Волевой поступок - Брэдфорд Барбара Тейлор - Страница 58

– Да, мам. Спокойной ночи, мам.

Кристина заснула не сразу. Лежа в постели, она смотрела в окно на небо. Ей сегодня разрешили лечь спать позже обычного по случаю праздника, и снаружи теперь было очень темно.

Чернильно-черное небо было усыпано сверкающими звездами, такими далекими-далекими, а луна была круглой, как серебряная полукрона, и такой же блестящей. Полная луна, как сказал папа перед тем, как ее отправили спать.

Как же она любила своего папу. И свою маму. Больше всего ей нравилось, когда они были втроем: мама, папа и она. Папа пригласил к ним на чаепитие тетю Лоретт и дядю Майка. И она была так рада, что они не смогли прийти. И не потому, что она их не любила. Она любила их. Она любила всех своих тетей и дядей и свою бабушку. И дедушку тоже. Особенно дедушку. Ей нравилось, как от него пахло – кожей и мужской помадой для волос и эвкалиптовыми пастилками, которыми он угощал ее потихоньку, когда никто не видел. Он сажал ее на колени и рассказывал удивительные истории. И ничего, что его большие белые курчавые усы кололись, когда он целовал ее. А еще ей нравилось, что он курил трубку, которая наполняла бабушкину кухню дымом, от которого у нее слезились глаза. Он называл свою трубку «моя прекрасная горлянка» и никому не позволял ее трогать, даже тете Мэгги, в которой души не чаял, как говорил папа.

И все-таки больше всех она любила маму и папу. Больше, чем всех людей на свете, взятых вместе. Они принадлежали ей. А она принадлежала им. Она не хотела бы иметь других маму и папу. Ее родители были особенными. Она знала наверняка, что они особенные.

Девочка поудобнее устроилась в постели, закрыла глаза и стала погружаться в сон. Она все еще слышала их приглушенные голоса, доносившиеся снизу, мягкие, теплые, ласковые. Она всегда чувствовала себя в безопасности, когда слышала их голоса…

– Кристина необыкновенный ребенок, Винсент, – сказала Одра, устраиваясь на диване в гостиной.

– Да, она умная.

– Она больше, чем умная, и даже больше, чем способная… Она исключительно одаренная, Винсент. – Одра задержала взгляд на каминной полке, где посреди поздравительных открыток стояла акварель. – До чая ты сказал, что был так потрясен ее работой, что решил вставить ее в рамку.

– Согласен, она произвела на меня сильное впечатление. – Винсент взглянул на картину «Место памяти», написанную Одрой много лет назад, затем перевел взгляд на заднюю стену, где висел пейзаж Адриана Кентона. – Наша Кристина унаследовала этот талант от тебя и твоего отца, Одра – я имею в виду способности к живописи.

– Да, это так. Но когда она вырастет, она будет несравненно лучшим художником, чем я, и, вероятно, лучшим художником, чем мой отец. Все признаки налицо.

– У тебя больше не должно быть сомнений по поводу того, кто твой настоящий отец, Одра. – Винсент медленно улыбнулся.

– О, у меня нет сомнений, и не думаю, что они когда-нибудь по-настоящему были. Я знала, что моя мать никогда не смогла бы сделать ничего такого, что причинило бы боль моему отцу, пока он был жив. Не в ее натуре было совершать низкие поступки. Думаю, я всегда знала, что связь между ней и дядей Питером началась намного позднее, уже после того, как она овдовела.

Винсент кивнул и потянулся за стаканом с пивом. Он был рад тому, что в этой старой истории была наконец-то поставлена точка.

Какое-то время они молчали, каждый погруженный в свои мысли.

Июньский вечер оказался холодным, и Винсент разжег огонь в камине, пока Одра укладывала Кристину спать. Теперь она сидела, глядя на огонь, и думала о девочке, которая спала наверху: это был действительно незаурядный ребенок, ребенок, которого, это она знала всегда, ждало блестящее будущее.

Внезапно Одра быстро наклонилась вперед, чем немного испугала Винсента, и воскликнула:

– Да, мы должны это сделать!

– Сделать что? – спросил он, глядя на жену с любопытством.

Не отвечая на вопрос прямо, Одра сказала:

– В течение двух последних лет я помогала ей, чем могла, и буду это делать впредь, но я не смогу передать ей все необходимое, потому что я самоучка.

– Верно, – сказал Винсент.

– Она должна поступить в школу живописи, когда ей исполнится шестнадцать. До этого времени ее не примут в лидсский художественный колледж. Потом ей нужно будет поехать в Лондон. Чтобы учиться у Спейда – нет, лучше в Королевском художественном колледже.

