Натурщик - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 14

- Не надо, учитель, - уже всерьез забеспокоился Ариэль, потому что Просперо, задав последний вопрос, взялся за сердце. - А ты пойми наконец: для тебя важнее всего игра и выигрыш, они для тебя главная цель, а для него и игра, и выигрыш - только средство, его душа от них свободна! И потому он - герой, а ты…

- Мелкий кусок дерьма, - совсем по-простому подытожил Про-сперо. - Я понял, Ариэль, с ним нужно именно так, а ты - цель, средство… Как будто он такие слова знает… В общем, хватит. Завершаем связь. Прощай.

- Стойте, стойте! - закричал Юрка. - А как же я?

- Как знаешь. Если сумеешь обойтись без игры - будешь как-нибудь жить в этом мире. Начнешь играть - тут тебя и забьют ногами окончательно. Потому что удачи тебе не видать! Это тебе не автоматы, - объяснил Ариэль, косясь на Просперо.

Он не ожидал от старика такой пылкой речи о добре и благородстве. Последние несколько лет он был убежден, что стариком движут два интереса - десятина и любопытство. Так Просперо мог бы заговорить давным-давно, случайно оживив своего самого первого героя. Надо же - проснулось… и дышит старик как-то подозрительно.

- Я назад хочу!

- Назад уже не получится.

- Мне тут жрать нечего! Какие-то сухари прислали, яблоки, разве это еда? У меня штаны отняли, сапоги, плащ…

- Проиграл, - поправил Ариэль. - Ты что, думаешь, мы тебя кормить будем? Живи, как сможешь.

- Да постойте же! - видя, что Просперо и Ариэль превращаются в силуэты, заголосил Юрка. - Давайте я вам покажу, где его в речку спустил!

- А мы тебе за это - бутерброд с колбасой? Нет, натурщик, героя мы и без тебя найдем. Подумаем над ним, поколдуем, оживим, ошибки свои исправим - так ведь, учитель? - поспешно спросил Ариэль.

- Так, - все еще держась за сердце, отвечал мастер. - И он тут еще повоюет.

- Вы не имеете права, - в отчаянии прошептал Юрка.

- Вот интересно! А ты имел право зарезать моего лучшего героя?!

- Учитель, учитель! - закричал, подхватывая Просперо, Ариэль. И осталось от обоих только серебряное свечение по контурам силуэтов, черных на черном. Да и то скоро растаяло.

Юрка просидел в овраге довольно долго.

Все это время он верил, что рано или поздно его отыщут и извлекут из этого негостеприимного мира - хотя бы ради наказания. Наказание ему представлялось необременительным - ну, запрут где-нибудь, как заперли дед с бабкой, ну, лишат каких-то удовольствий, но ведь будут кормить! В последнее время все мысли крутились вокруг еды.

Осознавать, что тебя бросили, бросили навсегда и помощи уже ждать неоткуда, очень неприятно. Поэтому он изругал Просперо и Ариэля последними словами. А потом устроил смотр своего имущества.

Немногое осталось от экипировки героя. Рубаха, короткие портки, пустой мешок, и тот - разорванный по шву. Ни оружия, ни денег, ни еды - вообще ничего. Даже не на что сыграть… хотя они ведь предупредили, что игра выйдет боком… И, кажется, не врали.

Еще ему удалось сохранить игральные кости. Кожаный стаканчик хранился в суконном мешочке, мешочек стрягивался длинным шнуром, и это совершенно ненужное сокровище висело у Юрки на шее.

Еще у него был контейнер, в котором прислали еду, а там - последний сухарик. Вспомнилась бабка, которой совесть не позволяла выбрасывать такие пластиковые коробочки, она их мыла, сушила и все собиралась на что-то употребить, пока не набиралась целая пирамида в углу кухонного стола. Сейчас бы туда, на кухню, и пельменей навернуть, подумал Юрка. Бабка любила кормить его пельменями, все подбавляла и подбавляла из большой кастрюли, обильно поливая жирной сметаной.

Напрасно он это вспомнил. Слезы полились сами, и он долго не мог успокоиться. Бабка с дедом, должно быть, его уже похоронили. Сколько дней прошло после побега? Сосчитать оказалось невозможно, однако не меньше месяца. Да что месяц?! Все полтора. А если по ощущениям - не меньше года. Когда постоянно что-то болит и ноет, время меняет скорость течения - а болело у Юрки многое, поскольку его за полтора месяца неоднократно били.

