Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Лучший приключенческий детектив - Аврамов Иван Федорович - Страница 87


87
Изменить размер шрифта:

Пушкиндт почесал затылок:

— Я читал книгу давно и, признаюсь честно, на все эти мелочи не обратил тогда внимания… А по большому счёту, Буссенар ведь не единственный писатель XIX века, что позволял себе ввести в заблуждение господ читателей. Вспомните другого вашего земляка, великого Жюля Верна. У него в «Детях капитана Гранта» бумеранг ведет себя точно так же: летит, убивает каких-то там птиц, и преспокойно возвращается обратно. А роман был написан в конце шестидесятых годов, как минимум, лет за десять до книги Буссенара… Что там Жюль Верн. Вот вам другой пример: уроженец воспетой Шекспиром Вероны Эмилио Сальгари. В его произведении «Страна чудес» (имеется в виду, конечно же, Австралия) мы опять встречаем описание бумеранга. И ведёт себя это чудо-оружие опять-таки тем же самым макаром.

— Простите, кем ведёт себя бумеранг? — не понял русской идиомы Робер.

— Не обращайте внимания, — отмахнулся Пушкиндт. — Речь не о Макаре, а о Сальгари. Он написал свой роман… дай Бог памяти… кажись, в 1895 году[31], то есть спустя четверть века после выхода в свет книги Верна, и через пятнадцать лет после публикации романа Буссенара. А бумеранг у итальянца летает так же как и у французов: поражает бедную птичку и благополучно возвращается к ногам охотника. Традиция-с… А вообще-то — Сальгари зело интересный автор. Его порою величают «итальянским Жюлем Верном». Помнится, проводил я как-то одно литературоведческое расследование о влиянии текстов Дюма на…

— Да причём здесь Жюль Верн и Эмилио Сальгари?! — не сдержавшись, перебил любителя ностальгических воспоминаний Боб. — Насколько я знаю, ни французский Верн, ни итальянский никогда не бывали в Австралии.

— Не бывали, — подтвердил Пушкиндт. — Правда, нантец плавал в Америку. Но вот веронец — хоть и подписывал свои книги «капитан Сальгари» — точно: дальше Бриндизи[32] в море никогда не выходил.

— А Буссенар, по вашим заверениям, в Австралии бывал! — Если бы взглядом можно было наносить телесные повреждения, то Боб наставил бы Пушкиндту приличный синяк, примерно в пол щеки. — Мало того бывал — пересёк материк с юга на север! По крайней мере, вы лично пытались меня в этом убедить.

— Ну-у-у, — протяжно заблеял Пушкиндт, — во-первых, не только я, но и сам автор. И, кстати, редакция «Журнала путешествий»… Да вы же сами читали! У вас же с собой тот самый номер, с анонсом.

— «Duracell»! — неожиданно выдал Робер. — Работает в десять раз дольше! Ничто не работает так долго!

— Это вы к чему? — начал переживать за психическое здоровье товарища Пушкиндт.

— К тому, что не всякой рекламе следует доверять. Порою не мешает и проверить.

— И что конкретно вы предлагаете проверить?

— Вашу… или даже не вашу, а версию самого Буссенара и редакции «Журнала путешествий и приключений на суше и на море» о том, что поездка писателя в Австралию на самом деле состоялась.

— А что есть сомнения?

Боб потряс книгой, прикрыл веки:

— Теперь есть.

11. А был ли Каротин

20 часов 10 минут 24 секунды.

Пушкиндт и Робер сидели у костра голова к голове (правая опалённая бакенбарда русского авантюриста щекотала левое ухо авантюристу французскому), читали книгу. Даже скорее не читали, а пробегали глазами по диагонали. Наслаждаться языком и сюжетом было некогда. Надлежало понять: а не ошибся ли сыщик-литературовед, посчитав роман «Десять миллионов Рыжего Опоссума» этаким беллетризованным отчётом о реальной поездке в страну антиподов? Бывал ли Буссенар в Австралии? Ведь если не бывал, то… В общем: а как же тогда сокровища?!

Перевернули пару страниц — и вновь оказия! Вай-вайга. Дерево Птиц, дерево-убийца!

