Гламур в шоколаде - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 24

– …меня все устраивает, – говорил Артем, – и не советую тебе нарушать мою идиллию.

– Да какая, на хрен, это идиллия? – отвечал Ваня. – Фигней страдаешь!

– Не учи, мне хватает и дома одного такого учителя!

– Да вы просто больные!

– Это наши проблемы! – отрезал Артем.

Аня удивленно прошептала:

– А они не знакомы, случайно?

– Не знаю, Ваня никогда не упоминал об этом, – нахмурилась Инна.

– Но ведь это возможно – что они знакомы? – настаивала сестра.

– Да я понятия не имею! – вспылила Инна.

Они вернулись, сели за стол. Парни выглядели совершенно спокойными, трудно было поверить, что минуту назад они чуть ли не ругались. Ваня непрестанно шутил, Артем от него не отставал, и выглядели они прямо-таки лучшими друзьями. Инну такое их поведение настораживало. Успокаивало только одно: Ваня ни разу не переврал ее придуманное имя.

Когда все наелись, Аня сделала погромче музыку и вызвалась отнести грязную посуду в кухню. Ваня предложил ей свою помощь. Инна пересела на диван, Артем устроился рядом. Вернувшийся за бокалами Ваня выключил в комнате свет и, крикнув: «Экономьте электроэнергию!» – оставил их наедине.

– А есть еще кто-нибудь, кого бы тебе хотелось видеть на своем празднике? – неожиданно спросил Артем.

– Конечно, я ведь говорила – некоторые не смогли прийти.

– Мне кажется, ты поняла, о чем я говорю.

– А-а-а… – Инна вспомнила о Константине Викторовиче, но это показалось ей настолько глупым, что девушке стало стыдно за те слезы, которые Артему пришлось ей утирать из-за невнимания директора. – Нет, больше никого.

Они помолчали, и Артем с тихим вздохом спросил:

– А как же тот учитель?

Инне не хотелось об этом говорить, но ответить пришлось:

– Я думаю, что ошибалась в отношении его.

– Почему?

– Да потому, что это глупо!

– Глупо влюбиться в учителя или в мужчину старше себя?

Инна задумалась. Она не вдавалась в психологию своего влечения к директору, не разделяла два эти понятия: учитель – и мужчина старше. Не знала: влюбилась бы в него, повстречав, как обычного человека, на улице, продиктована ли ее любовь невозможностью быть вместе или чем-то еще? Ей не хотелось обо всем этом думать. Самое главное она поняла – важно не добиться чьего-то внимания, а знать, что делать с добычей потом. Что ей делать с Артемом, Инна прекрасно знала, а вот что с Константином Викторовичем… она понятия не имела. В ее представлении он жил какой-то совсем нереальной жизнью, был слишком умным и взрослым. В его присутствии каждое сказанное слово, любой поступок казались просто ребячеством и недостойной внимания глупостью. А чувствовать себя вечным ребенком ей не хотелось.

– Ты ответишь? – напомнил Артем.

– Да, отвечу. Если захотеть, ничто не может помешать влюбленным быть вместе. Учитель – не учитель… можно перейти в другую школу, чтобы такие отношения никого не смущали. Да и мужчина постарше – это не так страшно, если только двое хотят быть вместе. А я… я поняла, что мне это вовсе не нужно. Мне нужно другое! Другой. – «Ты», – мысленно прибавила Инна.

Он не успел спросить – «кто», а Инна не успела озвучить свою последнюю мысль. Вернулся Ваня и бесцеремонно врубил свет.

Инна погладила Героя по спине и задержала взгляд на огромном букете белых роз, стоявшем на прикроватной тумбочке. Празднество давно закончилось, она вернулась домой. Красные розы, подаренные Ваней, остались у Ани – в награду за терпение и помощь. Все прошло замечательно: после возращения в комнату ребят, все четверо танцевали, смеялись, выпили вторую бутылку шампанского, которая нашлась в холодильнике. Будь этот день рождения настоящим, Инна была бы на седьмом небе от счастья! Сестре тоже все понравилось, хоть Аня и ворчала, что она теперь от стыда не может нормально смотреть Артему в глаза… Инна растянулась на кровати и зажмурилась. Она-то могла смотреть в его глаза и отныне собиралась это делать как можно чаще, а Артем, кажется, не возражал. Сам предложил – встретиться после школы. Само собой, Инне даже не пришло в голову отказаться.

