"Фантастика 2024-20.Компиляция. Книги 1-2 (СИ) - Номен Квинтус - Страница 42

Совещание прошло очень бурно: ленинградские товарищи искренне считали, что в каком-то захолустье придумать трактор лучше их «Универсала» никто не в состоянии. Однако Георгий Николаевич к ленинградским инженерам относился… никак, а «ковровский вариант», хотя и казался несколько более сложным в производстве, в любом случае был заметно дешевле «ленинградского» и вдобавок ему не требовался дефицитный лигроин и не менее дефицитный бензин. Но особенно ему понравилось то, что газогенераторный трактор на любой МТС менее чем за день любым слесарем-механизатором мог быть доработан для нефтяного топлива, для чего требовалось лишь снять газогенератор и в мотор вставить прокладки под крышки цилиндров. Конечно, секретарь обкома — фигура не самая важная в государственной иерархии, но получить заключение из НАТИ ему удалось меньше чем за две недели…

Тане пришлось «серьезно поработать с контингентом»: в Коврове-то больше половины «мотористов» были немцами — а для того, чтобы быстро наладить производство этих моторов во Владимире, требовались уже обученные профессионалы. Советские профессионалы — и фрейфройляйн Таня очень настойчиво убеждала таких профессионалов, что подача заявления о принятии в советское гражданство не превратит их в «жидобольшевиков»:

— Вы здесь уже сколько времени работаете? Ладно, про то, как вас тут притесняют, вы и сами видели, а насчет того, что вас кто-то будет принуждать в большевики потом записаться… Вот я к большевикам вообще никак не отношусь, и даже к комсомолу не отношусь. Я просто обычная советская школьница… — при этих словах немцы откровенно заржали, — ну ладно, не совсем обыкновенная, но меня никто в большевики записываться не агитирует. Я работу делаю — и хорошо, а молюсь ли я Марксу по ночам или наоборот, его портретом задницу вытираю — это никого не интересует. Кстати, вам вытирать задницы портретами я не рекомендую: на газетах краска пачкается, а в журналах бумага слишком жесткая…

— Фрейфройляйн, но если мы станем подданными Сталина, то как потом мы сможем домой вернуться?

— Я все же думала, что среди немцев откровенных идиотов немного, но, похоже, ошиблась. Поэтому поясню уже для… ну, вы поняли: вы подаете мне заявления с просьбой принять в советское гражданство. Так как я вообще не Верховный Совет, сама вас в гражданство принять не могу, а могу только резолюцию наложить. Например, «отложить рассмотрение вопроса на три года, в течение которых заявитель должен продемонстрировать, что он может стать достойным гражданином». Вы, как кандидаты в граждане, налаживаете производство во Владимире, затем возвращаетесь обратно в Ковров — и я посмотрю, нужна ли дополнительная демонстрация. И смотреть буду до тех пор, пока всех пленных по домам не распустят. Ну, если кто-то из вас всерьез наше гражданство принять не захочет…

Ранним утром третьего марта — в самом начале девятого, если быть точным — самолет Ли-2 приземлился на Ковровском аэродроме. Вышедший из самолета Николай Нилович недовольно посмотрел на уже стоящий там и очень хорошо ему знакомый СБ Голованова. Недовольно — потому что неделей раньше на встрече со Сталиным у них возник серьезный спор, по результатам которого Иосиф Виссарионович решил, что «вы оба неправы» и предложение Бурденко не прошло. Правда Иосиф Виссарионович вчера свое решение «исправил» — но у Николая Ниловича все же остался определенный осадок…

В госпиталь его доставили на маленьком машинке, сообщив, что «городскую товарищу маршалу выделили», но это на настроении Николая Ниловича никак не сказалось. Как не сказалось и то, что Александр Евгеньевич уже успел собрать в зале госпиталя уже всех врачей.

— Я вам не помешаю? — поинтересовался он у маршала.

— Что вы, я, напротив, очень рад, что и вы присоединились к празднику. Вы начнете собрание?

— Ну, раз уж вы первый приехали, вы и начинайте, — усмехнулся хирург. — Временем я не ограничен, как, надеюсь, и все собравшиеся — а у вас наверняка свободного времени крайне мало.

