Комната с загадкой - Шарапов Валерий - Страница 8

Анчутка удивился. Обычно, как только теплело, такого рода мысли появлялись у него. С чего бы подобную песнь завела Светка, тишайшая и милейшая? Это ж домоседка из домоседок. Яшка забыл, когда в последний раз ее удавалось вытащить погулять так, чтобы за ними не плелся зевающий, ноющий, канючащий карапуз, не надо было «по дороге» заскочить к черту на куличики за солью, уксусом, булкой – для семейства, для соседей и той бабульки, имя которой Светка не знает, но спросить неудобно.

Она вечно обо всех на свете хлопочет, такая вся из себя милая-премилая, безотказная, заботливая, всегда готовая всем прийти на помощь. Трезвомыслящий Яшка не восторгался этой чертой Светки и недоумевал: зачем, во-первых, ей это надо, во-вторых, не устала ли она от этого? Спрашивать не решался, чтобы не обидеть, – и вот на тебе, само всплыло. Значит, надоело, иначе с чего это вдруг разговор завела о том, чтобы махнуть за горизонт.

У Анчутки перед глазами волшебным ковром развернулась самая радужная картина сытой, безмятежной жизни где-нибудь на берегу теплого моря, даже – чем черт не шутит – под собственным виноградником. Яшка аж ручки потер. Между прочим, почему бы и нет?

«Стоп, стоп, не гони волну, – приказал он сам себе, – не спугнуть бы… Она ж как бурый кролик – чуть что не так ляпнешь, и под куст».

Сохраняя ласковый и чуть насмешливый тон, Анчутка спросил:

– Куда же ты, к примеру, хочешь отправиться?

Она наконец бросила палочку и, устраиваясь поудобнее, пригорюнилась:

– Откуда ж мне знать…

– Ну например?

– Так что я в жизни-то не видала? – нараспев, по-бабьи протянула Светка, но тут же с нездоровым восторгом добавила: – О, я знаешь, что слышала?

Анчутка признался, что нет.

– Сейчас люди нужны на лесозаготовках! Всех берут, и даже без паспортов. Красота! Представляешь? – Она принялась показывать руками: – Туда – тайга, сюда – тайга! Без конца и края, и снега, снега, снега!

Яшку передернуло. Вроде только что про Крым разговор был.

– Да ну! Ты что! Стужа, волки да медведи, до ветру не выйдешь – отморозишься весь. То ли дело – к морю?

Наверное, за компанию, но он воодушевился. Анчутке представилось, что всякие деньги, билеты, барахло и обувь – ерунда, дело наживное. Главное – решиться, захотеть, а дальше – по щучьему велению сложится так, как мечтается.

Вот прямо сейчас они деловито встают с бревна, он отправляется на фабрику, оставляет Пельменю заявление об уходе – черт с ними, выходным пособием и трудовой книжкой. Отрясает с ботинок общажную пыль, бросает опостылевшую работу с вредной начальницей, щелканьем секундомера, кипами глупых бумажек, которые надо заполнять – обязательно разборчиво и без ошибок! И столовку эту с вечными щами, россыпью подсохшего хлеба.

Вот только жаль Пельмень не поедет. А без Андрюхи будет трудно. Он друг верный, надежный, как часы, столько с ним вместе пережито, горя хапнуто, брат, единственный близкий человек.

Однако воспоминание об Андрюхе, которое обычно пресекало всякие мечтания о странствиях, на этот раз не сработало. Анчутка мятежно решил: «Да и пес с ним! Нравится – пусть остается лаптем щи хлебать!» Стал он такой правильный, как треугольник, от его речей нафталиновых моль дохнет и без лаванды.

Светка втихую заскочит, соберет пожитки, пока тетка Анна бегает скандалить и сплетничать по соседкам. Да там и собирать нечего, небось и на узелок не скопила за все это время. Может, записку какую оставит. Бросит к чертям свинячим и опостылевшую общественно полезную жизнь, и сварливую названую мамку, и Саньку, психованного брата, и все эти вечные хлопоты с посторонней мелкотней!

Уж так вдохновился Яшка картинами безоблачной жизни, что даже, отпустив Светку, кувырнулся назад, спиной на нарождающуюся травку, пузом кверху, уставил глаза в небо, на котором ни звездочки не видно. Нет, там, южнее, оно куда красивее. И сказал решительно:

– Значит, так: едем туда, где потеплее. А если желаешь далеко-далеко, то как раз в Крым.

