Король медвежатников - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 30

Глаза у комиссара были наивными, как у пятилетнего ребенка во время воскресного причастия. Даже обманывать такого – смертный грех.

– А вы, я вижу, осведомлены о моих... экскурсиях. Впрочем, что я удивляюсь, у вас работа такая. – Савелий вновь вспомнил старичка с благородной внешностью, чей взгляд он поймал, когда беседовал с шантажистом. Оказывается, филеры могут быть и такими. – Мне всегда нравился балет. Я вам настоятельно рекомендую сходить на спектакль, – отвечал Савелий, мягко улыбнувшись.

Допив вино, Лазар поднялся:

– А все-таки вы удивительный человек. Вокруг вас происходит столько событий, а вы ничего не замечаете.

– Наверное, я просто счастливый человек, – с улыбкой уточнил Савелий.

– А откуда у счастливого человека «браунинг»? – взгляд комиссара сделался жестким.

– Я купил его в Бельгии, в оружейной лавке. Хочу заметить, что никаких законов не нарушал. Пистолеты в этой стране находятся в свободной продаже.

– А ведь вы очень опасный человек, господин Родионов. Имей я достаточно оснований, так я бы давно уже вас арестовал.

– Мне кажется, что вы относитесь ко мне предвзято. Только вот не пойму почему. Вас проводить или вы сами доберетесь до калитки?

– Эх, мсье Родионов, – покачал головой комиссар. – Когда-нибудь я приду в ваш дом с ордером на обыск, – пообещал он и, не попрощавшись, направился к двери.

– Хочу пожелать вам успеха, – сказал ему в спину Савелий, стиснув зубы.

Когда комиссар вышел за порог, Родионов посмотрел в окно.

Лазар передвигался с завидной легкостью. Огромный, с покатыми плечами, он напоминал выпущенный снаряд, и каждый, встречавшийся на его пути, старался свернуть в сторону, чтобы не быть сбитым многопудовым телом.

В конце улицы комиссара поджидал экипаж. Заметив подошедшего Лазара, извозчик проворно соскочил с козел и, ухватив его под локотки, помог взобраться. После чего прытко занял свое место и, огрев лошадку плетью, заторопился вдоль улицы.

Мастерская размещалась в центре Парижа, близ площади Согласия. Это, конечно, не отдаленные кварталы, какие предпочитают безденежные художники.

Первое, на что обратил внимание Савелий, так это запах свежей краски, мощно шибанувший в ноздри. А вот дальше, когда перешагнул порог, конечно же, удивился пространству, залитому светом, и еще множеству разноцветных пятен на полу, изрядно затертых подошвами. В Париже подобная площадь – большая роскошь, а следовательно, можно было сразу сделать вывод о достатке человека, стоящего у холста.

Он преуспевал!

Мужчину такого типа легче представить с кайлом в руках, чем сжимающим в пальцах невесомую кисточку. Заметив Савелия, он нисколько не удивился его появлению, лишь слегка нахмурился. Но прерывать своих занятий не пожелал. Беличья кисть уверенно трогала холст, нанося легкие мазки. Получалось не очень качественно, почти грубо, но художник не обращал внимания на явные промахи, – процесс явно доставлял ему наслаждение. Он на минуту отвлекся от работы, чтобы посмотреть на холст с расстояния двух шагов. Щелкнул удовлетворенно языком, покрутил головой и вновь вернулся к полотну. Так работать могли только большие мастера, забывая не только про хлеб насущный, но и про сон. Оторвать их от создания шедевра могла разве что брошенная под ноги бомба или закончившиеся краски. Так и подмывало посмотреть через плечо и оценить сотворенное.

Но Савелий знал, что Барановский рисовал весьма скверно, и самое большее, на что он способен, так это аккуратно выводить на холсте геометрические фигуры, что, впрочем, не помешало ему однажды организовать выставку своих картин в одной из самых престижных галерей.

Что поделаешь, маленькая блажь большого человека.

И оставалось только гадать, в какую сумму обходится ему подобная прихоть.

И все-таки Барановский был художник, пусть небольшой, но божья искра в нем тлела, и к искусству он имел отношение, а потому не терпел за своей спиной чужого взгляда. Бросив кисточку в стакан с водой, он равнодушно спросил:

– Как вы меня нашли?

