Сонник Инверсанта - Щупов Андрей Олегович - Страница 49

– Какие словеса, какой пафос! – Администратор мелко захихикал. Даже изобразил ладонями беззвучный аплодисмент. – Нет, батенька мой, не будет вам никакого промывания! И никакой истины не будет! Неужели вы полагаете, что мы не бдим? Неужели думаете, что мы пустим ситуацию на самотек? Разумеется, нет! Все давно под строжайшим контролем. Даже основные мировые партии, сами того не ведая, подчиняются нам. И медицина под нами, и военщина, и даже пищевая индустрия! Ну, а то, что опасно, мы строжайше и повсеместно запрещаем – и гипертермию, и проруби, и всевозможные диеты. А уж любителей лечебного голода мы просто извели, как класс! Попробуйте-ка заявить во всеуслышание о том, что вы увлекаетесь голоданием – и вас попросту забросают камнями. – Конрад Павлович широко улыбнулся. – Люди, дорогой мой Петр Васильевич, никогда не любили белых ворон.

– Но они не любят и вас.

– О, это все крайне абстрактно! Что они о нас знают, если разобраться? Да в сущности ничего! И потом – чтобы уметь не любить, нужно знать точный адрес: кого, за что и в каких, извиняюсь, чувственных пропорциях. Однако подобной информацией люди, увы, не располагают.

– Пока не располагают!

Глазки Питона тотчас сузились. Глядя на меня, он мечтательно пропел:

– Мечтаю еще разок проверить вас на таблицах Гулиньша.

– Всегда к вашим услугам! – строптиво выговорил я. И в ту же секунду разглядел за спиной администратора быстро разбухающую тень. Это было столь неожиданно, что рот мой сам собой приоткрылся.

– Что-нибудь не так? – охотничьим нюхом уловив неладное, Питон впился в мое лицо глазами. Медленно обернулся. – Что-нибудь узрели?

– Ничего, – выдавил я из себя. – Все нормально.

– И халат не жмет?

– Не жмет, – я машинально провел рукой по груди. Новое больничное одеяние действительно сидело как влитое. На этот раз угадали размер точно.

Между тем, тень продолжала стремительно расти. С пола она, изломившись, заползла на стену и, повернув голову, ощерилась неприятным оскалом. Улыбался Питон, и скалилась его тень, прорезь рта которой вопреки всем законам физики становилась шире и шире.

Кудряша за моей спиной уже выводили из душевой. Он что-то бубнил себе под нос и сыпал в мой адрес проклятиями.

– Что ж, Петр Васильевич, идите. – Напутствовал меня Конрад Павлович. – Но помните: вы не Кандидат-Консул, вы всего-навсего писатель. И лучше, если вы обратитесь к менее ядовитым темам. Пишите о масонах, о нацизме, о религиозной нетерпимости, наконец. Здесь вас наверняка поймут, может быть, даже одобрят. А о нас – не надо. Сядете только в лужу.

Устало вздохнув, я посмотрел Питону в прямо глаза. С неодолимой силой вдруг захотелось брякнуть этому человеку что-нибудь обидное.

– Я давно вам хотел сказать…

– Ну, ну?

– Вам следует знать, что в этом пенсне вы очень похожи на Берию.

– На Лаврентия Павловича? – Питон не без довольства улыбнулся. Как это ни странно, но сравнение пришлось ему по вкусу. – Что ж, я над этим подумаю… Ну, а вы подумайте над собственным статусом. Память вас покинула, но мы обязательно поможем ее вам вернуть. Было бы, как говорится, желание. Итак, до скорой встречи!

Развернувшись, администратор двинулся к выходу. Я промолчал, отсчитывая про себя эхо его шагов. Дождавшись, когда дверь за Питоном закроется, прыжками устремился в противоположном направлении. Помещение душевой было сквозным, и уж лучше лишний раз столкнуться с Кудряшом, нежели ступать по следам этого эскулапа. Страшноватая тень Питона меня всерьез напугала.

Ноги мои юзом прошлись по полу, и, нахмурившись, я торопливо огляделся. Там, где только что находилась дверь, теперь поблескивала кафельная плитка – от пола и до потолка. Я смотрел и не верил своим глазам. Дверь пропала, и это могло означать только то, что бред мой снова возвращается.

