Бог Ярости (ЛП) - Кент Рина - Страница 23

Он.

Моя рука скользит к его горлу и обхватывает точеную челюсть, пальцы впиваются в гладкую кожу. Глаза Брэндона расширяются до темного, гипнотизирующего синего цвета, и он награждает меня еще одним звуком, низким и чертовски нуждающимся.

Я прижимаюсь губами к его губам, поглощая этот звук и заглатывая его глубоко внутри себя.

Блять.

Трахните меня.

Гребаный ублюдок всех гребаных ублюдков.

Он на вкус как сладкая капитуляция, весь измотанный и готовый.

Не могу поверить, что не сделал этого раньше. Кажется, я нашел свой новый любимый наркотик в виде его губ. Я втягиваю в рот нижнюю, прикусывая ее, чтобы он почувствовал боль так же глубоко, как и я.

Брэн прижимается ко мне, его пальцы впиваются в мою футболку, и я не уверен, притягивает ли он меня ближе или отталкивает.

Мне плевать.

Сегодня я заберу то, что должен был украсть в ту ночь, когда встретил его на посвящении.

Нравится это его заблуждающемуся мозгу или нет.

Глава 10

Брэндон

Я всегда гордился тем, что все держу под контролем.

Все шло по плану, расписанию и конечной цели. Спонтанность и я перестали нравиться друг другу много лет назад, и я так и не смог восстановить эти отношения.

И смирился с этим.

Меня все устраивает.

Потеря контроля однажды запустила мою жизнь в петлю хаоса и гребаных разрушений, а я не могу творить хаос.

Хаос — источник всего зла.

Хаос подтолкнул бы меня к краю, по которому я шел столько, сколько себя помню.

И все же прямо сейчас я слышу хруст трещин в своей стене. Пусть и небольших, но их оглушительный звук отдается в моей затуманенной голове, и я с полным недоумением наблюдаю, как вокруг меня рушится контроль, который я выстраивал годами.

Рушится, разлетается на осколки, оставляя в наружных стенах моего тщательно выстроенного самосохранения дыру в форме Николая.

Я в ловушке, в плену. Я не чувствую ни капли своей самостоятельности или логических мыслей, которые обычно ношу как значок.

Но есть кое-что еще, что я чувствую.

Или кое-кто.

Его сильная хватка на моей челюсти удерживает меня на месте, когда он касается моих губ своими, жесткими и неумолимыми.

Требовательными.

Он прикусывает мою нижнюю губу, оттягивает кожу до боли в нервных окончаниях, и мое сердце колотится, толкаясь и ударяясь о грудную клетку.

Должно быть, я сильно измотан, потому что, когда он проводит языком по моим губам, я не пытаюсь сопротивляться или закрывать рот.

Пугающая мысль заключается в том, что я хочу открыть его.

Моя кровь бурлит от желания, а неорганизованные мысли настраиваются на одну лишь возможность этого.

Чувство, которого я никогда в своей жизни не испытывал.

Как только я нерешительно раздвигаю губы, Николай становится диким. Его язык кружит вокруг моего, сражаясь, погружаясь и лишая меня последних остатков контроля.

В воздухе раздается стон, и я с ужасом осознаю, что он мой.

Его пальцы впиваются в мою челюсть, и он рычит мне в рот, заставляя меня дрожать.

У него вкус беззаконного насилия и запретного искушения.

Вкус как у моего проклятия, сделанного на заказ.

Мои пальцы скользят вверх, и я клянусь, что хочу оттолкнуть его. Поставить его на место. Крикнуть: «Как ты смеешь прикасаться ко мне?».

Но моя рука обхватывает его затылок, и я погружаюсь с головой в опасный хаос, совершенно не понимая, что ждет меня на дне.

Мой язык обвивается вокруг его языка, и я сражаюсь с ним за контроль. За здравомыслие, которого он лишает меня один слой за другим.

Его рука опускается с шеи и скользит к боку, ощупывая и исследуя мою грудь и спину, и я не могу сдержать шипения, которое вырывается, когда он прикусывает мой язык.

Как будто меня целует дикарь — злобный варвар, чья единственная цель — вытащить из меня все самое худшее.

Мои глаза распахиваются, и тут я понимаю, что они были закрыты с тех пор, как его губы прикоснулись к моим.

