Привет с того света - Щупов Андрей Олегович - Страница 3

Возможно, в каком-то смысле стычка в лесопарке ему даже пошла на пользу. Нельзя зацикливаться на предстоящем. И, даже мчась на стальную, переброшенную с одной платформы на другую, ужасающе тонкую полоску, где-то на периферии сознания он продолжал спорить с собой, размышляя о крахе педагогики и шайках молокососов, выплеснувшихся в последние десятилетия на улицы. И ведь вооружаются, шельмецы! Вот что ужасно!.. Что там было у этих сопляков? Пистолет или обрез? Скорее всего какой-нибудь самопал. Из пистолета выстрелили бы еще пару раз. Не так уж быстро он от них смылся. Куда быстрее сейчас проносится над этой чертовой полосой. Воздух свистел в ушах, заглушая гул толпы. Низко пригнувшись и почти касаясь грудью изогнутой рамы, Макс словно прикипел взглядом к летящей навстречу узенькой ленте. Последний проворот педалей — и, застыв корпусом, он взмыл над землей. Так, по крайней мере, ему показалось. Даже дух захватило, как от падения в пропасть. Вот оно ЧУВСТВО! То самое! И черт с ней — с ценой Ему ли бояться падений! За спиной более шестисот прыжков с парашютом и около тридцати прыжков с вертолета на поверхность рек и озер. Справится!.. Уже почти на финише переднее колесо чуть дрогнуло, но и тогда рефлексы спасли положение. Опережая сознание, руки подправили руль, сместив его на какой-нибудь миллиметр, и под победное улюлюканье тех, кто ставил на него, Макс съехал по крытой резиной эстакаде на дорожку стадиона. Подняв над головой руки и бешено работая ногами, сделал почетный круг — это он вполне заслужил. Ему охотно хлопали возможно, даже с некоторым облегчением. Выступавшего перед ним увезли с множественными переломами. — Класс! — Бобби, устроитель аттракционов, — пузатый бодрячок, уважающий пиво, перехватил его возле ангаров, когда Макс снова пересаживался на свой компактный «бэзет». — Честно говоря, не думал, что это тебе удастся. Можешь ругать меня, костерить, но вот, ей-богу, не верил! — Это, видно, мне и помогло. — Знаю. Ты, чертяка, всегда любил делать назло. Но сегодня это не просто так, это рекорд! Считай, что в книгу Гиннеса ты уже прошел… — Скажите, о чем вы думали, решаясь на этот заезд? — К Максу ринулись репортеры, сверкнул блиц. Гонщик отвернулся. — Убери этих болтунов. — Брось, Макс! На ленте тебя снимали только со спины. Подставь им личико и скажи хотя бы нет сколько слов. Рекорд есть рекорд, а это все-таки пресса. — Я сказал: нет. — Ну, Макс! Всего парочку слов! — Вместо парочки слов будет парочка затрещин. Ты меня знаешь. Так что скажи им, чтоб отваливали. Бобби прекратил уговоры: взрывной характер Макса он и впрямь знал слишком хорошо. — Все, ребята! Чуть позже… Потом я сам вам что-нибудь расскажу. Бобби суетился, оттесняя упирающихся журналистов. — Я же сказал: позднее… Сейчас ему нужен отдых, релаксация и все такое… Услышав новое словечко, Макс усмехнулся. Бобби любил новомодные термины. Каждую неделю он выучивал по одному, повторяя его без конца до полного запоминания. Таким образом устроитель спортивных трюков расширял свою не слишком выдающуюся эрудицию. — Ну что? Дернем по маленькой? — Справившись с репортерами, Бобби догнал его и двинулся рядом, держась рукой за седло. — Мне как раз подкинули баварского. Пару баночек, а? — Нет, — Макс покачал головой. — Есть одно срочное дельце. — Какое еще дельце? Макс! Пойми, мы только что загребли кучу денег! — Бобби живо принялся загибать пальцы: — Процент от билетов, тотализатор, газетная реклама! А раз рекорд, значит, и купцы попросят своего за хорошенький куш. Половина, как и договаривались, — твоя. — Положишь на мой счет, как обычно. — А как насчет отметить? — не отставал Бобби. — Не хочу. — ,Макс поглядел на пузатого выдумщика смертельных номеров и чуть пригнул к нему голову. — Релаксация — вот чем я собираюсь сейчас заняться, дружище! Ре-ла-ксацией! 'Крутанув педали, он прощально махнул рукой. В спину ему долетело разочарованное: — Да ты хоть знаешь, что это такое, обормот? — Знаю, — усмехнулся Макс. — Моя релаксация, Бобби, это хорошая трепка. Два кулака против семерых сопляков…

