Карьера Никодима Дызмы - Доленга-Мостович Тадеуш - Страница 48

— Хорошо.

— Прикажете доложить?

— Не надо. Можете идти. Обойдусь без вас.

Миновав темную гостиную, Никодим отворил дверь в библиотеку. Склонившись над книгой, за столом сидела Нина. Она даже не подняла головы. Никодим закрыл дверь и кашлянул.

Только теперь Нина посмотрела на него, и сдавленный крик вырвался из ее горла. Она вскочила, подбежала к Никодиму, обняла его за шею.

— Нико, Нико, Нико!..

Нина прижалась к нему, лицо ее светилось счастьем.

— Приехал, приехал, мой милый, мой единственный!

— Как живешь, Ниночка?

— Боже, как я истосковалась по тебе!

— А я не тосковал?

— Ну, садись. Скажи, надолго?

— Увы, па несколько часов.

— Что ты говоришь?. Это ужасно!

— Так сложились дела.

Нина принялась гладить его по лицу.

Никодим в двух словах объяснил цель приезда, добавив, что с радостным чувством отправился в эту поездку, — ведь она сулила ему пусть непродолжительное, но все же свидание с Ниной.

Нина села к нему на колени и, перемежая речь поцелуями, стала говорить о своей тоске, о любви, о надежде, о той счастливой минуте, когда она наконец станет его женой.

— Если не случится ничего непредвиденного, — прервал ее Дызма, — мы поженимся раньше, чем ты думаешь.

— Как же так? А развод? Ведь разводы тянутся месяцами.

— Дело обойдется без развода. Я советовался с адвокатами. Мы аннулируем брак.

— Я ничего не понимаю в этих делах, — с сомнением в голосе сказала Нина, — но ты очень добр, раз ты уже подумал об этом.

Ужинать они перешли в столовую. Нина принялась расспрашивать Никодима о его теперешнем времяпрепровождении. Она радовалась, что он бывает у Чарских, у Ростоцких, состоит попечителем комитета по разработке проекта литературной академии, что он уже положил в банк не один десяток тысяч злотых.

Когда встали из-за стола, лакей доложил, что шофер приготовил все для обратной дороги.

— Хорошо. Пусть подождет.

Глянув на карманные часы, Никодим заявил, что ему надо спешить. Нина собралась было пойти с ним в кабинет Куницкого, но Никодим попросил ее подождать.

— Почему? — удивилась Нина.

Видишь ли, мне предстоит прочесть некоторые бумаги, сделать пометки… А с тобой не до этого будет… Подожди, я сейчас вернусь.

Никодим зажег свет, раздвинул тяжелую бархатную портьеру.

В нише стоял зеленый несгораемый шкаф. Никодим посмотрел на него оценивающим взглядом. Немало придется поработать грабителям, если они вздумают добраться до ценностей, а ему, Дызме, хватит и минуты, чтобы открыть шкаф без малейшего усилия.

— Если у тебя башка хорошо варит, — вслух сказал Никодим, — то и отмычек не надо… Правда — комбинация не моя, Кшепицкого, но впрок она пойдет мне.

Ключ бесшумно повернулся в замке. Ручка поддалась, и дверца открыта.

Внутри царил образцовый порядок. Справа на полках были разложены книги и папки с бумагами, слева громоздились пачки кредитных билетов. Две полки были заставлены коробками; туда Дызма заглянул прежде всего: ювелирные изделия, множество золотых колечек, ожерелья, брошки, бриллианты, рубины.

— Точно у ювелира.

Нужно было торопиться. Никодим вынул все папки, конторские книги, записные книжки. Набралась увесистая кипа. Он перенес ее на письменный стол и, отложив в сторону зеленую папку, раскрыл первую книгу. Перелистывая испещренные датами и цифрами страницы, Никодим догадался, что перед ним список должников Куницкого еще с тех времен, когда он занимался ростовщичеством. Об этом красноречиво говорили цифры взысканных процентов. Среди прочих записей часто повторялась фамилия отца Нины: «гр. Понимирский — 12 000 злотых», «гр. Понимирский — 10000 злотых».

Дызма потянулся к другой книге. Доходы с Коборова. Третья, четвертая и пятая тоже были испещрены цифрами.

