону. Так безпечніше.».