— Да, с этим вы не ошиблись. Итак, дорогие товарищи, как верно сказал Николай Нилович, времени у меня немного, а потому не будем тянуть. Решением Президиума Верховного Совета медицинский персонал госпиталей Коврова, показавших лучшие результаты среди всех госпиталей Союза ССР, награждается медалями «За трудовую доблесть». Я специально пригласил товарища Егорова вручить каждому их вас эти медали: к сожалению, у меня действительно мало времени. Но я очень рад, что здесь собралось так много врачей и медсестер, которые за ваш героический труд получат эту награду. Подождите, товарищ Егоров, я не закончил. Единогласным решением штаба военно-воздушных сил доктор Серова Татьяна Васильевна награждается и орденом Красной Звезды, и вот его я с радостью вручаю лично. Татьяна Васильевна, подойдите, пожалуйста…

Голованов под аплодисменты всех собравшихся вручил девушке орден. Под бурные аплодисменты, ведь почти каждый сообразил, что раздачей наград все они обязаны как раз Тане. Но сама раздача еще не началась: Федор Савельевич прекрасно понимал, что Бурденко по статусу стоит гораздо выше, так что даже подтолкнул хирурга вперед.

— Ну, теперь моя очередь, и сначала я сообщу то, о чем вы все и без меня узнали бы очень скоро. В «Известиях» сегодня опубликован указ об учреждении специальных наград для военных медиков: ордена Пирогова для врачей и медали Пирогова для младшего медицинского персонала. Это высокие награды: медаль приравнена по статусу к солдатскому ордену Славы, а орден Пирогова — к ордену Красного Знамени. И я с огромной радостью сообщаю, что медалью Пирогова за номером один награждается старшая операционная сестра госпиталя номер один Серова Татьяна Васильевна. Танечка, выйдете сюда еще раз… и не уходите пока: по личному распоряжению товарища Сталина орденом Пирогова за номером один награждается главный врач госпиталя номер три, и попробуйте угадать, как ее зовут…

Вообще-то Сталин хотел первый орден вручить самому Бурденко, но тот настоял, чтобы первый орден дали Тане:

— Она за год провела почти семь тысяч уже операций, и ни одной неудачной — а у меня все же далеко не все пациенты выжили…

— Боюсь даже просить у вас ее портрет мне показать… ну, не сердитесь за шутку. Если вы считаете, что она достойна, то мы согласимся с вашим решением. В конце-то концов именно вы — я имею в виду военно-медицинское управление — и награждаете, согласно статуса ордена, врачей…

По статусу именно так оно и было, это же касалось и медалей — которыми тоже были награждены многие ковровские медсестры. Многие, но не все: все же специально созданная комиссия «ковровые награждения» решила не практиковать. Ордена же среди ковровских врачей получили, кроме Тани, Байрамали Эльшанович, Иван Михайлович и Дитрих фон Дитрих: после «горьковского эшелона» его не только в Коврове, но и в управлении решили считать «полностью своим».

Вечером того же дня в Ковров — и совершенно вне всякой связи с Таниным днем рождения — приехал Евгений Станиславович Терехов. Он как раз завершил исследования по элетроплавке стеклянной шихты, внимательно ознакомился с проектом нового стекольного агрегата — и решил «срочно поговорить с товарищем Серовой»:

— Татьяна Васильевна, мы закончили проект опытного завода по выпуску листового стекла.

— Это замечательно!

— Но вскрылись определенные проблемы, которые, как мне сказали, вы в состоянии решить. Извините, если я скажу глупость — но я лишь передаю сказанное мне. Дело в том, что здесь, в Коврове, по сырью для такой печи почти все необходимое имеется: и доломит, и песок, и даже глинозем на месте получить можно. И электростанцию, мне сказали, в конце апреля уже запустят. Но вот с содой… ее потребуется минимум по десять-двенадцать тонн в сутки, а все, производимое в Березниках уже распределено по другим предприятиям. А если соды не будет — причем самосадная сода не годится — то смысл строить здесь стекольный завод…

— Я поняла. Говорите, нужно по двенадцать тонн соды в сутки? Я постараюсь с заводом в Березниках договориться, так что приступайте к строительству. Как думаете, сколько времени вам на стройку потребуется?