Поводырь - Галина Мария Семеновна - Страница 9

Никогда не слышал, чтобы аргус поменял симбионта. Связка между человеком и аргусом считается неразрывной. До смерти. Это как сиамские близнецы. Умирает один - умирает другой. Впрочем, аргусы, в отличие от собак, живут долго.

- Очень хорошо, - сказал я, - значит, ты можешь взять его с собой. А он видит силовые поля. Он выведет тебя к трассе. Там ретрансляторы буквально на каждом шагу. Ты вызовешь помощь и вернешься. Я подожду.

Она кивнула. Неуверенно взглянула на меня и поднялась. Аргус поднялся следом. И прижался к ее ноге. Она обернулась, уходя. Он - нет.

В общем-то я подложил ей свинью.

Она поймет это, когда обнаружит, что от аргуса ей не избавиться никогда. И когда почувствует косые взгляды, и никто не будет приглашать ее на вечеринки, и ни один мужчина больше никогда не рискнет обнять ее, поскольку то, что будет чувствовать она, будет чувствовать и аргус… А людям это неприятно.

С другой стороны… Эта история наверняка вызовет скандал. Журналисты просто вцепятся в нее - на спокойной Земле так мало новостей. И общество, мучимое комплексом вины, будет к ней особенно внимательно.

И, конечно, она будет получать мою пенсию.

Она ведь моя жена.

А потом, сказал я себе, аргус заберет ее в какое-нибудь удивительное место, куда, оказывается, уходят все они - вот почему никогда не собираются вместе ныряльщики и их поводыри… Нет, это уже из области бреда. Наверняка у меня сейчас температура под сорок. И эта пустота, расползающаяся внутри… скоро она станет еще больше и пожрет меня.

Но какое-то время у меня еще есть.

Он легко ушел, подумал я, мне казалось, он привязан ко мне, как я к нему, но она была права: это чужое существо, нельзя угадать, что он чувствует на самом деле. Не было никакой привязанности, никакого доверия, ничего не было - только нерасторжимая связь, которую он все-таки сумел разорвать, уйдя по нити моей любви.

Но к трассе он ее выведет, это точно.

Сквозь шум крови в ушах, я услышал треск сороки.

Сорока, бессменный часовой леса, на своем птичьем языке кричала: «Сюда идут! Сюда идут!»

Я понимал этот язык, как раньше понимал бессловесный язык аргуса.

Я переполз за сиреневый валун в пятнах лишайников, вынул из кармана крошечный, почти игрушечный пистолет и снял его с предохранителя.

- Ближе, прошу вас, - сказал я замершему лесу. - Еще ближе…