Иван Грозный: Кровавый поэт - Бушков Александр Александрович - Страница 48

Представление об опричнине как нерассуждающей, жуткой силе, разившей правого и виноватого, превращавшей целые города в пустыни, а села в выжженные пепелища, буянившей, грабившей, зверствовавшей, родилось не на пустом месте и, надо отметить, все же не в вывихнутых от природы мозгах наших либералов, демократов, интеллигентов, которые всего-навсего (и с ними, увы, немалое число историков) некритически восприняли «свидетельства очевидцев и участников»…

Об опричнине известно не так уж много - поскольку многие документы того периода не сохранились, а летописцы излагали события скудно. И потому суждения о «песьеглавцах» строили главным образом на «ценнейших исторических источниках» - собственноручных мемуарах сразу трех активных деятелей опричнины. По крайней мере так этих субъектов именовали - да и посейчас именуют, не в силах отрешиться от штампов.

Грустнейший юмор ситуации в том, что три «ценнейших свидетеля и участника» никогда в опричниках не служили, а их «воспоминания» представляют собой дурные фантазии, сочиненные с сугубо корыстной целью…

Присмотримся к этим типам повнимательнее. Первый из них - «немец-опричник», как его именуют, Генрих Штаден, автор знаменитых «Записок». Фантастический был прохвост, настолько, что, знакомясь с его биографией, испытываешь нечто вроде восхищения…

И в исторических трудах, и в популярных книжках встречается каноническая фраза: «Один опричник хвастался, что выехал с одной лошадью, а вернулся с целым обозом награбленного добра». «Одним опричником» как раз и был Штаден, из мемуаров которого эту фразу и выудили. Кстати, именно Штаден пустил гулять по свету сказочку про собачьи головы и метлы у седел.

Генрих Штаден, родом из Вестфалии, родился в семье простого бюргера, то есть горожанина. Родители хотели, чтобы он стал священником, но юнец, когда ему стукнуло семнадцать, оказался запутанным в какой-то грязной истории. Что он там натворил, в точности неизвестно, но тюрьма ему грозила вполне реально, и несостоявшийся пастор пустился в бега. С тех пор его жизнь стала крайне бурной и полной всевозможных метаморфоз.

Поначалу он, будучи без денег и мало-мальски полезного ремесла, трудился землекопом в Любеке и в Риге, катал тачку и махал лопатой. Утомившись, стал служить лакеем у мелких ливонских дворянчиков, поднялся даже до управляющего какого-то затерянного в глуши именьица. Попытался заняться торговлей, но попался шведским ландскнехтам, которые его обчистили до нитки. Разочаровавшись, должно быть, в честном труде, Штаден вскоре объявился в занятом поляками городе Вольмаре, пристанище многочисленных банд, которые, пользуясь сумятицей и безвластием, совершали набеги то на прилегающие русские земли, то на ливонские села, одним словом, грабили всех, кто подвернется. К одной из таких банд Штаден и примкнул. Однако у столь веселого и доходного промысла была и оборотная сторона: за подобными шайками гонялись все без исключения, потому что они всем надоели хуже горькой редьки. Вместе с корешками в тюрьму угодил и Штаден. Выйдя оттуда, он сообразил, что выбрал себе чересчур опасное ремесло, - и, поразмыслив, перебрался через границу на русскую территорию.

В России судьба двадцатидвухлетнего прыткого вестфальца изменилась самым волшебным образом. Во-первых, его принял толмачом (переводчиком) в Посольский приказ некий высокопоставленный дьяк. Во-вторых, Штаден получил от самого царя «лицензию» на право содержания кабака, а также винокурения, пивоварения и «ставленья» меда. И, кроме этого, занялся торговлей мехами. Друзей и покровителей способный юноша нашел себе очень быстро, и каких! Ему покровительствовали, улаживали его конфликты с москвичами и наделяли новыми привилегиями боярин Челяднин (глава боярской думы), Григорий Грязной, Алексей и Федор Басмановы (верхушка опричнины)…

Карьера, одним словом, фантастическая. Вот только одна существенная неувязка: обо всем этом феерическом взлете известно исключительно со слов самого Штадена. По документам проверить это невозможно: как и уверения Штадена, что царь Иван «произвел его в рыцари»…

На этом не кончилось. По словам Штадена, царь зачислил его в опричники и Генрих принимал участие в тех самых зверствах и грабительских походах, которые описывал прямо-таки со сладострастием.

