Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока - Кушнир Александр - Страница 17

После выхода дебютного диска Сергей целиком сконцентрировался на концертном проекте Crazy Music Orchestra. Этот биг-бенд был выстроен по принципам «свободной импровизации», разработанным Курёхиным и Чекасиным во времена их совместных выступлений. Только теперь парадом из приглашенных музыкантов Курёхин командовал единолично, воплощая на сцене множество авангардистских идей.

«С самого начала карьеры Курёхин был концептуалистом, — считает Лео Фейгин. — Почему он в какой-то момент бросил играть на рояле? Да потому что ему это быстро наскучило. Поэтому он делал провокационные заявления, что рояль мертв и из него уже ничего нельзя выжать. Его творческие замыслы выходили далеко за пределы рояля».

В контексте Crazy Music Orchestra функции Сергея можно было определить в трех направлениях.

Первое: мультиинструменталист-шумовик, игравший на рояле, саксофоне, флейте и даже на барабанах.

Второе: дирижер, создавший принципиально новую технику координации действий музыкантов. Опытные критики называли эту манеру хейрономией — когда дирижер показывает телом, в какой манере требуется исполнять музыку.

Третье: композитор и продюсер, занимавшийся подбором состава оркестра. При этом знакомых поэтов, художников, философов и музыкантов Сергей рассматривал исключительно в контексте атаки на консервативное человечество.

Примечательно, что состав Crazy Music Orchestra набирался из тех людей, которым Сергей с друзьями сумели накануне дозвониться. Здесь присутствовал сильный элемент импровизации и спонтанности. К примеру, встретив на улице долговязого Володю Рекшана из «Санкт-Петербурга», Курёхин загорелся идеей поставить во главе Crazy Music Orchestra ярко выраженного шоумена.

«Я хочу сделать ансамбль, в котором будет много музыкантов. — Глядя в глаза Рекшану, Курёхин незаметно включил пропагандистский напор. — Ты будешь в золотом пиджаке, как Элвис Пресли, петь рок-н-роллы, вилять бедрами и извиваться».

Любопытно, что порой Курёхин использовал в качестве арт-объектов обыкновенных зрителей. Как-то перед концертом Сергей раздал публике карточки, на которых были выписаны философские изречения. В середине перфоманса зрители по команде Курёхина вставали и начинали их одновременно зачитывать. Таких экспериментов у Маэстро были десятки, но до определенного момента они казались неструктурированными. И вот летом 1981 года Сергей начал создавать из своих задумок четкую концепцию.

На официозном джаз-фестивале в Риге Курёхин со своим пока еще безымянным проектом с ходу нацелился на скандал. Выступая в усеченном составе вместе с Владом Макаровым и Александром «Фаготом» Александровым, Курёхин обрушил на головы местных снобов душераздирающие звуки в духе Сесила Тейлора.

Влад Макаров вспоминает: «Сергей предложил нам такой план действий: «Первую минуту издаем четыре форте, причем я буду играть на крышке от рояля». Фаготу следовало играть на двух фаготах одновременно, а я должен был извлечь максимум зубовного скрежета из виолончели, а потом добавить фри-джазовой экспрессии. Публика была в шоке от нашей наглости — такого в рижском клубе еще не было. Это выглядело даже круче, чем трио Ганелина! Ощущение было такое, что мы просто перевернули мир!»

Подобная джаз-анархия, совершенная в самом сердце Латвии, не могла пройти для Сергея бесследно. Патриархально настроенное жюри не простило надругательств над святынями академического джаза, в результате чего Курёхин на несколько лет стал на фестивале персоной нон грата.

Тем не менее Сергей мечтал выступать с такими концертами чуть ли не ежемесячно. Он верил в осуществимость этих акций и в письмах к Александру Петроченкову раскрывал часть своих замыслов.

«Планов тьма, — писал Курёхин летом 1981 года. — Мне не хватает всего. Нужен хор (даже несколько), симфонический оркестр (или два, три, пять, сто), цирк со всеми атрибутами, зоопарк, цыганский табор (цыганские песни люблю безумно), куча синтезаторов и много-много всего. Нужна большая аудитория — много тысяч слушателей. Я бы придумал, что со всем этим делать! Мне очень близки многие идеи Вагнера, хотя его музыку терпеть не могу. Он мне импонирует размахом...»

Судя по всему, Курёхин уже тогда мечтал не о подпольных акциях, а о дворцах спорта и стадионах.

