Поцелуй Морты - Старкова Елена - Страница 38

– Так, значит, и висельник у тебя сорвался… – Нора все-таки не смогла промолчать, съязвила.

Нугзар не стал рассказывать Норе о том, что проклятый мальчишка-Альтернатор не только умудрился спасти никчемную жизнь наркомана, но еще и сумел обездвижить Тьму. Откуда тому стало известно, что веревка висельника способна укротить грозную сущность? Для Нугзара, во всяком случае, это была новость. Но даже если Альтернатор действовал по наитию, сути вопроса это не меняло. Он с каждым днем становился все более опасным противником, непреклонным в своем противостоянии.

Мстительность Нугзара была легендой среди коллег-магов, и с ним старались не связываться лишний раз, чтобы не подставить себя под удар. Он никогда и ничего не прощал, и теперь Диме угрожала нешуточная опасность – Нугзар решил, что устранить соперника физически будет правильным решением. Конечно, по такому важному вопросу надо было бы посоветоваться с Норой, но она стала такой невыносимой в последнее время… А еще Нугзара страшно раздражало, что Нора теперь предпочитала не уступать ему, как обычно бывало раньше, а на все имела собственное мнение.

Нугзар, давая выход раздражению, неожиданно подбросил черный игрушечный джип вверх, поймал и резким движением швырнул в раковину с грязной посудой, залитой водой. Жалобно зазвенело разбитое кофейное блюдце…

Дима в это время сидел за рулем своего «ха-пятого»: спешил в Гольяново, чтобы рассказать Семиглазовым о последних событиях в общежитии МГУ, о Куме и Шпиле. Он как раз въехал на Лужнецкий мост через Москву-реку. Машину он водил очень хорошо, ощущая себя с ней единым целым, ведь первый раз за руль отец посадил Диму, когда ему было всего-навсего четыре года. Но сейчас он чувствовал какое-то смутное беспокойство, потому что джип вел себя странно, не так, как всегда.

Дима решил остановиться сразу же после моста, чтобы не нарушать правила и не нарываться на бдительных гаишников, ведь с деньгами у него сейчас было совсем туго, а нужно еще вернуть долг доброму старикану-дворецкому. На самой середине моста машину Димы неожиданно подрезала новенькая, с иголочки «калина» ярко-красного цвета.

Дима чертыхнулся и нажал на тормоз, но ничего не произошло, педаль просто ушла в пол, а джип продолжал катиться вперед. Он попытался уклониться от удара о парапет, но руль прокручивался, как на игрушечной машинке, и джип стал совершенно неуправляемым. Машину понесло на ограждение, и Дима зажмурился, ожидая удара, но джип неожиданно взмыл, словно подброшенный невидимой рукой, над перилами моста и полетел вниз навстречу воде…

Алексей Сеич работал в доме Сидоркиных очень давно. Он поступил на службу к Родиону, когда тот только собирался жениться на очаровательной Танечке. И проникся к их замечательной паре просто отцовскими чувствами. Дворецкий быстро изучил привычки и причуды хозяев, никогда им не досаждал, а, наоборот, всегда был чрезвычайно полезен и стал совершенно незаменимым в их семье.

Вскоре родился Димка, и жизнь дома завертелась вокруг него. Танечка и помыслить не могла, чтобы за ее драгоценным ребенком ухаживала какая-нибудь посторонняя, пусть даже очень хорошая женщина. Она сама купала мальчика, кормила, укладывала спать. Родион все время беспокоился, что она переутомится, но Танечка только смеялась и отправлялась гулять с маленьким Димкой в сад, где проводила по нескольку часов в день.

Она умерла, когда Диме исполнилось двенадцать, и, казалось, знала, что так случится. Поэтому с неохотой ездила на обследования, на которые ее таскал обеспокоенный ухудшением здоровья любимой жены Родион. Светила медицины не находили ничего особенного и никак не могли поставить диагноз, хотя она сдавала все мыслимые анализы и прошла все, от кардиограммы до томографии. Танечка просто тихо угасала, не жалуясь и не сетуя на судьбу. Родион был в отчаянии, он вывез жену за границу, но западные медики тоже ничего не прояснили.

