Ларс II (СИ) - Гросов Виктор - Страница 17

Киев был очень красив даже отсюда. Крепостная стена застелена крышей, служившей защитой от стрел. Если в Чернигове было два пояса стен, то здесь был один пояс, но достаточно толстый, внушающий уважение. Даже отсюда видны некоторые строения в городе, украшенные разноцветными красками. «Лепота!», как говорил один персонаж из советского фильма.

Одна створка ворот города распахнулась. Из города вывели коня и хлестким ударом по крупу отогнали лошадь. Животинка легкой трусцой скакала в нашу сторону.

— Только не трогайте его, вдруг это что-то заразное отправили к нам, — заявил Метик.

— Биооружие? — с сомнением произнес я.

— Думаешь, нет? Я наслышался о разногласиях Буривого и Мезислава. Они оба теми еще отморозками были. А у византийцев они и не такому научились.

— Это конь Сокола, — заявила Забава, бледнея на глазах.

— Поймать коня, — взревел Ходот.

Легионеры схватили плетущееся животное под уздцы и подвели ко мне. На боку у коня был подвешен мешок. Эдик, расталкивая воинов, на ходу надевал перчатки и устремился к лошади. Он завязал тканью нос и рот так, чтобы не вдыхать возможные ядовитые пары. Лекарь аккуратно отвязал мешок и крикнул окружающим, чтобы все отошли. Сам он бережно высыпал содержимое на траву.

Вскрик Забавы, наполненный болью и отчаянием, пронзил тишину. На траву выкатилась отрубленная голова Сокола. Во рту у него был кляп. Метик достал его и развернул. «Иду на Вы!» — гласили руны на «кляпе». Написаны моей рукой.

— Тварь ты, Мезислав, — скрипя зубами, прорычал я, — Готовьте погребальный костер посреди этого поля.

Голову Сокола накрыли. Забаву увели в сторону. Она рыдала навзрыд. Да что же ты так ноешь, самому же тяжко. У меня калейдоскопом пробежали перед глазами воспоминания о Соколе. Учитель. Друг.

Радомысл положил руку на мое плечо в попытке приободрить. Перед войском собирался небольшая кипа дров. Сверху положили полотнище, в которое запеленали голову учителя. За всеми приготовлениями и переживаниями, я не заметил гул со стороны осажденных. Оттуда доносились смех и оскорбительные выкрики.

— Это я виноват, — прошептал стоящий рядом Метик, — это была моя идея с посланием.

Эдик смотрел в сторону города, сжав губы. Его руки дрожали. Жиденькая бородка трепыхалась на весеннем ветре.

— Не время заниматься самобичеванием, — проглотив ком в горле, заявил я, — мы отомстим.

Месть. Только она способна чуть притупить боль потери друга.

Погребальный костер засверкал алыми тонами. Ходот что-то говорил воинам, взбадривая их, рассекая вдоль строя на скакуне.

У меня же в груди клокотала злость и обида. Такая нелепая смерть. Так все глупо произошло. А с другой стороны — бывает ли смерть не глупой? Хотелось сохранить хороший момент в былой истории, а в итоге потерял друга. Что же, будет мне уроком впредь.

Ходот прискакал ко мне и доложил о выполненном поручении.

— Начинай обстрел, — бросил я тестю.

Двенадцать требушетов начали колотить по стенам Киева. У меня волей-неволей появилась ехидная усмешка. Ну что же, Мезислав, где теперь твои люди с улюлюканьем и смехом? Чего это вы притихли, воробушки?

Артиллерия разносила укрепления в щепы. Смерть Сокола стала для артиллеристов той трагедией, которую они решили вымесить в своих метких и слаженных действиях. Либо на Чернигове они «набили руку», либо они воодушевлены местью за гибель моего учителя.

Обстрел продолжался весь оставшийся день и остановился только тогда, когда у нас закончились камни-снаряды. Киевская крепостная стена представляла собой жалкое зрелище. Одна из башен опасно покосилась и находилась под угрозой обвала. Крепостные ворота были выбиты. Восемь баллист были расположены напротив каждых ворот. Эти орудия могли насквозь прошить несколько рядов солдат. Снаряд баллист представлял собой огромное копье с граненым наконечником. Пока в реальном бою не применялось это орудие. Надеюсь, что киевляне окажутся глупцами и попробуют совершить ночную вылазку. Может и баллисты опробуем. А пока все войско ждало следующего дня, две тысячи человек под руководством Луки рыскали по окрестности и собирали булыжники. Молодой дрегович не много успел набраться опыта в артиллерийском деле, но размеры булыжников выучил.