Хозяйственная девчонка тотчас спросила:

– Жить где будем?

Об этом он не подумал. Признаться, он и сам предпочитает, чтобы пятки были в тепле и ниоткуда не дуло. Не тот возраст у него, чтобы вновь по развалинам да подвалам шариться. Однако теперь он чувствовал редкое воодушевление и прилив сил, как будто полны карманы у него столяров-плотников и прочего строительного люда и жилье можно творить из ничего.

– А будем жить мы с тобой прямо на берегу! – И для убедительности начал руками и ногами показывать разного рода заманчивые фигуры: – Представь себе: вот тут – он провел черту чуть подальше собственного ботинка – у нас море.

– И рыба, – потребовала Светка.

Он одобрил:

– Обязательно. Косяками.

– И крабы.

– И они тоже. Смешные, боком ползают. Я тебе самого толстого поймаю.

– Давай дальше.

– Там, сзади, – он указал большим пальцем за плечо, – сплошные скалы, белые, сосны высоченные, а под ними ягод-грибов видимо-невидимо.

– Идет.

Яшка продолжал, ощущая прилив вдохновения:

– Вот тут, – провел он рукой чуть поодаль от костра, где земля показалась пожирнее, – раскопаем огород, насадим картошки и луку.

– Морковки надо обязательно, – вставила девчонка.

– Это зачем?

– Сладкая. И репки.

– Нет, она не пойдет, она не любит, когда тепло. Посадим редиски?

– Идет.

– Вот, а как поспеет, будем так же костерок жечь, только на берегу, картошку печь.

– Так, а жить-то где?

– Шалаш построим. И будет все исключительно хорошо: тепло, пятки в прибое можно греть, и небо синее, а на нем ни облачка.

– И ночью тоже?

– Нет, ночью – как черный бархат. И кругом – ни души!

Светка, подумав, заметила:

– Так хлеба надо и молока. Без молока ни на какой огород сил не хватит. Так что не выйдет, чтобы совсем никого.

Яшка, поразмыслив, предложил завести козу. Светка рассудительно заметила, что с этим животным хлопот полон рот.

– Тогда буду ходить для тебя за молоком, каждое утро, – пообещал Анчутка.

– Это ты загнул, – помолчав, произнесла она, – тебя спозаранку из пушки не разбудить.

– Зачем ты так, – урезонил Яшка, – я ж на работу исправно поднимаюсь.

– Так это потому, что ты неподалеку работаешь, рано не надо, – пояснила она, – а если не надо будет – то не станешь. Тебе же все подавай, чтобы само с неба падало.

Анчутка всерьез обиделся и открыл рот, чтобы сказать гадость, но сообразил, что надо сначала подумать.

А тут, как нельзя кстати, «кино» подоспело. С одной стороны и с другой приближались, сверкая фонарями и золотыми окошками, новенькие электрички. Прямо напротив ребят они сошлись, приветственно перекликнулись – и умчались прочь сказочными скакунами, аж искры сыпались из-под колес. Еще что-то темное продолговатое отвалилось от сияющего поезда, как-то сперва подлетело, точно продолжая стремительное движение, потом, будто спохватившись, отвесно обрушилось на склон, а далее, словно слизняк, поползло под откос.

– Упало, – бездумно повторила Светка. Присмотрелась, вдруг взвизгнула и тотчас зажала рот рукой.

На насыпи распластался человек – головой вперед, ногами к рельсам.

Глава 4

Как всегда после того, как пролетают составы, настала мертвая тишина. Все застыло. Однако на этот раз нарушили покой не вопли лягушек и звон ручья, а неведомый прохожий, который топал со стороны дороги на станцию, беззаботно посвистывая и чертыхаясь, случись на что-то натолкнуться.

Ивняк расступился, и выяснилось, что пришла знакомая личность: Колька Пожарский, точно тощий медведь, вывалился на «дачную» поляну и первым делом ворчливо похвалил Светку.

– Знатно вопишь, как сирена в тумане. Так бы и не пошел вас здесь искать. Отлично замаскировались. С чего тут ор?..

Анчутка молча указал на причину, а Колька сразу и не понял, что это за мешок на насыпи лежит.

– Ох ты, мать честная! Это как же…

Лежал человек так, что живой не сдюжил лежать и пяти минут: верхняя часть тела – прямо, привольно, точно нежась на пляже, а ноги перевернуты и изогнуты, как у куклы на веревочке.