Никодима это не интересовало. Он принялся за папки. И в первой нашел то, чего искал: векселя. Собственно, даже не векселя, а незаполненные бланки с подписями. Их была целая пачка, и всюду тот же росчерк: Нина Куницкая, Нина Куницкая, Нина Куницкая, Нина Куницкая…

Под векселями лежала доверенность, выданная Ниной на имя мужа, и нотариальный акт о продаже ей Коборова.

Этот акт Дызма спрятал в карман, после чего завязал папку тоже и отложил ее в сторону. Туда, где уже лежала зеленая папка.

Просмотрел он и остальные папки. Результат превзошел ожидания. В первой же папке он обнаружил два конверта. На маленьком написано: «Мое завещание», на большом — «В случае моей смерти сжечь, не распечатывая».

— В случае смерти, — рассмеялся Никодим, — но так как смерть не наступила, можно распечатать.

И он сломал сургучную печать. Сверху лежал австрийский паспорт.

— Попался, братишка!

Паспорт был выдан на имя Леона Куника, сына Геновефы Куник и неизвестного отца. В графе «профессия» черным по белому было написано: «Кельнер».

Следующим документом был приговор краковского суда: трехмесячное тюремное заключение за кражу посуды из накладного серебра. Под приговором лежала пачка писем. Затем записная книжка, вся испещренная пометками, и снова приговор суда, на этот раз уже варшавского. Леон Куник приговаривался к двум годам тюремного заключения за подделку денег…

Никодим глянул на часы и выругался.

Было уже за полночь. Он быстро собрал разбросанные по столу бумаги, сунул их в карман.

Остальные вещи спрятал обратно в сейф, запер его на ключ и, взяв под мышки обе папки, пошел прощаться с Ниной. Она дожидалась его в будуаре и начала уже нервничать. Тем не менее встретила его улыбкой.

— Пора ехать, мой бесценный?

— Ничего не поделаешь, пора. — Никодим сел рядом, взял ее за руку. — Дорогая Ниночка, — начал он, припомнив, что велел ему Кшепицкий, — дорогая Ниночка, чувствуешь ли ты ко мне полное доверие?

— Ты еще спрашиваешь об этом?! — с упреком воскликнула Нина.

— Видишь ли… как бы это сказать… Произойдут кое-какие события… Выяснятся некоторые обстоятельства…

— Не понимаю.

— Или все останется по-старому и ты всю жизнь будешь с Куницким, или же мы обвенчаемся, а Куницкий провалится ко всем чертям. Выбор зависит от тебя.

— Ник! Ведь тебе все ясно!

— Я тоже так думаю. В таком случае, Ниночка, прошу тебя… Ты должна мне верить, со всем соглашаться, ни в коем случае не возражать, а я уж все улажу.

— Хорошо, но почему такая таинственность? Ведь и так все ясно.

— Еще не все, — сказал Дызма нерешительно, — но скоро будет все ясно. Он стар, а перед нами — жизнь… Понимаешь?..

Нина почувствовала беспокойство, но предпочла не допытываться и сказала просто:

— Я во всем доверяю тебе.

— Тогда все в порядке. — И Никодим хлопнул себя руками по коленям. — А теперь пора ехать. До свидания, Ниночка, до свидания.

Он обнял ее, стал целовать.

— До свидания, мое сокровище. Не считай меня злым человеком. Запомни: что бы я ни делал, я делаю это лишь потому, что люблю тебя больше жизни.

— Знаю… знаю… — отвечала Нина, осыпая его поцелуями.

Поцеловав Нину на прощание в лоб, Никодим взял папку и вышел. В вестибюле, когда он надел пальто, Нина при лакее еще раз попрощалась с ним, теперь уже как со знакомым.

— До свидания, счастливого пути. Что касается дела, поступайте так, как найдете нужным… Я верю вам… Я должна вообще кому-нибудь верить… До свидания…

— До свидания, пани Нина, все будет в порядке.

— Приезжайте поскорей.

— Как только вырвусь, сразу приеду.

Никодим поцеловал Нине руку. Лакей отворил дверь, и Никодим пробежал под проливным дождем несколько шагов до автомобиля.

— Собачья погода, — буркнул Дызма, захлопывая дверцу.

— Наверняка будет лить всю ночь, — отозвался шофер.

Действительно, дождь не кончился до рассвета, и въехавший в Варшаву автомобиль по самую крышу был Забрызган грязью.

Не было еще и восьми, когда Дызма, отперев дверь своей квартиры, застал у себя Кшепицкого. Захлопнув дверь кабинета, чтоб лакей их не подслушал, они занялись разборкой привезенных Никодимом документов.