– Сделать это было нетрудно. Мои люди следили за вами.

– Ах, ну да, конечно. Это тот самый человек с раскосыми глазами. Припоминаю... Дважды я видел его, но никак не думал, что он как-то связан с вами. Так что вы от меня хотели узнать?

Барановский не стал отходить от холста, лишь небрежно вытер руки о влажную ветошь, тем самым давая гостю понять, что прервал занятие ненадолго, лишь для того, чтобы устроить себе небольшой перекур. Вот сейчас переговорит немного, спровадит назойливого посетителя за порог и вновь вернется к холсту.

– Это ваши люди стреляли в меня около моего дома?

Барановский почесал средним пальцем переносицу, и Савелий увидел, что между бровями у него осталась темно-синяя полоска. Стало быть, краску с рук он оттер не до конца.

– Позвольте, зачем мне это было нужно?

– Чтобы избавиться от свидетеля. Ведь вы же сами прекрасно знали, что картина, которую мы взяли у д'Артуа, настоящий шедевр. Сначала вы убрали Дюбаи, который был посредником, а потом очередь дошла и до меня.

– Вы всерьез так думаете? – Удивление получилось искренним. – У вас что там под плащом, пистолет, что ли? – раздраженно поинтересовался Барановский. – Да спрячьте вы его, а то еще ненароком выстрелит! А мне очень бы хотелось закончить свою картину. Теперь отвечаю на ваш вопрос... Если бы я действительно хотел того... убить вас... В общем, у меня для этого имеется достаточно возможностей. Я знаю, где вы живете, с кем встречаетесь. И в конце концов, под какой маской прячетесь! Но вы мне не нужны. Вы удовлетворены?

Критически глянув на стоящий рядом стул, не заляпан ли он в краске, Савелий присел. Всем своим видом он давал понять, что уходить из мастерской пока не собирается.

– А ведь вы совершенно не тот человек, за которого себя выдаете.

Барановский насторожился:

– Что вы имеете в виду?

– Вы называли себя фабрикантом.

– Предположим. И что с того?

– После встречи с вами я навел о вас кое-какие справки.

– И что же вы там обо мне нарыли?

– В недалеком прошлом вы мещанин, и фамилия у вас была самая что ни на есть обыкновенная, Прокофьев. Но когда вы женились, то взяли фамилию жены. Через год вы с ней благополучно развелись, а вот фамилию почему-то менять не пожелали. Видно, просто привыкли. Деньги у вас и впрямь имеются. Может быть, не миллионы, но для состоятельного образа жизни хватает.

– Однако не ожидал от вас такой прыти. Похвально, мой друг, – вдруг улыбнулся Барановский.

– Только не называйте меня своим другом!

– Как вам будет угодно.

Барановский посмотрел в зеркало, неодобрительно крякнул, заметив пятно на лбу, и, поплевав на салфетку, тщательно стер краску с лица.

– Что же вы еще обо мне такое узнали? – он бережно повесил салфетку на спинку стула, стоящего рядом.

Садиться не стал, лишний раз напомнив о том, что разговор затягивать не намерен.

– Несколько раз вас видели в обществе вот этого человека, – положил Савелий на стол фотографию. – Год назад он выехал из России и теперь проживает здесь, в Париже. Это очень известный бомбист, и принадлежит он к партии эсеров. Нетрудно сделать вывод, что вы имеете к этой организации самое прямое отношение. Возможно, отсюда и деньги...

Барановский хмыкнул:

– Позвольте полюбопытствовать, но откуда же деньги?

– Насколько мне известно, в вашей организации имеется отряд боевиков, который специализируется на ограблениях. Например, вы грабите банки. Ряд удачных ограблений осуществлен и в России. В том числе похищены и ценные картины. Эти картины вы продали коллекционерам в Париже.

– Хм, как я погляжу, вы и вправду неплохо осведомлены. Хотя какая, собственно, разница! Все это недоказуемо... Только у нас в отличие от вас изъятые ценности тратятся не на собственные удовольствия, а на деятельность партии. Чувствуете разницу? – не без гордости протянул Барановский.