Приглашение в Ад - Щупов Андрей Олегович - Страница 6

Там внизу тысячи кварталов лепились друг к дружке, щетинились спичечками труб, с сонным смущением тянули на себя одеяло грязноватой дымки. Город напоминал чем-то необъятный, пекущийся на сковороде блин. Опавшие и бесформенные пузырьки заводов и цирковых зданий, прожилки ЛЭП и долговязые мачты телебашен. Точечки, крапинки… У пилота зарябило в глазах, и он невольно попытался выровнять ломанный летучий галоп. Таким скоком можно было запросто нарваться на очередную аберрационную ловушку, что капканами теснились над всеми жилыми районами. Но главное (сейчас это злило пилота более всего) – он не понимал хладнокровия, с которым его встречал чужой город. Тянулись минуты, а он по-прежнему ждал, когда же там внизу, переполошившись, запустят наконец сирену и, бросившись к караулящим небо зенитным установкам, откроют по незванному гостю огонь. Этот город не казался мертвым, и все-таки стрельбы по самолету никто не открывал.

С губ пилота сорвалось ругательство. Бой, скоротечный и яростный, нужен был ему, как никогда. Снаряды или ракеты – все равно. Им нечего было опасаться. Вспышка вышла бы весьма скромной. Ядерного оружия на борту нет, да и горючка практически на исходе.

Мутным взором пилот обшаривал пестрящее внизу пространство, пытаясь отыскать искорки долгожданных выстрелов, но ничего не происходило.

Олухи!.. Он скрежетнул зубами. Спят и знать ничего не желают! А если бы у него возникло желание отбомбиться? К слову сказать, вполне естественное человеческое желание. Потому что тех, кто не огрызается, съедают! С обычной животной безжалостностью…

Пилот прислушался к всхлипывающему за спиной двигателю и, пальцами скользнув по панели, коротко притопил красную клавишу. В самом деле, почему бы и нет?

Заложив вираж и вжавшись в кресло, он приготовился увидеть кустистые шапки разрывов, лентой повторяющих его путь, но ничего похожего не увидел. Болезненно дрожа, самолет подчинился маневру, но из распахнувшегося люка не вылетело ни одной бомбы.

Черт!.. В голове шевельнулось воспоминание. Скорее скучное, чем зловещее. Ну да! Весь свой боезапас он, высадил еще на старых позициях, а пулеметные ленты расстрелял в какой-то пузатый лайнер-разведчик…

Ему показалось, что там внизу чадяще тянутся клубы дыма. Значит, кто-то их все-таки поджарил! Еще до него!.. Он удовлетворенно фыркнул, забывчиво поискал глазами флягу. Проклятие! Все одно к одному. Еще и топливо догорело. На циферблате лениво выполз тусклый ноль. Километров на пять-десять – и амба…

Пилоту стало страшно, что все кончится таким вот образом – тихо, без единого выстрела, без малейшего азарта. Он пошевелился, и раздробленные ноги тотчас откликнулись острой болью. Тот пузатый лайнер тоже умел отплевываться.

Со стоном, превозмогая себя, пилот вдавил рукоять руля, утопив его до предела.

Вот так!.. Он тоже станет участником общего дела. Зениток у них не нашлось. Подонки!..

Скорость стремительно нарастала, самолет начинало медленно вращать, машина все больше заваливалась к земле. Пупырчатая пестрота раздавалась вширь, закручивалась головокружительным винтом. Пилот выжал из себя ухмылку. Ему начинало казаться, что он влетает в гигантскую оптическую лупу, заранее намечая место своего падения. Лучше бы, конечно, угодить в квартал из ухоженных. Или в какой-нибудь элитный дворец. Чтобы в пыль и в щепки! И чтобы было кому полюбоваться его последним аккордом!

От рева, переходящего в визг, от беспрерывного кружения носом пошла кровь. Пилота начало рвать на стекло, на собственные колени. Но было уже все равно. Как там ни крути, а он выдержал, дотянул до точки в этом затянувшемся предложении. Потому что без точки – все чепуха и бессмыслица. Везде нужна своя точка – четкая, по возможности яркая. Еще бы суметь досмотреть до конца! Ведь это его сценарий и его роль! Роль, кстати сказать, последняя…

Несущиеся навстречу жестяные спины домов, макушки кирпичных завалов, пучки антенн заставили пилота зажмуриться. Это вышло рефлекторно, как от мошки, попавшей в глаз, и, увы, своей последней точки пилот так и не увидел.

