Привет с того света - Щупов Андрей Олегович - Страница 12

— Ты ведь хочешь этого, а? Признайся, хочешь? Рюм скалился, потряхивая перед носом хозяина харчевни полиэтиленовым пакетиком с красным порошком. У бедного испанца на лбу выступила испарина, он задергался, извиваясь на полу, силясь разорвать путы. — Конечно, хочет. Что ты его спрашиваешь. — Бонго, устроившийся в углу харчевни, наклонил кувшин, выливая в кружку остатки вина. — Не спеши, — процедил пехотинец. — Этого идиота надо довести до белого каления. — А по-моему, он уже дошел. — Сейчас проверим. — Рюм облизнул губы и перешел на испанский язык. — Вот что, амиго, я тебе не зраг, я тебе друг, и ты убедишься в этом очень скоро. Я уже говорил тебе о доне Кальвадо. Вот этот пакет ты должен внести в его дом, как только на званый обед соберется вся его шатия… — Рюм покосился на Бощо. — Интересно, знает ли он слово шатия? Их испанский, я тебе скажу, это такая тарабарщина! — Похоже, он тебя понимает. — Естественно! — Рюм самодовольно ухмыльнулся. — Так вот, амиго. Пакет передашь из рук в руки, запомнил? Не через слуг, а прямо в руки. Скажешь, что это послание от Риверы, духовного пастыря. Для дона Кальвадо и его друзей. Пусть развернет и зачитает публично. — Хорошее вино они тут наловчились делать! — Бонго причмокнул. Пойду взгляну на хозяек. Поблагодарю, что ли. — Не переусердствуй! — предупредил Рюм. — Это заведение нам еще пригодится. — Не волнуйся. — Бонго успокоил его движением руки. — Жена и обе дочки этого заморыша — лучшая гарантия его преданности. Он знает, что с ними будет, если он станет играть по иным пра-пилам. — Ну, смотри. — Рюм снова обратился к пленнику. — После этого ты вернешься и получишь порошок. Как в прошлый раз. Только не вздумай с нами шутить, дружок, и ничего не перепутай. Как я ска-юл, так и сделаешь, ясно? Испанец часто закивал, на губах его выступила иона. — И умойся! А то смотреть противно. В таком виде тебя к дону Кальвадо и на порог не пустят.

— «…Место это Богом проклято, и всякий, кто новь осмелится снарядить в путь парусники, будь уничтожен в самый кратчайший срок. Это говорю ним я, Повелитель Черных Всадников. Трепещите и молитесь, потому что я здесь, рядом, и слежу за вами также внимательно, как вы следите за своими ветреными женушками. И Пьетро Кастильоне — первый, кто узнал остроту моих зубов. Не спешите следом за покойным. Не спешите угодить под копыта моих Черных Коней…» Дон Кальвадо оторопело оторвал глаза от письма и уставился на человека, доставившего послание. — Кто дал тебе его, мерзавец? Кто подучил тебя? Двое слуг схватили письмоносца за руки, согнули в три погибели, выкрутив суставы. Бедняга застонал. — Он одержимый, это сразу видно! — В подвал его!.. — Странная, однако, бумага. — Дон Кальвадо потер послание пальцами. — Гладкая и поблескивает… — Очень мне все это не нравится. — Сидевший по правую руку от хозяина святой отец покачал головой. — Этого бродягу нужно пытать, и немедленно. Тот, кто послал это письмо… — Сеньор, что с вами! К Дону Кальвадо бросилось несколько человек: он падал, выронив письмо, судорожно цепляясь руками за стол. На пол посыпалась посуда. Смятение охватило людей. Дон Кальвадо дрожал всем телом, на губах его пузырилась пена. Было ясно, что он умирает. Через минуту все было кончено. Леонтий, сын хозяина, бледный и трясущийся, наклонился за письмом, но святой отец жестом остановил его. — Остерегись, сын мой! Это дьявольское послание. Думаю, оно и убило твоего отца. Но, клянусь, я лично займусь этим делом… Паккильи, позови сюда моих людей. Мы должны… Он умолк на полуслове. Письмо тлело прямо на глазах столпившихся вокруг людей, превращаясь в серебристый пепел. Часто крестясь, епископ отшатнулся. — Матерь Божья! Мыслимо ли это!.. Все потрясенно взирали на бездыханного хозяина И на останки письма. — Негодяй! Убийца! Зарычав, Леонтий сбил с ног одного из слуг и метнулся к дверям. В руке его блеснул стилет. Ух-иатив письмоносца за волосы, он рванул его к себе. На него глянули тусклые глаза мертвеца. — О Господи! И этот преставился… — Он что, действительно умер? — Святой отец застыл на месте. Сцена, задуманная Матвеем Гершвиным, была разыграна блестяще. Каждый из актеров сделал то, что должен был сделать. Операция запугивания началась. В таверне Бонго и Рюм гулко столкнули винные кружки, чокаясь за успех предприятия. Жизнь в убежавшем времени начинала им нравиться.