Стальным обручем страх стиснул сердце, и обожгла безрадостная мысль, что пакостник Питон словно наперед предвидел все мои проблемы. Оттого, верно, и улыбался! Но как он мог такое сотворить? Ведь не было никаких уколов! Не было – и все тут! И к завтраку я не успел притронуться, и чая не пил, но галлюцинации, тем не менее, явились…

Как бы то ни было, но зрение со слухом не внушали больше доверия. Видимое напоминало экран компьютера с некой вздорной игрой, где не было ни особой отчетливости, ни твердых правил. То есть правила, возможно, и были, да только я о них не имел ни малейшего понятия! Силясь найти дверь, точно слепой, я шарил ладонями по скользкому кафелю и скрежетал зубами. Ощущение было таким, словно я гладил чешую огромной рыбины. Тело ее было теплым и явственно подрагивало под руками. А еще чуть погодя, боковым зрением я заметил шевеление в соседней кабинке. Я знал, что смотреть туда не следует, и все-таки, не выдержав, повернул голову.

В кабинке под тонкими струями душа плясало и извивалось змеиное тело зеленовато-желтой мурены. Должно быть, от удовольствия она распахивала временами пасть, глотая воду, демонстрировала мне острые нечистые зубки.

Я поспешил отвернуться. Вот вам и еще одна галлюцинация! По крайней мере, явью это быть никак не могло. В противном случае – зачем рыбе мыться под душем? То есть, если ее туда кинуть в садке или специальной ванне, то, конечно, но ведь здесь-то никакого садка нет!…

Мысли снова начинали путаться, и я еще интенсивнее зашарил по скользкому кафелю. Ощущения меня безжалостно предавали, но оставалась Ее Величество Логика! Ведь именно сюда вышел санитар Миша. Еще и Кудряша за плечо придерживал. Значит, надо только угадать пространство и со всей силы толкнуть… Или потянуть на себя. Хотя за что тянуть, если нет дверной ручки?…

Жуткая боль пронзила икру, и, подпрыгнув на месте, я стремительно обернулся. Разумеется, это была она – проклятая мурена! Чертова рыбина уже извивалась возле самых ног, явно примеряясь для очередной атаки. Я покосился на кровоточащую ногу. Чуть повыше щиколотки красовались темные дырочки от зубов – этакий ровный полуовал. Крови было пока немного, но я не заблуждался. За первым укусом мог последовать второй и третий. Да и что стоит этой твари опробовать крепость своих зубов на иных частях моего тела?

– Ты не бойся. Они тут неядовитые. – Пробормотал кто-то за спиной. – Если и был какой яд, то весь давно выкачали на лекарства…

Я в ужасе обернулся. Из душа выглядывала голая Антонина. Совершенно не стесняясь, она мылила себя мочалкой, ладонями звучно пришлепывала по гладкому телу. Широкий рот медсестры был растянут в неестественной улыбке, а при виде гигантских, не в лад покачивающихся грудей мне стало дурно. Я вдруг представил себе собственную шею, зажатую, как в тисках, между этими полушариями, и довольно реалистично вообразил близкое удушье. Еще мгновение, и на уровне пупка Антонины начала набухать еще одна пара безразмерных грудей. Что-то следовало срочно предпринять, и, перепрыгнув через блестящее тело рыбины, я скакнул под душ, лихорадочно принялся выкручивать рукояти.

Вот так!… Горячую – по часовой, холодную – против! Душ, по счастью, работал, и целый водопад морозной воды накрыл меня с головой. Я зарычал, удерживая себя на месте, и, в конце концов, добился того, чего хотел. Хмель из головы потек невидимыми струйками, мурена на глазах стала растворяться в воздухе, вскоре пропала и голая Антонина. А еще чуть погодя среди сплошной кафельной стены призрачно проступил дверной прямоугольник. Это и было ответом на все.

Снова галлюцинация. Самая обыкновенная! Значит, Питону вновь удалось меня отравить…

Не дожидаясь окончательного прояснения мыслей, я спринтерским броском ринулся к двери. Вынес ее плечом и понесся по коридору на родной этаж.

Дудки, братцы логопеды и невропатологи! Не дождетесь капитуляции! Сначала надо меня догнать, а бегать я, по счастью, еще умел…

Оттолкнув с дороги какого-то толстяка, я одолел лестничный проем и распахнул остекленную дверь.

– Ну?… Куда бежим-торопимся?

Передо мной снова стоял Кудряш, широкоплечий, с чуть отставленными в стороны руками. Выглядел он вполне натурально, только вот с лицом у него творилось нечто ужасное. Губы уродливо кривились, и наружу прямо на глазах прорастали носорожьи клыки. Один глаз, двигаясь мокрой улиткой, медленно перемещался к уху, второй то и дело закатывался под веко, выворачиваясь каким-то красным мясом.