Герцогиня поместья Лавилдей - Соколова Надежда - Страница 5

         Просторное светлое помещение, залитое солнечным светом, было забито прислугой. Все, кто работал в усадьбе, вышли встречать хозяев, переместившихся к ним на лето. Экономка, повариха с поварятами, горничные, садовник… Не хватало только кучера и конюхов. Но их внутрь обычно и не пускали. Их удел – конюшня и лошади.

         При виде нас все согнулись в поклонах. И я ощутила себя президентом холдинга, которого встречают его многочисленные сотрудники.

         Отец бросил на прислугу беглый взгляд и повернулся к нам. Демонстративно расцеловал и жену, и дочерей, кивнул носильщикам, чтобы оставили вещи.

         И исчез. Порталом. Вместе с бравыми молодцами-слугами.

         Мы, женщины, остались в холле усадьбы.

         Экономка Элиза, высокая плотная женщина лет сорока-сорока пяти, синеглазая шатенка, провела нас наверх, в наши комнаты. К нашему появлению слуги тщательно выдраили весь дом. И теперь комнаты сверкали чистотой. В углах – ни пылинки, ни соринки. Даже редкой паутинки, и той не найдешь.

         По меркам местных, отец платил своей прислуге более чем прилично. Но и требовал при этом едва ли не идеала во всем. Но и сами крестьяне отца с удовольствием шли к нему в услужение. Как писала в своих дневниках Сандра, за год работы в ее семье крестьянин мог накопить на приданное одной из дочерей. В многодетных семьях, в которых рождались чаще всего девочки, подобные вещи очень ценились.

         Элиза, тоже крестьянка, только бездетная вдова, трудившаяся у отца уже лет пять-семь, откланялась и ушла, сообщив, что еда готова. И мы при желании можем позавтракать или пообедать в любое время. Здесь с этим все было намного проще, чем в столице с ее этикетом.

         Не знаю, как матушке с Ингрид, а мне есть совершенно не хотелось. И пока Лисси разбирала мои вещи, я осматривалась.

         Мебель в усадьбе, как и в столичном доме, была дорогой, сделанной качественно и добротно, частично – из древесины магических пород деревьев. Над ней трудились именитые мастера. Каждый, кто переступал порог дома, сразу понимал, что у владельца очень даже водятся деньги. Но при этом усадьба ощущалась жилой, в ней чувствовалась жизнь.

         То же самое касалось и моей личной спальни.

         Широкая кровать, не для одного, для двоих, так и манила улечься, распластаться, насладиться мягкостью постельного белья и упругостью матраса.

На стенах висели картины, выполненные в различных стилях, от классических пейзажей до абстрактных композиций, что придавало комнате особый шарм и индивидуальность.

На туалетном столике, помимо зеркала в резной раме, стояли разнообразные флаконы с духами, расчески и щетки, а также несколько магических амулетов, которые, по слухам, помогали сохранять молодость и красоту. В ящиках стола хранились различные мелочи – от украшений до писем и записок.

Ковер под ногами был мягким и пушистым, с узором, который, казалось, менялся в зависимости от угла зрения. Он не только украшал комнату, но и создавал ощущение тепла и уюта. Магические шары над головой испускали мягкий, рассеянный свет, который можно было регулировать по яркости и цвету, создавая нужную атмосферу в зависимости от времени суток и настроения.

Тюль и шторы на окне были выполнены из дорогих тканей, которые переливались на свету. Тюль был легким и воздушным, свободно пропускал дневной свет, а шторы – плотными и тяжелыми, защищавшими от посторонних взглядов и создававшими уют в вечернее время.

Два кресла, стоявшие у камина, были обиты мягкой тканью и украшены резными деревянными элементами. Они приглашали присесть и насладиться теплом огня, который, благодаря магии, горел ровно и без дыма.

         Я отпустила Лисси отдыхать к слугам и отправилась на разведку. Мне хотелось осмотреть усадьбу, увидеть, что интересного здесь есть, и есть ли вообще. Ну и, возможно, выйти в сад, разбитый под нашими с Ингрид окнами, чтобы подышать свежим воздухом и насладиться красотой цветов.

         Пора было обживаться. Судя по планам отца, нам следовало находиться здесь все три летних месяца. А может, и один осенний, пока не зарядят тяжелые и холодные дожди. Надо же как-то посерьезней наказывать строптивую дочь.

