Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода) - Парамонов Борис Михайлович - Страница 113

Начать с того, что Ницше еще не умер, пребывая в состоянии безумия в психиатрическом санатории, когда началась его (посмертная, что ли?) слава. Не слава, хуже - популярность. Впереди прогресса бежала, как всегда, Россия.

Бердяев писал в сборнике "Вехи":

Но уж совсем печальная участь постигла у нас Ницше. Этот одинокий ненавистник всякой демократии подвергся у нас самой беззастенчивой демократизации. Ницше был растаскан по частям, всем пригодился, каждому для своих домашних целей. Оказалось вдруг, что Ницше, который так и умер, думая, что он никому не нужен и одиноким остается на высокой горе, что Ницше очень нужен даже для освежения и оживления марксизма. С одной стороны, у нас зашевелились целые стада ницшеанцев-индивидуалистов, а с другой стороны Луначарский приготовил винегрет из Маркса, Авенариуса и Ницше, который многим пришелся по вкусу, показался пикантным. Бедный Ницше и бедная русская мысль!

Нас бы увел далеко в сторону от сегодняшней темы юбилея Ницше разговор о приключениях его в России. Тема тут главная, скажу, однако, в скобках, не так называемый "культ личности", появившийся в России в начале 20 века, под влиянием Ницше, у различных Арцыбашевых, а модификация христианства в коммунизме, в традиции Достоевского, - философема, гениально обозначенная у Ницше в "Заратустре", в главе "О бледном преступнике". Большевизм тогда можно понять как христианскую мотивировку изначальной бытийной жестокости, витального пира инстинктов, Диониса.

Нельзя не процитировать следующее:

Так говорит судья: "ради чего убил этот преступник? Он хотел ограбить".

Но я говорю вам: душа его хотела крови, а не грабежа - он жаждал счастья ножа!

Но его бедный разум не понял этого безумия и убедил его. "Что толку в крови! - говорил он. - Не хочешь ли ты по крайней мере совершить при этом грабеж? Отмстить?"

И он послушался своего бедного разума: как свинец, легла на него его речь - и вот, убивая, он ограбил. Он не хотел стыдиться своего безумия.

Грабеж - это и есть большевизм, Ленин, бедный его разум: грабь награбленное! Моралистическая мотивировка жизненного порыва.

Не нужно, однако, думать, что Ницше призывает убивать без мотивировок, то есть поощряет, призывает, предрекает германский нацизм. Нет, он говорит, что милость к бледному преступнику требует его немедленной казни. Такого безумия нужно стыдиться.

Переходим ко второму сюжету последействия (его слово!) Ницше: к Америке, американской демократии. Здесь - слово американскому культурфилософу, ныне покойному, Аллану Блуму, книга которого "Закат американского сознания" стала в этой стране бестселлером 1987 года.

Блум говорит, что в Соединенных Штатах произошла парадоксальная рецепция учения Ницше о ценностях в их противопоставленности нормам разума - о творимых ценностях, а не открываемых и следуемых нормах. Напомним Ницше: истина не открывается, а изобретается. Это пришлось по вкусу американцам с их демократическим представлением об автономности человека, независимости его от каких-либо культурных внушений, - каковые, как показал опять же Ницше, всегда условны, творимы, произвольны, мифичны - и в этом именно качестве служат мощным стимулом жизнетворчества.

Так в Америке на свой лад появились стада индивидуалистов-ницшеанцев.

Блум писал:

"Бог умер". Для Ницше это стало небывалой катастрофой, означающей разложение культуры и утрату вдохновений для человеческого творчества. Это было для него знаком того, что современный человек со скоростью свободного падения летит в бездну нигилизма.

Современная демократия, конечно же, была объектом критики Ницше. Ее рационализм и эгалитаризм был для него противоположностью творчества. Ницше призывал бунтовать против либеральной демократии с куда большей страстью, чем делал это Маркс. Но несмотря на это или, может быть, благодаря этому, новейшее демократическое развитие и эгалитарное сознание нынешнего гражданина демократии в значительной мере определяются ницшевским пониманием проблем.

Демократия в ее исторических истоках была мировоззрением пристойной посредственности в противостоянии блестящим порокам старых режимов. Но совсем иное дело сегодняшние демократии, в которых любой гражданин по крайней мере потенциально абсолютно автономен и сам выступает творцом собственных ценностей, своего собственного жизненного стиля, "лайф стайл".

Ценностный релятивизм оказался большим облегчением от вечной тирании добра и зла, от груза стыда и вины. Больше нет надобности чувствовать дискомфорт от дурной совести - достаточно только произвести необходимую ценностную коррекццию. И эта потребность освободиться от напряжений и обрести мир и счастье в мирном и счастливом мире - первый знак восприятия обыденным американским сознанием наиболее изысканных постулатов германской философии.

Некоторые немецкие идеи не потребовали даже английского перевода для того, чтобы войти в повседневную речь американцев. Философские тонкости, уместные в устах веймарской интеллектуальной элиты, стали в Америке расхожими как чуинг-гам. Америка сглотнула, не переварив, продукты европейского нигилистического отчаяния. Это нигилизм вне бездны, нигилизм с хэппи-эндингом. Американский "лайф стайл" сделался диснейлэндовской версией катившейся в бездну веймарской республики - Германии 20-х годов.

Ницше сказал: не вокруг нового шума - вокруг новых ценностей вращается мир: он вращается бесшумно. Ницше сам был таким открывателем новых ценностей, и мы сейчас вращаемся вокруг него - но вращаемся с визгом. На нашей американской сцене разыгрывается комический спектакль - как демократический человек одуряет себя заимствованными изысками чужой и чуждой культуры.

Бедная русская мысль! - восклицал Бердяев по поводу русского ницшеанства. Бедная американская жизнь! - готовы воскликнуть мы, прочитав вышецитированное у американского философа.. Но - тут-то и остановка, "запятая". Возникает простой вопрос: а такая ли уж она бедная, американская жизнь? Не наоборот ли?

Понятно, что речь идет не о материальном богатстве. Тут вопросов не возникает. Вопрос в другом: а не способствует ли американскому развитию и процветанию описанная этика самоутверждения автономных индивидов? Получаются вроде бы давно известные джунгли. И жизнь в таких джунглях вроде бы давно уже должна была привести к взаимоуничтожению населяющих ее тигров. Именно в этом пойнт Аллана Блума. Америка была основана как страна "общего", то есть здравого смысла, и это общность коренилась и обосновывалась нормами просвещенческого рационализма. Америка была страной, как бы воплотившей идеал Сократа: человек разумный не будет делать зла, разум и добро тождественны. Отсюда - традиционная "коммунальность" американской жизни, известная склонность ее к конформизму - черта, отмеченная еще Токвилем в его основополагающей книге "Демократия в Америке". А сейчас каждый дует в свою дудку, и это воспринимается как некая новая норма демократии - отсутствие норм. Рубежом здесь были пресловутые шестидесятые годы, когда американские отцы могли увидеть, сколь неуправляемыми стали их дети. Вот тут и коренится болезнь, которая убьет Америку, - прогноз и предостережение Блума. Посредственность не может быть творцом ценностей, такая установка антикультурна. По другому сказать: что позволено Юпитеру - гению, артисту, - то не позволену быку.