Позднее мне сообщили, что неподалеку есть некая Лысая гора — место почитания местных язычников. У этой горы мои воины и нашли нужные снаряды для требушетов.

К моему сожалению ночью нас не потревожили. Горожане, судя по стуку топоров, пытались заделать пробоины. Пусть заделывают, мы прибавим им работы. Обстрел возобновился. Караван повозок весь день следовал от города к горе, привозя новые булыжники. Лука, под руководством Ходота, набирался опыта в артиллерийском деле.

Три дня велся обстрел. Три ночи мои артилерийсты спали посменно, так как пальба не прерывалась с наступлением темноты. На четвертый день можно было смело утверждать, что вместо крепостных стен у Киева были дрова на растопку. Глупая мысль пришла касательно отправленных по воздуху булыжников — камни-то можно будет использовать при постройке каменной стены. Будущий князь должен будет сказать мне спасибо за это.

Утром четвертого дня я скомандовал прекратить обстрел. Артиллеристов я отправил отдыхать.

Ходоту я приказал атаковать сразу после того, как в город войдет последний варяг-ободрит. Тесть кивнул, соскочил с коня и начал снимать обувь. Ходот — вятич, они любители воевать босиком. Я и забыл.

— Годслав, командуй атаку! — проорал я рюрикову отцу, доставая свои топоры-близнецы, — За Сокола! — проорал я, — За Гардарики!

Я присоединился к вою варягов и побежал вместе с ними в атаку. Справа от меня бежал Ага. Слева — Эса. Вот же наглая. Говорил же ей повременить с боями, рано ей воевать, но нет, упрямая. С другой стороны, она же княгиня. А раз она «воюет» Киев, то пусть будет киевской княжной. И отныне только женщины будут владеть этим городом. Эстрид, дочь Улофа, княжна Киевская. Мне нравится. Быть посему.

Глупая ухмылка сама заползла на мою физиономию. Последними в город должны будут зайти арбалетчики. Будут зачищать от врагов, которые не захотят сдаваться.

Мы вошли в Киев. Я бежал в сторону детинца. Вокруг были развалины. Крыши уцелевших домов были проломлены на расстоянии пятидесяти метров от стены, вернее ее останков. Никакого сопротивления мы не встретили. Мои наемники сумели смести все барьеры и остатки сопротивления. Буквально через полчаса после начала атаки, мы оказались у стен детинца, представляющего собой небольшую деревянную крепость. Детинец был заперт. Обороняющие отстреливались от нас. Дождавшись момента, когда подойдут мои арбалетчики и лучники, мы подавили сопротивление и протаранили ворота.

Ворвавшись внутрь, я направился в главное здание. Ага сшиб плечом дверь и, прикрываясь щитом, ворвался внутрь. В помещении находились пять человек. Три стражника, один седовласый воин, судя по внешности — Мезислав. Еще один обороняющийся — наш старый знакомый, Рогволд.

— Сдавайтесь, город взят, — заявил я.

Это была обычная фраза, которой я хотел оправдать свое желание собственноручно поотрубать головы Мезиславу и Рогволду. Я ждал отказа, который очистил бы мою совесть и позволил бы отомстить за Сокола. Но я ошибся. Рогволд и Мезислав бросили оружие на пол. Воины в их окружении, заметив действия хозяев, так же сдались.

— Сволочи, — разочарованно прошептала Эса, — испортили момент.

Я с ней согласен. Это двое умудрились даже в этом подгадить. Ну, ничего, мы устроим им суд. Приговор я им вынес заранее.

Сдавшихся направили в темницу детинца. Ухмыляющаяся рожа Рогволда мне сильно не понравилась. Что-то тут не чисто. Эстрид, не выдержав, стукнула рукоятью кинжала в висок бывшего смоленского воеводы.

— Да бесит, — прокомментировала она мою изогнутую бровь.

Пленников увели. Киев пал.

Я вышел во двор детинца. Здесь организовали небольшой лазарет. Метик загонял Забаву, чтобы она отвлеклась от горя по Соколу. Я присел на крыльце. Рядом встал Ага. Эса собралась организовать поиски казны. Если не найдет, то пойдет пытать Мезислава.