Буссенар рассказывал о смертоносном древе, одно лишь прикосновение к листве которого могло замертво свалить человека.

— Брехня, — выдал неутешительный для автора вердикт Боб.

Пушкиндт буравя горизонт невидящим взглядом, загнусавил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— V pustyne chahloy i skupoy,

Na pochve, znoem raskalennoy,

Anchar, kak grozny chasovoy,

Stoit — odin vo vsey vselennoy.

Робер вернул Пушкиндту взгляд, символизирующий сомнение в душевном здоровье собеседника.

— К слову пришлось, — как бы извиняясь, пробормотал Пушкиндт. — Но в целом я с вами согласен: мифы о смертельно-опасном дереве, произрастающем в южных краях, ещё могли ввести в заблуждение Александра Сергеевича, писавшего свой «Анчар» в 1828 году, но вот для последней четверти XIX века подобные утверждения — явно перебор. Растений, способных убить прикоснувшихся к ним животных или людей, слава Богу, не бывает. Ядовитых — полно, но не до такой степени.

— А значит ещё один чёрный боб в гидрию Буссенара, — резюмировал Боб.

Пушкиндт с уважением посмотрел на каскадёра. Оказывается, этот парень не только по-обезьяньи ловок, но и весьма начитан. А всё прибеднялся: мол, ничем окромя кино не интересуюсь.

Словно прочитав мысли сыщика, Робер пошутил:

— Да, помимо того, что указательным пальцем я умею нажимать на спусковой крючок пистолета, я им — пальцем, не пистолетом — иногда ковыряюсь в носу и перелистываю книжные страницы.

Как бы в доказательство перевернул лист фолианта. И бац — снова-здорово! Новый ляп от мсье Буссенара. Ляп непростительный для человека пересекшего континент на своих двоих, а не в мечтах, сидя в уютном кабинете. Ну не водятся в Австралии гигантские то ли спруты, то ли пиявки, выпивающие кровь из несчастных животных!

Боб грохнул кулаком по полной фантастических небылиц и баек, рассчитанных на доверчивых читателей досинематографической эпохи, книге:

— Я точно знаю: самые большие в мире пиявки водятся в Южной Америке, в амазонской сельве. Дед рассказывал мне об этих тварях. Однажды они чуть всю кровь из него не высосали. Прямо-таки Дракулы, только без зубов. Несколько таких беспозвоночных вампиров способны умертвить корову!.. Так вот — даже самые крупные экземпляры амазонских пиявок пару сантиметров не дотягивают до полуметра. А сказочник Буссенар пишет нам тут о семидесятисантиметровой особи с восьмьюдесятью присосками. Ну куда это годится?!

— А вдруг это какой-нибудь вымерший вид? — предположил Пушкиндт. — Ведь с момента предполагаемого, — от утверждения сыщик потихоньку перешёл к предположению, — путешествия романиста прошло более века. Многие животные за это время успели вымереть.

Боб задумался над не лишенным резона доводом русского, продолжил читать книгу.

И снова — бах! Кулак вновь пришел в соприкосновение с и без того потрёпанным томом.

На этот раз (прямо на следующей странице) речь зашла о… плотоядном дереве! Да-да, о дереве, питающемся мясом. Сперва оно слопало подстреленного одним из героев книги попугая. Потом едва не разъело «желудочным соком» руку смелого экспериментатора, решившего по примеру Джеймса Кэролла[33] поставить опыт на себе любимом.

— Ну, это уже точно перебор! — возмутился Боб. — Я, конечно, наслышан о плотоядных растениях: и о росянке, и о венереной мухоловке, и даже о питающихся крысами гигантских непентесах[34], — но ни одно из них не подходит под описание Буссенара! Все они гораздо меньше. Да и внешне не похожи на то растение, о котором говорится в книге… А картинка?! С какой, спрашивается, фотографии, или с какого-такого наброска, привезенного, как нам о том вещает «Журнал путешествий», «из Австралии», это рисовалось?

Иллюстрация Кастелли, действительно, переворачивала все представления современной науки о плотоядных растениях. Огромный, едва ли не в человеческий рост, лист обхватил руку бородача в колониальном костюме — стал похож на хобот слона, пытающегося втянуть в себя человека чрез ноздри.