Школа стала Инне совсем неинтересна. Мыслями она витала где-то рядом со своим голубоглазым возлюбленным. Ваня ходил какой-то понурый. На одной из перемен Инна попыталась было выведать, что с ним творится, но друг молчал, как партизан.

– Кстати, – вспомнила Инна, – а ты знал Артема раньше?

Ваня молчал.

– Ответь! – потребовала она.

– Знал, но очень поверхностно.

– А почему ты мне не сказал?

– А почему ты выдумала себе день рождения и звали тебя Аней?

Инна улыбнулась и промолчала.

– Хорошо, можешь не отвечать! – Друг подмигнул ей.

– Ты тоже. В чужие дела я не лезу, – заметила Инна.

– Да, знаю, спасибо тебе. – И Ваня ушел в свой класс…

Она кое-как отсидела еще три урока и помчалась на встречу с Артемом. Он уже ждал. Инне не давал покоя вопрос: тайком ли от своей подружки он с ней встречается, но спрашивать она не осмеливалась. В этот раз они пошли в кино. Инне приходилось много врать. Артем ни о чем не подозревал, а то бы не смотрел на нее с таким восхищением. Инна представляла себе момент, когда придется рассказать ему всю правду, как и предупреждала сестра, и ей становилось жутко. Артем расспрашивал о ее родственниках, Инна отвечала односложно, старалась избегать этой темы, лишь бы не приходилось врать еще больше. Она боялась, что вскоре сама запутается, что и когда говорила, – в ее планах назревали перемены. Нужно было как можно скорее повиниться, но до того момента, как Артем уверится, что он влюблен в нее, Инна не хотела открывать карты. Не каждый способен простить мухлеж! Оставалось уповать на влюбленное сердце, которое, по заверениям знатоков, прощает и не такие обманы. Вот только не знала она, как можно измерить влюбленность этого красивого мальчика. Невольно в ее голову закрадывалась мысль, что для него это такая же игра, как для нее. Только она играла во имя любви, а вот во имя чего мог играть он – Инна боялась даже подумать об этом.

На улице зажглись фонари, мелкие снежинки кружились в их свете, как мошки. Артем взял ее за руку.

– Ты сегодня грустная.

От его прикосновения по телу разлилось приятное тепло.

– Просто мне хорошо вместе с тобой молчать.

– А говорить – нет?

– И говорить тоже хорошо.

Он остановился и взял ее за другую руку.

– Красивое колечко, – отметил он, разглядывая мелкие изумруды, выложенные в виде веточки.

– Одно из моих любимых.

– Где-то я уже видел такое же…

Инна напряглась.

«Вот курица! Он видел это колечко на дискотеке! У меня, у тупой… очень тупой блондинки, да и брюнетка из меня получилась на редкость глупая. Неужели догадается? А если спросит? Что говорить? Нельзя же врать дальше, если он все поймет». Она не сдержалась и вырвала руку.

– Таких колец в любой лавке хватает, наверное, видел у какой-нибудь девчонки.

Артем с сожалением кивнул.

– Наверное.

Лишь когда он заговорил о другом, она немного успокоилась.

«Так и паранойя может начаться», – подумала Инна, подавляя вздох облегчения. Раньше она не ценила правду, как оценила сейчас, когда чуть ли не через каждое слово приходилось лгать. Жизнь во лжи оказалась самой отвратительной формой существования, какую только можно придумать! Постоянный страх разоблачения висел над ней как топор палача. Приходили трусливые мысли: уж рубанул бы поскорее, лишь бы не мучиться больше! Но палач еще только размахивался – удар ждал ее впереди.

Как прежде, Артем проводил ее до дома – дома сестры. Инна ожидала поцелуя, она специально выплюнула жвачку заранее, чтобы та не мешала, когда все случится. В туалете кинотеатра подкрасила губы блеском со сладким запахом клубники – ужасно хотелось поразить его. Целоваться ей уже приходилось, но то были глупые дети, Артем – совсем другое дело. Он наверняка отменно целуется, столько девчонок с ним встречались! Инна постоянно ждала, боясь, что он вздумает поцеловать ее не в тот момент, когда она будет готова. От всех этих мыслей во рту пересыхало, а по спине пробежал холодок. Она боялась, что ее обман откроется, и в то же время страстно этого желала, тряслась от возможности поцелуя, а еще – от мысли, что поцелуя так и не случится… Собственная душа казалась ей самой противоречивой вещью на свете. Инне хотелось подходить к любому делу с холодной головой, но ничего не выходило – эмоции брали верх.