Я моргаю, глядя на его закрытые глаза, и чувствую, как внизу живота разрастается яма.

Блять.

Трахните меня.

Я не настолько трезв, чтобы сопротивляться, и, черт возьми, не думаю, что пьян только от алкоголя. Мои ноздри раздуваются, и я делаю резкий вдох, наполняя легкие его мятным ароматом. Он смешивается со вкусом алкоголя, сигарет и чего-то еще, принадлежащего только ему.

Мужественный и странный…

Мне хочется думать, что это ужасно странно, но я далек от того, чтобы испытывать отвращение. Если уж на то пошло, я никогда не чувствовал себя в такой ловушке наслаждения, как сейчас.

Он вынимает язык из моего рта и прикусывает уголок губы, а затем шепчет горячим, рычащим голосом:

— Кто лучше целуется, малыш? Клара или я?

— Заткнись… — я не понимаю, почему мой голос звучит так сдавленно и хрипло.

Это чертовски неправильно.

— Как-нибудь переживу, — его напряженные глаза встречаются с моими, когда он проводит языком по моей нижней губе, а затем жестоко облизывает ее. — Ты не выглядел таким уж возбужденным и взволнованным, когда целовал ее. Больше было похоже на обязанность.

Я издаю гортанный звук, а он сосет, а потом снова прикусывает мою нижнюю губу, грубо царапая кожу между зубами, прежде чем отпустить ее.

— Тебе понравилось, малыш? — он говорит так близко к моему рту, что целует меня с каждым словом.

— Не называй меня так, — выдыхаю я, перетасовывая и перебирая беспорядок в своей голове, но все равно, черт возьми, не могу ухватиться за ниточки своего здравомыслия.

— Не называть тебя как? Малыш?

— Николай!

— Твою мать. Мне нравится, как ты выкрикиваешь мое имя, малыш.

— Не надо.

— Почему? Задевает за живое? — он двигает бедрами и прижимается своим пахом к моему, а мои широко раскрытые глаза встречаются с его похотливым взглядом. — Поправка, это определенно задело не просто за живое, потому что ты чертовски твердый. На этот раз точно из-за меня.

— Перестань… — слово прозвучало хрипло, почти неслышно, и я не уверен, что Николай услышал его вообще.

Какая-то часть меня благодарна за то, что он пропустил его мимо ушей, потому что он вклинивается своими коленями между моими и скользит длиной своей выпуклой эрекции по моему члену.

По позвоночнику пробегает восхитительная дрожь, и я издаю долгий выдох.

— М-м-м. Ты стал таким твердым от одного только поцелуя, — он проводит языком по моему рту снова и снова, словно пытаясь что-то стереть. — Твой член, должно быть, огромный. Я чувствую его через твои штаны, он весь напряжен и просит внимания.

Он еще немного трется об меня, пока я не чувствую, что сейчас лопну, голова и тело совершенно не в ладу друг с другом.

Я крепче сжимаю его затылок и дергаю за волосы, мой голос хриплый.

— Не… останавливайся…

— Это «не останавливайся» или «нет, остановись»? — он наращивает темп, насухо трахая мой член своим, пока моя болезненная эрекция не упирается в брюки.

Должно быть, я издаю какой-то звук, потому что Николай хихикает мне в губы.

— Я буду считать, что это первое. М-м-м… Ты ощущаешься очень хорошо, малыш. Так чертовски идеально.

Его слова плывут в дымке удовольствия, окутывающей мою голову, и пронзают меня до мозга костей.

— Ты чувствуешь, как я тверд из-за тебя? — поцелуй. — Как я жаден, когда дело касается тебя? — поцелуй. — Я поглощу тебя целиком, мой прекрасный цветок лотоса, — поцелуй. — Заставлю тебя забыть обо всех, кто был до меня, а именно о гребаной Кларе.

Его рука опускается с моей спины, скользит по прессу, животу и к поясу брюк. Я опускаю руку, которая была зажата между нашими грудями, и шлепаю по его руке, а затем яростно качаю головой.

Молча.

Мои глаза умоляюще смотрят в его остекленевшие зрачки. Впервые кто-то смотрит на меня так. Как будто одержим идеей обо мне.