– Такое впечатление, что у вашей супруги просто закончились жизненные силы, – сказал ему пожилой немецкий профессор, похожий больше на пастора, чем на врача.

И вот одним солнечным весенним утром, радостным и наполненным щебетом птиц из распахнутого окна, Танечки не стало. Родион почернел от горя, но он был сильным человеком, поэтому прикладываться к бутылке, чтобы растворить в ней свою печаль, не стал. У него был Димка, он занялся воспитанием сына и продолжал создавать бизнес-империю Сидоркиных, чтобы оставить после себя достойное наследство.

Алексей Сеич тоже сильно горевал по молодой хозяйке: ее присутствие наполняло дом солнечным светом, а с ее уходом свет померк. Родион старался не бывать дома вечерами и стал посещать приемы и рауты, которых раньше чурался. А так как светские парти не принято посещать в одиночку, все чаще и чаще его сопровождала скромная и немногословная секретарша Изольда, которая утвердилась в доме Сидоркиных быстро и незаметно.

И, конечно, она не снискала расположения старого дворецкого. Алексей Сеич сразу понял, какого поля ягодка эта самая Изольда Николаевна. Она велела называть себя только по имени-отчеству, а Танечка всегда была просто Танечкой и не чувствовала себя от этого менее значимой…

Чего не мог взять в толк дворецкий: как же случилось, чтобы Родион, находясь в здравом уме, завещал все имущество молодой жене и обделил собственного любимого сына. Алексей Сеич, зная Сидоркина-старшего очень хорошо, не верил, что тот мог так поступить, даже из-за одного безобразного скандала.

Для себя дворецкий решил, что доработает срок, оговоренный в контракте, и сразу же уволится. Осталось потерпеть всего два месяца, а там он купит где-нибудь на юге маленький домик с виноградником и будет спокойно доживать свои дни, почитывая любимую Агату Кристи, благо щедротами покойного Родиона Сидоркина старость его будет вполне обеспеченной. Но не обращать внимания на выходки Изольды уже не представлялось возможным.

Дворецкий вошел в холл, где в последнее время Изольда просто поселилась, и в испуге остановился – та опять разговаривала с пустым креслом. Причем очень эмоционально, жестикулируя и сверкая глазами. Даже если принять во внимание изрядное количество шампанского, которое мадам сегодня изволила выкушать, это как раз тот случай, когда не надо быть экспертом, чтобы поставить диагноз – сумасшествие.

Алексей Сеич тихонько пробрался на кухню, где на стене висел городской телефон, и набрал известный номер.

– Это «скорая»? – приглушенным голосом сказал он в трубку. – Срочно нужна психиатрическая перевозка. Острое умопомешательство… Уверен, абсолютно уверен. Больная разговаривает с умершими людьми. Записывайте адрес…

Тяжелый «ха-пятый» ушел в воду почти вертикально, как сбитый бомбардировщик. Дима почему-то не испугался и за те несколько секунд, которые были у него в распоряжении, успел сгруппироваться. Удар о воду был страшный, гораздо более сильный, чем он мог себе представить. Впечатление было такое, словно тяжелый джип врезался в какое-то препятствие на очень большой скорости.

Диму бросило на лобовое стекло, и он почувствовал резкую боль в груди и шее. И сразу же через открытое окно хлынула холодная грязная вода, пахнувшая бензином и тиной. Машина начала опускаться на дно медленно, потому что в задней части салона образовалась воздушная подушка. Она уменьшалась с каждой секундой. Вскоре Дима начал задыхаться, как вдруг увидел за лобовым стеклом лицо отца. Родион сместился в сторону открытого окна, жестами показывая, что надо выбираться, но сил на это уже не хватало.

Дима хлебнул воды, закашлялся, и в этот момент отец схватил его за волосы и буквально выдернул из окна джипа. Несколькими сильными гребками Диме удалось изменить направление движения, а затем и всплыть на поверхность реки. Отца рядом не было. Высоко над собой он увидел фермы и опоры моста, похожие чем-то на огромный скелет железобетонной рептилии. Течение медленно уносило его все дальше от места падения. До обоих берегов было одинаково далеко, но со стороны Воробьевых гор имелась возможность выбраться на причал. Дима скинул кроссовки и поплыл к берегу.