Чтение, право слово, прелюбопытное. Вот Штаден видит, как за шестью опричниками гонятся аж триста «земцев». Не медля ни секунды, отважный вестфалец скачет наперерез и орет:

– Брысь отсюда, мать вашу!

Ну, или что-то вроде того. Вид у него настолько грозный, что триста нападавших разбежались во все стороны, как зайчики. Штаден, воодушевившись, ворвался в некий богатый дом, изрубил топором некую «княгиню», вломился в девичью светелку и всех там изнасиловал…

В самых приятельских отношениях Штаден был еще с одним высокопоставленным опричником, Алексеем Басмановым, на свадьбе которого был почетным гостем. Другой боярин, некий Федор Санин, настолько Штаденом очаровался, что предлагал ему в жены свою дочь с огромным приданым - но Штаден отказался, поскольку денег у него у самого было хоть лопатой греби…

Когда на Москву пошел набегом крымский хан Девлет-Гирей, Штаден опять-таки проявил чудеса героизма: с тремя сотнями воинов бросился на крымский отряд в несколько тысяч всадников. Все триста (триста спартанцев?) погибли, остался в живых один Штаден, но татары отступили. Правда, после столь славных подвигов Штаден почему-то, как сам проговорился, оказывается всего-навсего владельцем мельницы где-то в захолустье. Все поместья у него по какой-то трагической случайности отобрали, никто из столь высокопоставленных покровителей не помог, и разобиженный Штаден навсегда покинул Россию…

Как вам история, читатель? Высшие сановники государства Российского отчего-то проникаются невероятной симпатией к рядовому ловцу удачи. Особенно впечатляет боярин (!), который на полном серьезе собирается выдать дочь за неведомо откуда приблудившегося чужестранца без роду-племени… Второго такого курьеза в отечественной истории не зафиксировано.

Все это больше напоминает сочинения достопамятного барона Мюнхгаузена - однако очень долго записки Штадена считались «ценнейшим источником по истории опричнины». Вероятнее всего, причина была в особом складе ума наших либералов-интеллигентов: иностранец свидетельствует! Немец!

Сколько было импортных проходимцем, которым внимали, развесив уши, даже когда они плели явные небылицы…

В общем, почти двадцать лет назад за писания Штадена взялся Д. Н. Альшиц - профессор, доктор исторических наук, тот, кто первым ввел в научный оборот и Список опричников Ивана Грозного, и Официальную разрядную книгу московских государей, и многие другие документы того времени…

Тщательно проанализировав все несуразности, логические несовпадения, а также основываясь на реалиях того времени, коих профессор, как легко догадаться, большой знаток, Альшиц сделал безапелляционный вывод: врал Штаден, как сивый мерин.

На Руси он, конечно, был, и кабак, не исключено, держал, и мехами поторговывал. Очень похоже, и видел снаружи опричный двор Грозного. Вот только сам в опричниках никогда не бывал и не принимал участия ни в одном из опричных предприятий… И в «рыцари» его, конечно же, Грозный не посвящал. Просто-напросто, уехав в конце концом из России, прыткий вестфалец на манер Хлестакова сочинил авантюрный роман, который выдал за подлинные мемуары (подробное изложение выводов профессора Альшица нетрудно найти в недавно вышедшей под прозрачным псевдонимом Даниил Аль книге - см. библиографию).

Дело тут не в одном лишь пристрастии к патологическому вранью. Причины имелись самые что ни на есть меркантильные. По неписаным законам того времени, человек, достигший в одном государстве каких-то постом, званий и титулов, мог, поступая на службу в другом государстве, претендовать на аналогичные титулы и звания. Таким образом, герр Штаден, субъект весьма низкого происхождения, именовал себя «рыцарем царя Московского» не из простого желания прихвастнуть или пустить пыль в глаза - теперь и в Германии он мог рассчитывать на признание его благородным дворянином, не просто Штаденом, а рыцарем фон Штаденом…