Громкое мгновение - Фостер Алан Дин - Страница 3

— Да. Он неисправим. Но СПАПИ нам необходима. Вторая матрица способна решать лишь второстепенные задачи. Мир ждет ответа на глобальные вопросы.

— Но не сию минуту, — усмехнулся Эрнандес. Астрономам придется ждать по крайней мере целое поколение.

— По этому вопросу? Я не думаю, чтобы правительство позволило новую попытку. Слишком много денег затрачено без пользы.

— О! — репортер делал записи в блокнотике. Старомодно для научного журналиста, подумал Джером.

Эрнандес заметил его взгляд.

— Магнитофоны не всегда бывают полезны. Здесь работают люди, и я не хочу им мешать. А как вы сами?

— Ничего. Могло быть хуже. 95 процентов энергии ушло вверх, а не в стороны.

— Знаю. Я писал об этом в статье.

— Я слышал. Спасибо за вашу любезность. Ведь нам потребуется всяческая помощь, пока нет новой СПАПИ. Наш имидж в сознании общества сейчас не на высоте.

— Ничего. Вы верно говорите, что миру нужна СПАПИ, и публика потерпит. — Он покрутил авторучкой около стены. — Хотя некоторые считали, что СПАПИ была кибернетическим эквивалентом человека.

— Некоторые верят и в астрологию. СПАПИ была замечательной машиной, не больше. Ее превосходство было ограничено специфической областью.

— Конечно. — Эрнандес еще что-то записал, потом указал на стену. Его голос в этот момент не был по-обычному репортерски бесстрастным.

— Заметили вы эти линии и отметины в бетоне?

Джером не обратил особого внимания на обожженные места: он был сосредоточен на руинах машины в центре Комнаты. Но источник отметин был для него очевиден.

— Как вы помните, большая часть внешних панелей машины были прозрачными. Когда она взорвалась, интенсивный свет был частично замаскирован темной схемой. — Он похлопал по стене. — Так что мы получили негативы, впечатавшиеся в стену, что-то вроде светокопии.

— И я об этом подумал, — кивнул журналист. — Я видел подобные вещи и раньше, только не механического, а человеческого происхождения.

— О, вы имеете в виду силуэты в Хиросиме, — сказал Джером, — следы на улицах и на стенах, оставшиеся от людей в районе взрыва бомбы?

— Я подумал не об этом. — Он обрисовал ручкой какую-то деталь или узел схемы. — Эти отпечатки более детальны и тонки, чем просто контуры.

— Это объяснимо, — Джером не очень понимал, куда клонит журналист.

— Знаете, — спокойно сказал Эрнандес, — есть ум и ум, есть человеческие существа и человеческие существа. Иногда мы можем предъявлять слишком большие требования и к человеку, и к машине. Мы долго шли к той стадии, когда стало возможным заставить машину страдать, как человека.

— Если она и страдала, — сказал Джером, — то не как человек.

— Интересно…

— Вы сказали, — Джером постарался перевести разговор, — что уже видели такие вещи раньше. Если не в Хиросиме, то где?

Эрнандес присел на обломок трубы и стал изучать останки взорвавшейся машины.

— На старом, старом саване в Италии, в Турине[1].