Путь в пантеон - Еловенко Вадим Сергеевич - Страница 7

Уже вместе мы направились на тротуарах к фонтану Великих, где в полной темноте наслаждались танцами подсвеченных струй. Стоя совсем близко от супругов Просту, я сказал негромко, чтобы не услышали господа офицеры, шумно переговаривающиеся в стороне:

- Скажите Госпиталь Ролл еще стоит?

Надо отдать должное самому Просту, он не сделал ни малейшего жеста сказавшего о его чувствах ко мне после этих слов. Но вот его супруга, казалось, немного отшатнулась от меня.

- Конечно, стоит. - Кивнул Просту - Самое шумное место в Апрате. Поток детей с запада не ослабевает. Другое дело, что сейчас стало сложнее с распределением детей по семьям. Когда мы учились в Академии еще ничего было… Но сейчас больше трети сразу отправляются на север на берега внутреннего моря в технические интернаты.

Я кивнул, не поворачиваясь к ним. Погрузившись в воспоминания об интернате-распределителе отчего-то названным Госпиталем Ролл, я не сразу расслышал вопрос жены Просту:

- А вам, сколько было лет, когда вы попали туда?

Ей пришлось, смущаясь от своей бестактности повторить вопрос, прежде чем я ответил:

- Не знаю. - Сказал я мельком заглянув в ее лицо: - Около трех. Как я потом узнал, документы никогда на нас никто не оформлял. Потому по прибытию мне дали новую дату рождения.

- Вас усыновили?

Я усмехнулся и ответил:

- Ну, да это так называется. Вручили меня моему отцу. Он уже нашел для меня и воспитательницу и потом когда я подрос, определил в лучшую школу Ристы. Я ему очень благодарен… Я ему собственно никто же был. Но он признал меня сыном и закрепил в правах…

- А ваша мать?

- Родная? - спросил я и, увидев отрицательный жест, сказал: - Нет, отец никогда не женился. Он считал, что семейные и клановые обязательства скажутся на его работе.

- А сколько вам было лет?…

- Когда меня передали на воспитание отцу? - переспросил для уверенности я. - Семь по бумагам. Это я точно помню. Я уже говорил хорошо. Меня обучили кое-каким манерам. Как надо относиться к приемным родителям. Я уже даже писать начинал. Я произвел на отца, наверное, хорошее впечатление, хотя мы никогда об этом не говорили.

Отчего-то она больше не хотела ничего спрашивать или узнавать. Я знал эту реакцию. Если еще на территории Тисса и лесов Лагги к нам, приемышам из за Великой реки, относились почти доброжелательно, то пассы и Орденцы несколько презрительно высказывались о таких как я. Они всегда считали, что мы остаемся в душе дикарями, даже если нас научить ездить на велосипеде. Но воля богов, которые затеяли эту сомнительную историю со спасением детей из гибнущих племен запада, не обсуждается. И даже состоящие на государственной службе бездетные пассы обязаны были принимать к себе детей на воспитание. "Не можешь сам воспитывать - позаботься о воспитателе!" гласило требование. Мне повезло. Мой отец заботился и учил всему, что сам знал, и мог нанять мне воспитателя. Больше того скажу. Он меня полюбил. Как и я его. Семилетний дикаренок с напылением цивилизации стоял перед ним на причале в порту Ристы и не знал, как и что делать. Все слова позабылись. А он просто подошел, посмотрел на меня. Назвал мое имя и повел за руку к экипажу. А дома он показал мне мою комнату. После интерната я был просто поражен, в каких апартаментах мне придется жить. Я не верил происходящему. Он тогда не дал придти мне в себя и повел в главную комнату дома, где долго и подробно рассказывал, кто теперь я. К каком роду Лагги принадлежит мой отец и кто мои ближайшие родственники, на которых я смогу рассчитывать, если с ним что-то случится. Я тогда не понимал, что он с первой минуты стал относиться ко мне как родственнику. А я просто не мог понять, что этот сильный, мощный и богатый охотник возится со мной. А уж когда он повез меня следующей весной сразу после дождей в родовую деревню в глубоких лесах и там меня признали своим, другие съехавшиеся и постоянно живущие… Я стал Лагги. Я и сейчас говорю о себе, что я Лагги. Никто не сможет это опровергнуть даже те, кто знают, откуда я. Если сами Лагги признали меня своим, то кто еще, что может тут сказать? Лагги не просто свято чтили волю Прота. Они просто еще хорошо помнили предания, как и их племена, вырезались и никчемные дети находили приют в других семьях и кланах…

Просту больше не общались со мной. Лишь по дороге обратно мы обменялись ничего не значащими словами по поводу необычно теплой ночи и довольно пустых улиц. В столице ночные гуляния в пору моей учебы в Академии были нормой, но что-то изменилось в Городе, раз за всю дорогу обратно мы встречали только уборщиков служащих, полицию и жандармов.