         Я решительно вышла в широкий светлый коридор, прикрыла за собой дверь, прошла мимо комнат матушки и Ингрид и зашагала вглубь усадьбы.

Глава 7

                Два коридора, три поворота, один бальный зал – я сама не заметила, как забрела вглубь усадьбы. Тут тоже было чисто, пусть и не так, как в передней части дома. Только магические шары над головой светили чуть более тускло.

         И, в принципе, ничего интересного тут не было. Что-то вроде давно заброшенного крыла, которое никто ни для чего не использует. И делать тут было нечего. Совсем. Проще уж выйти «к людям», вызвать служанку и расспросить ее, где находится книгохранилище.

         Я уже собралась уходить, как рядом с моими ногами послышался шорох, а потом что-то коснулось моей голени. Коснулось и сразу же исчезло. Что-то мелкое и шерстяное. Что-то, похожее на мышь. Или крысу.

         Тело мгновенно сковал холод от ужаса. Я до жути боялась крыс, мышей, пауков, змей. Ненавидела и боялась. Всегда, как себя помнила. И вместо того чтобы сбежать отсюда как можно быстрей, я завизжала. Стояла на одном месте, визжала на ультразвуке и не думала. Ни о чем не думала. Не могла!

– А-а-а-а-а-а-а!!! – исступленно орала я.

– Цыц! Горло сорвешь! – рявкнул внезапно кто-то рядом со мной.

         Я замолчала, больше от удивления, чем от повиновения.  Рот закрылся автоматически.

– Бабы! – продолжал разоряться незнакомый голос. – Ну вот что ты визжишь?! Совсем оглушила, дура!

– Мышь, – ответила я, приходя в себя. – Мышь здесь была.

– И что? – в голосе моего невидимого собеседника послышалось презрение. – Съест тебя, что ли, дылду такую, маленькая мышка?! Что визжать было?!

         Я промолчала. На языке вертелась сплошная нецензурщина, причем явно земная. Но выдавать ее здесь и сейчас я не видела смысла. А еще саднило горло. И говорить было не то чтобы больно…

– А вы кто? И где? – не совсем связно спросила я.

– А ты вниз посмотри, – язвительно произнес мой собеседник.

         Я посмотрела.

         И наткнулась на внимательный взгляд глазок бусинок. Гном не гном, домовой не домовой, но это нечто, мелкое, шерстяное, явно обладало сознанием.

– Домовой? – осторожно уточнила я.

         В ответ – недовольное фырканье.

– Ну пусть домовой будет. А ты кто, деваха? Тело местное. Душа чужая. Не из этого мира душа. Что ты тут забыла?

         Ох, дядя… Да если бы я сама знала…

– Не знаю, – пожала я плечами. – Очнулась здесь, в этом мире, давно уже. В свой мир вернуться не могу. Вот и учусь жить в чужом теле.

         Домой впился в меня пронзительным взглядом. Затем взмахнул рукой сверху вниз, как будто разрубил что-то. И мы очутились в маленькой комнатке, довольно слабо совещенной.

– Жилье мое, – объяснил домой. Затем кивнул на кресло неподалеку. – Садись, заблудшая душа. Поговорим.

         Да как скажете. Села.

– Можешь звать меня дядька Сван, – сообщил домовой, садясь в такое же кресло напротив. Затем недовольно покачал головой. – Редко, редко к нам заблудшие души посылают. Не к добру это. Меняться что-то будет. Звать-то тебя как? Тебя, не тело это?

– Да почти так же, как и тело. Александра, ну или Сандра, Санни, – ответила я. И в свою очередь уточнила. – Кто посылает, дядька Сван?

– Боги, – недовольно фыркнул тот. Явно не в восторге от произошедшего. – Кто ж еще? Больше никто не может душу из мира в мир перекинуть. Силенок не хватит. Знать, нужна ты здесь, а не там, и дорога назад тебе заказана.

         Угу. Последнее я и так поняла. И надо сказать, очень неприятно осознавать, что без твоего желания тебя перекидывают из мира в мир, просто так, по воле могущих сущностей. И все, что ты можешь, – это смириться с произошедшим и продолжать жить дальше.