«Мы сейчас стараемся при максимально высоком качестве музыки проявить максимум эксцентрики и театра, — делился Курёхин идеями в письмах к Владу Макарову. — Стараемся, чтобы каждая нота сопровождалась движением, но чтобы всё было максимально органично. Наша музыка состоит из чудовищного нагромождения танго, вальсов, мини-структур, авангарда, бельканто, пуантилизма, оперы, танцев, свинга, популярных песен и т. п. Всё это пропущено через сверхэмоциональную экстатику, но психологически выстроено и продумано. Просто мы берем заранее выношенную структуру, а потом заполняем ее содержанием. При этом содержание каждый раз может быть новым. Всё это пропускается через заряд маразма, поскольку мы каждую фразу доводим до идиотизма. Так рождается форма».

Примечательно, что выражения «доведение до маразма» и «максимум экспрессии» впоследствии стали главными козырями Курёхина-дирижера. Его партитуры, написанные на салфетках или обрывках туалетной бумаги, представляли собой указания музыкантам: «играть рок», «полный фри», «кабак», «православие», «секс», «Чайковский», «Шёнберг». И окружавшие Сергея музыканты врубались в эту клинопись в силу своей глубокой погруженности в курёхинский дзен.

Вскоре в Crazy Music Orchestra уже выступали десятки представителей отечественной субкультуры, от музыкантов «Аквариума», Влада Макарова и Валентины Пономарёвой до целого отряда приглашенных саксофонистов — Владимира Чекасина, Игоря Бутмана, Володи Болучевского, Анатолия Вапирова и Леши Рахова. Несколько раз в курёхинских джемах принимали участие иностранные гости: кларнетист Ханс Кумпф, пианист Джон Фишер и саксофонист Ян Гарбарек. Сам Сергей несколько раз импровизировал и с Чиком Кориа, и с американским саксофонным квартетом Rova, который совершил в 1983 году авантюрное турне по СССР.

«Сейчас мы с Борисом Борисовичем Гребенщиковым собираем ансамбль эльфов, — иронизировал Курёхин в одном интервью. — Это очень сложная и серьезная работа, которая отнимет у нас несколько веков. Мы попытаемся сделать такую программу, которая была бы связана со звуком, но не являлась бы чисто звуковой».

Об умении Курёхина уговорить любого человека сыграть в оркестре ходили многочисленные легенды. Как-то раз, выступая в Красноярске с фри-джазовой программой «Соло для секстета в традициях старых мастеров», Сергей узнал, что в городе гастролирует московский театр «Современник». За несколько минут до начала концерта Курёхин уболтал народную артистку РСФСР Марину Неёлову сыграть на аккордеоне. Находившиеся в зале Олег Табаков и Валентин Гафт просто умирали от смеха.

Музыканты, игравшие в оркестре, вспоминают, что никаких репетиций перед концертами не было. Настоящий «свободный джаз», где только Курёхин и Господь Бог знали, что сегодня будет на сцене. И всё это происходило максимально экспрессивно, с огромным внутренним драйвом всех участников и дирижера. «Сережа уже тогда был бешеный», — вспоминает фотограф Андрей «Вилли» Усов, неоднократно снимавший Crazy Music Orchestra.

Концерты у оркестра бывали разные. Иногда — рок-н-ролльные, иногда — джазовые, иногда — чуть ли не академические.

«Был недавно в Тбилиси на мемориале Мустафы-заде, — писал в январе 1982 года Курёхин Владу Макарову. — Город невероятно красивый, я получил массу удовольствия. Играли в филармонии со струнным квартетом. Зал на 2500 мест, музыку никто не слушает, кто бы ни выступал. Все сидят и болтают. Но всё равно очень хорошо».

В Питере оркестр Курёхина выступал в «Клубе современной музыки», находившемся в малом зале ДК Ленсовета. Это было культовое место, где проходили концерты и лекции, организованные энтузиастами нового джаза Ефимом Барбаном и Александром Каном. Туда наведывался джазовый бомонд, рок-музыканты, художники-авангардисты, диссиденты, поэты и писатели. На этих концертах Аркадий Драгомощенко мог читать фрагменты из «Тибетской книги мертвых», Борис Гребенщиков — водить электробритвой по гитарным струнам, юный Сергей «Африка» Бугаев — бить по барабанам, а Володя Диканский — дирижировать оркестром поэтов и писателей, не умевших играть на музыкальных инструментах.