Приглушенный расстоянием взрыв приподнял над подушкой кучерявую мальчишечью голову. Какое-то время Санька прислушивался, не зная, показалось ему или нет. Но, кажется, все снова было тихо. Ночь успела заметно посветлеть, за окнами занималось утро. Родив протяжный вздох, больше похожий на зевок, Санька пошарил под сшитой из ватника подушкой, проверяя на месте ли силки. Все было на месте. Черта лысого Вадим их у него получит! Если понадобится, будет перепрятывать каждую ночь. Пусть попыхтят поищут!..

В коридоре шумно всхрапнул Егор. Вот и этот тоже! Как мясо крысячье или голубиное жрать – ничего, помалкивает, а после Вадиму поддакивает, словно и не жрал ничегошеньки.

Перевернувшись на другой бок, Санька закрыл глаза и попробовал вспомнить сказку, рассказанную накануне Егором. То есть, это, конечно, для салажат говорилось, чтоб не хныкали, но и он тоже послушал. Очень уж складно излагал Егорша. И все какую-то небывальщину. Может, оттого и интересно, что неправда. Правды-то кругом – хоть залейся, а это особенное – сказка…

…Высоко, высоко над землей, три раза обернувшись вокруг планеты, лежит облачный океан. Белый, как первый снег, мягкий и пушистый. Нет в нем ни бурь, ни течений. Смирный это океан, и звезды над ним яркие, крупные, точно орехи, а солнце такое, что и взгляд вверх не поднять. Из птиц туда залетают только самые отчаянные, потому как негде им остановиться и передохнуть, кроме как на мачтах высотного парусника. Корабль тот из легчайшего дерева, с парусами из чистого шелка. И живет он в вечном плавании, скользя по облакам вслед за солнцем. Ночь торопит моряков, ребяткам приходится трудиться на совесть. Догнать солнышко, ой, как не просто. Солнце бежит быстро – быстрее самых скоростных самолетов. Но морякам помогает ветер, а корабль у них ходкий. В час, когда парусник нагонит солнце, случится чудо, и время побежит вспять. Сначала наступит вчерашний день, а потом позавчерашний… Двигаясь назад, моряки догребут до того времени, когда все можно было еще изменить, когда улицы не покрывались грибной слизью и не гуляли по улицам ужасные ветряки. И вот тогда моряки спустят шелковые паруса, а корабль их плавненько приземлится, причалив к верхушкам деревьев.

– И они все исправят? – обязательно спрашивал кто-нибудь из малолеток. Егор хмыкал в усы и рассудительно говорил:

– Исправлять надо будет людям. А морячки… Морячки будут загорать и ждать, когда снова пробьет их время…

Санька нахмурился и вздохнул. Все непонятно в этой сказке! Абсолютно все!.. Если океан – это облака, то что тогда такое земля? Дно океана? Или нечто другое? И что это за морячки такие, что разгоняют свой парусник быстрее самых быстрых самолетов? Да и как они все туда попали? Корабль ведь нелегкая штука! По воде еще ладно, а по облакам?… Врет, пожалуй, Егор. То есть, конечно, врет! Но ведь надо как-то успокоить мальцов. А если Санька слушает, так это так – от нечего делать. Вон и Вадим с Панчей, когда ночуют в башне, тоже уши рады развесить…

Нудно и тягуче затрезвонил будильник. Чертыхаясь, Санька сполз на холодный пол, нашарив в полумгле кирзовые сапоги, сунул в них ноги. Снова он проснулся первым, – ему и ставить чайник, а после будить население водонапорной башни.

На минуту Санька ощутил себя взрослым. Они спали, он бодрствовал, – стало быть, главным человеком здесь был пока он.

Выйдя в коридор и перешагнув через разбросанные ноги Егора, Санька затенькал клювиком желтобокого умывальника. Вода оказалась ледяной, и, решив, что мыться следует в меру, он тут же потянулся к пахнущему уксусом полотенцу. Трепетно содрогнулись окна, и, бросившись к затуманенному стеклу, Санька увидел одиноко разгуливающий ветряк. Небольшой, с колесо среднего трактора, туманный и пыльный, он скользил по улице, чуть виляя по тротуару, всасывая в себя лужи и скелетики опавших листьев, оставляя за собой серый рассыпчатый след. Миновав башню, ветряк шатко свернул в проулок. Отлипнув от стекла, Санька поскреб полотенцем за ушами и покосился на мерно вздувающийся живот Егора. Наверное, спит и видит очередную сказку. Прямо дите малое!..