Юрка посмотрел на контейнер и вздохнул - воды в нем, что ли, с собой взять? Он был довольно вместительный, литра на полтора. Придется куда-то идти, а Юрка уже знал, что здешние жители не любят, когда чумазые босоногие подростки заходят на двор с какими-то просьбами. Могут и зверя спустить (Юрка не знал названия тварей, охраняющих эти дворы попарно: похожи на козлов, только морды широкие, как у бегемотов, и передние резцы оранжевые). Могут и прогнать с гиканьем до известного им места, где человек, не знающий о повороте тропинки, неминуемо должен сорваться вниз и, тщетно хватаясь за ветки, долететь до дна оврага. Из-за чего, спрашивается, из-за лепешки несчастной, выставленной на подоконник, чтобы остудить?

Понятия не имея, как жить дальше, Юрка выбрался из оврага и вышел на большую дорогу. Там он сел на камень и стал изучать прохожих и проезжих. Его интересовали ровесники - чем они занимаются в этом мире? Он одинаково был готов примкнуть и к шайке воришек, и к процессии монахов-паломников с морскими раковинами, привязанными к тульям широкополых шляп. Юрка искал тех, кто будет его кормить.

Несколько часов прошло впустую. Он видел странствующего кузнеца с подмастерьями, но низкорослый мальчик в кожаном фартуке объяснил ему, что кузнец берет на обучение только родственников. Он видел коровьего пастуха с подпасками, но подпаски только посмеялись над городским дурачком: это ремесло изучают с пяти лет, сперва дети пасут гусей и овец, изучают нравы стада, и только к во-семнадцати-девятнадцати пастух получает бич и право самостоятельно пасти коров. Мимо ехал меняла, и Юрка подумал было, что ему пригодится человек, умеющий считать в уме. Но меняле мало было таблицы умножения, он попросил Юрку перевести сорок два золотых дублона старой чеканки в серебряные альбертовы талеры по курсу, принятому в Тарбе Южном. Тем затея и кончилась.

Последний сухарь был сгрызен. Попытка продать кости чуть не кончилась побоями - Юрку схватили за шиворот и стали выяснять, где он эти кости украл. Он вырвался, кинулся прямо через поле, перескакивая борозды, выбежал к пруду; за ним не гнались, и он встал, чтобы перевести дух.

Есть хотелось просто страшно. Напротив, на другом берегу пруда, лежали в грязи свиньи. Юрка подумал, что их ведь наверняка кормят какими-то объедками со стола, и надо бы подкрасться к свинарнику. Он пошел по тропинке, огибавшей пруд, и набрел на дерево. Ветки были сплошь в мелких зеленых яблочках. Юрка обрадовался, сорвал одно покрупнее, дважды куснул, принялся жевать - и тут его вывернуло наизнанку. Яблочко оказалось неимоверно горьким.

Юрка сидел под деревом и плакал. Проклятое яблочко стало последней каплей - он понял наконец, что жить осталось недолго и смерть будет мучительной. Он плакал обо всем сразу, а потом вдруг принял решение: уйти самому. Повеситься - это быстро и не больно, а помирать от голода - долго и страшно.

Вспомнился герой с перерезанным горлом. Юрка вдруг дико ему позавидовал - герой погиб, не приложив для этого никаких усилий. Ему не пришлось принимать решение и собираться с мужеством…

Выдернув шнур из мешочка с костями, Юрка прикинул - должно хватить. Подергал - шнур был удивительно прочным. И стал высматривать подходящую ветку.

Вдруг ему показалось, что зарезанный герой стоит у него за спиной и даже подталкивает сзади: ну, давай, торопись, еще немного - и встретимся. Мало было Юрке прежних страхов - прибавился и этот. Встречаться с героем он совершенно не желал.

- Пошел отсюда, долбень, - тихо сказал Юрка, надеясь, что живой голос прогонит мертвую тень.

Герой не ответил - да ему и говорить-то нечем, горло перерезано. Как же теперь быть? Здесь жить невозможно, там - он встретит…

Тут к пруду подошел человек и опустился на корточки. Юрка не видел, что он там делает, и даже присматриваться не стал бы, если бы не детский вопль.

- Не надо! Не надо! - кричал, спеша к пруду, мальчишка лет семи, не больше. Он споткнулся, упал, вскочил и, прихрамывая, побежал к мужчине. Тот выпрямился и встал так, что Юрка невольно увидел: у него на руках довольно крупный щенок, к шее которого привязан камень.