– Но как мы будем за все это платить? – спросил Винсент, резко повысив голос. – Мы не в состоянии дать ей такое образование, даже если депрессия закончится и я получу постоянную работу. Это будет стоить тысячи.

– Я знаю, но мы сделаем это, – твердо ответила Одра. – Мы должны, Винсент, мы должны! – В ее голосе звучали такая страсть и возбуждение, каких он уже давно не слышал. – У Кристи должны быть все возможности, – продолжала Одра. – Я не допущу, чтобы у нее был отнят шанс из-за того, что у нас нет денег. У нее есть талант, и его нужно развивать. Она будет блестящим художником, великим художником, Винсент.

– Ну, – медленно проговорил он упавшим голосом, – просто не знаю…

Одра выпрямилась и пронзительно посмотрела на мужа.

– С нашей стороны не должно быть никаких колебаний, абсолютно никаких. Мы должны стремиться к этой цели, несмотря ни на какие жертвы. Кристина должна получить свой шанс. И что касается меня, то я позабочусь, чтобы она его получила!

28

– Я не знаю, что делать с Одрой, Майк, просто не знаю. Я дошел до точки, – сказал Винсент дрожащим голосом.

Вскочив на ноги, он подошел к окну и замер там, щуря глаза от яркого апрельского солнца.

– Да, я вижу, как это тебя тревожит, – заметил Майк. Молодой врач нахмурился, понимая беспокойство своего друга, который, ко всему прочему, снова был без работы. В последнее время Винсенту стало невмоготу скрывать свои эмоции. Одного взгляда на его напряженные плечи было достаточно, чтобы понять, что творится у него в душе.

– Чем я могу помочь, – начал было Майк, но остановился, увидев, что дверь в гостиную распахнулась.

Лоретт вошла в комнату спиной, держа в руках поднос. Повернувшись, она направилась к камину.

– Прошу прощения, что так долго готовила кофе, – весело сказала она, – мне нужно было еще проверить, не подгорает ли жаркое и жареная картошка… – Лоретт остановилась, не закончив фразы, заметив встревоженное лицо Майка и застывшую позу Винсента. – Ох, – сказала она, – я прервала важный разговор? Я только возьму свою чашку и пойду на кухню, чтобы не мешать вам.

– Нет-нет! – Винсент резко повернулся и возвратился к своему месту у камина. – Здесь нет ничего такого, о чем ты не должна знать. – Опускаясь на стул, он вытащил сигарету и закурил.

Подав всем кофе, Лоретт присела и вопросительно посмотрела на брата, оценивая, когда он продолжит.

Винсент сидел, мрачно уставившись в огонь, и со скорбным видом курил сигарету.

Наконец, чтобы вывести его из задумчивости, она спросила:

– Куда, ты сказал, Одра и Кристина отправились сегодня?

– В аббатство Фаунтенс, – ответил он, не поднимая глаз. – Еще один урок живописи за городом, выезд на пленэр, как называет это Одра. – Он повернулся к Лоретт лицом и прибавил: – Ведь ты знаешь, что она всегда по воскресеньям куда-то вывозит Кристи рисовать, если не занята в больнице.

– Но я думаю, что, если Одра дает Кристине возможность заниматься живописью в таких местах, как замок Ньюсам и Хервуд, это достойно всякого восхищения. Кристи таким образом получает хорошую подготовку, Винсент, девочку следует должным образом подготовить для школы искусств.

Винсент кивнул, но никак не прокомментировал заявление сестры.

– Ты сказал, что не знаешь, что делать с Одрой, – вступил в разговор Майк. – Давай обсудим это. Иногда становится легче, когда поделишься с кем-то, ведь именно поэтому ты пришел к нам сегодня, правда?

– Правда, Майк. – Винсент откашлялся. – Я беспокоюсь о здоровье Одры. В последнее время она надрывается больше, чем когда-либо, работает на пределе сил. Вы оба знаете, каков ее распорядок дня. Она работает в больнице и не упускает возможности взять лишние дежурства за дополнительную оплату. А когда приходит домой, обслуживает нас: готовит, убирает, стирает, гладит. И еще она занимается с Кристи живописью. А когда она не делает всего этого, то строчит на этой чертовой швейной машинке, которую дала ей миссис Белл – переделывает и шьет одежду для заказчиков. Я уж не говорю о том, что экономит на себе, во всем себе отказывает, чтобы отложить лишний пенни Кристине на образование.