Можно было, наверное, припрятать велосипед в кустах и подкрасться к молодым дикарям ползком, но после сегодняшней победы на стадионе Макс посчитал это ниже собственного достоинства. Па-цанва, пусть и кусачая, все равно остается пацанвой. Много для них чести — скрести брюхом землю. Будем воевать честно — лоб в лоб. Смердящие холмы химических отходов остались позади. Результат кропотливого труда в течение десятилетий. В этих местах, говорят, обитали псы-мутанты. Кое-кто даже был уверен, что это не псы, а гигантские крысы, но Максу не приходилось с ними сталкиваться — стало быть, и вопрос оставался открытым. Заглушив звонок, чтобы не дребезжал, через пролом в бетонной изгороди он въехал на территорию лесопарка. Уже начинало темнеть, а Макс продолжал колесить по полянам, нарываясь на бой, зная, что теперь он готов и уж во всяком случае откровенных ляпов не допустит. Одного-единствен-ного он боялся больше всего: что детишки, всласть напроказничав, ушли. Лес — это все-таки лес, и в городе шалить веселее. Там тебе и сияющие, напра шивающиеся на кирпич витрины, и накурившиеся опиума бродяжки, на которых вволю можно поот-рабатывать запретные удары, и те же кошки с голубями, и бедрастые дамочки, согласные обслужить банду за полцены. Словом, Макс мог и не найти их, а тогда, он точно знал, на душе навсегда останется гнусный след — что-то вроде грязного пятна, которое не отмоется и с годами. Он не жаждал мести, он жаждал справедливости. Всего-навсего. Зло существовало всюду и в превеликом изобилии, но то конкретное зло, с которым он сталкивался лично, обязано было потесниться. В этом он был полностью солидарен со Штольцем. Раз улыбнувшись, фортуна продолжала благоприятствовать ему. Банда не ушла. Малолетки слушали визгливую музыку, готовя на костре какуюто подозрительную бурду — не то из конопли, не то из стеблей незрелого мака. Серебристого цвета магнитола зловещим шепотом вторила ритму ударника, обещая миру огонь и кровь, лютый холод подземелий и клацанье челюстей. Слушали, разумеется, не Моцарта и не Рахманинова. Что-то из разряда «Хин-ки-Винки» или рэп-попсового короля Бена Паулкь са. Ни минуты не колеблясь, лейтенант подкатил на своем разудалом «бэзете» прямо к несовершеннолетним разбойникам. Тот, что стоял чуть в стороне, постукивая хворостиной по коленям, показался ему знакомым, и, недолго думая, Макс с ходу рубанул его ребром ладони по шее. Но следовало помнить об обрезе, и первого же вскочившего сорванца велосипедист ногой отфутболил на место. — Сидеть, сопляки! — рявкнул Макс и, въехав передним колесом на грудь наиболее взрослого из парней, приказал: — Оружие из карманов! Осторожно, двумя пальчиками… Напор и свирепость, с которой он ворвался на вражескую территорию, сделали свое дело. Никто из ребят больше не хотел играть с ним во взрослые игры. Двоих он положил крепко, выдав по полной мерке. Может быть, даже чересчур, но для ума не помешает. Очухаются, расскажут другим. Про ощущения… Макс крутанул колесом, словно в велофутболе, разбив губу прижатого к земле верзилы, и тот послушно вытянул дрожащую руку. — У Кочана… Это он стрелял. Кочаном оказался тот самый, с хворостиной. Вернувшись к нему, Макс рывком наклонился и выдернул из-за пазухи паренька обрез. Покрутив перед глазами, брезгливо сунул за пояс. Как и следовало ожидать, ничего примечательного. Старенькая одностволка со спиленным стволом и прикладом. Должно быть, где-нибудь подобрали или украли. Паренек уже хлопал глазами, щупал ушибленную шею. — Добавить? — Макс надвинулся на него велосипедом. Подросток поджал костлявые ноги, испуганно забубнил: — Мы только пошутить!.. Попугать немножко… Ну конечно! Теперь уже только пошутить. Бабахнуть хлопушкой с конфетти и дружелюбно рассмеяться. Макс, морщась, окинул чумазую гвардию унылым взглядом. Глупо все. А главное — бесполезно. Кто их будет воспитывать? Кому они вообще нужны? Сегодняшняя шпана и завтрашняя повзрослевшая банда. Что толку в этих его шлепках? В другой раз будут хитрее и разборчивее. И прицелятся получше… — Ладно, бывайте. — Он рывком поставил своего «конька» на дыбы и, сделав разворот, неспешно покатил прочь. У ближайшей заводи, широко размахнувшись, швырнул подальше обрез, с гримасой вытер ладонь о жухлую березовую листву.