До отправки оставалось не более минут двадцати, когда мы вернулись к поезду. По дороге я обратил внимание, что дворники свое дело сделали хорошо. Покрашенная в два, а то и три слоя стена не выдавала никаких следов надругательства.

На перроне мы не стали задерживаться, а сразу устремились в вагон. Уже пропуская в поезд через свое купе женщин, я обратил внимание на нескольких офицеров в форменной одежде моего департамента жандармерии. Извинившись перед девушками, я поспешил к ним в надежде, что встречу хоть одного из своих товарищей с кем почти три года после школы провел в Академии. Увы, уже подходя ближе и принимая кивки головами, я понял, что никого не узнаю. Но зато один из офицеров, вежливо попросив у меня документы и удостоверившись, что я по праву ношу на гражданской одежде знаки различия чина, вручил мне запечатанный пакет, адресованный именно на мое имя. Я удивленно вскинул брови и старший по чину сказал мне в ответ на невысказанный вопрос:

- Мы собирались перед отправкой посетить ваши апартаменты в поезде и вручить там вам пакет, но вы видно интуитивно догадались, что мы ожидаем именно вас.

Я не стал его разуверять. Приятно когда о твоих способностях думают несколько лучше. Хоть это и опасно, но приятно.

Видя на пакете отметку секретности, я поблагодарил офицеров и, попрощавшись, вернулся в поезд. Заперев обе двери и на улицу и в коридор я распечатал конверт, но вместо ожидаемых инструкция нашел там просто один листок с переливающейся типографской печатью. На листке было от руки вписано, что именно я в период с этого дня и в течении трех месяцев обладаю чрезвычайными полномочиями. Я в праве требовать подчинения мне всего вокруг вплоть до армий и корпусов. Изумлению моему не было предела. Я даже сомневался, поверит ли такой бумаге хоть кто-нибудь. Я понимаю, что я не самого низкого чина, но неужели такие бумаги выдают провинциальным служащим? Но бумага была оформлена абсолютно верно и внизу красовалась подпись Правителя. Коротко и ясно: Инта 4 Тисский Ромуел - Повелитель.

Я, чтобы не выдать своего волнения спрятал бумагу в бумажный пакет с остальными своими документами и постарался думать о чем-нибудь другом. Но даже когда я вроде успокоился и вышел в коридор к попутчикам, оживленно обсуждающим прелести столицы, мою бледность немедленно заметили. Офицеры по своей манере отнесли это к тому, что меня напугала вдова, не отпустившая со мной двух девиц, вызвавших меня как провожающего. А молодые Просту с намеком сказали, что моя бледность вызвана восхищением величием дворца Тисских правителей. Я отшучивался, как мог.

Через полчаса беседы к нам вышли девушки со своей мамой (или воспитательницей) и тепло попрощавшись, заявили, что на следующей остановке - тоже в Столице, но на другом вокзале они сходят, чтобы там же остановится в гостинице и начать решать свои дела. Мы искренне пожелали им успеха, а спустя еще минут двадцать, на остановке, всем вагоном вышли проводить эту славную "семью"… Офицеры, несмотря на протесты пожилой вдовы, умудрились-таки передать девушкам номер телефона своей базы. Я, правда, сомневался, что они когда-либо созвонятся в этой жизни, но, порозовев, девушки, сказали, что когда им понадобится помощь господ, они будут рады рассчитывать на них. В общем, мило расстались.

Всю ночь пили и играли в "двенадцать". Не сказать, что карты надоели, просто решили сыграть и все. Мне везло - кубики катались, как заколдованные и к тому моменту, когда я уже слабо понимал что делаю, у меня в банке скопилось почти мое месячное жалование. Чтобы утешить проигравших и не портить им настроение, я по старой традиции… по которой возврат выигрыша равнозначен унижению, оскорблению и прочему… просто купил на выигранные деньги у господ офицеров две бутылки вина, которые мы с ними и распили. Как мы потом смеялись - вино может стоить дорого, но не столько же! Стюард, которого мы загоняли за ночь, помог мне добраться до постели и раздеться. Только он ушел, как, постучав в дверь, в "каюту" прошел один из офицеров бесцеремонно голый по пояс и с извинением за то, что так поздно побеспокоил, положил на стол мой кошелек, который я выронил в их апартаментах. Я махнул рукой и поблагодарил офицера. За окном в светлеющем небе мелькали деревья. Незаметно для себя я все-таки провалился в беспамятство.