Ларс II (СИ) - Гросов Виктор - Страница 15

— После радимичей, мы направимся в Киев, — сообщил Радомысл, — к тому времени Мезислав и его прихвостни соберут все войско именно там. Сомнительно, что они будут нас встречать в чистом поле, слишком неравные силы у нас с ними.

— Да, после Киева мы повторим разделение на мелкие отряды, — продолжил я, — единственное, что к древлянам отправим легионеров, — Ходот кивнул за своих подчиненных, — а когда они вернутся, то мы направимся к северянам.

— Хазары не осерчают от этого? — спросил варяг-ободрит, один из товарищей Годслава.

— Северяне не входят в состав каганата, они всего лишь данники, которых мы вольем в состав царства. Даже если хазары и расстроятся, — меня поддержали смешки, — то мы от них откупимся. Не стоит с ними связываться. Пока.

— А может, есть смысл захватить хазаров, а не византийцев? — подал голос Аршак, — Каганат слабее империи будет.

Командиры притихли, с интересом поглядывая то на меня, то на Аршака. Джуниор уже спрашивал меня об этом. Интересно, зачем он повторил этот вопрос при всех? Неужели он не понимает, что так создается иллюзия о разногласиях внутри военного совета. Я посмотрел на Эсу. Она была напряжена. Воительница думала так же как и я — руку даю на отсечение.

— У Аршака в Царьграде осталась подруга, — заявила Эстрид, — и он боится, что она, увидев наших воинов, перестанет вести беседы с Аршаком, ведь вокруг будут тысячи великолепных воинов. Такой выбор, знаете ли… — Эса сделала паузу, которая была разнесена в пух и прах хохотом присутствующих.

Аршака начали успокаивать, обещая, что воины будут обходить дом его нареченной, главное, чтобы он сам предупредил, где этот дом находится. Джуниор покраснел с головы до пят. Сам виноват. У Эсы язык не перестал быть острым, несмотря на смену внешнего вида, отсутствие волос. Иглу она теперь прячет в рукаве. Сама признавалась.

Нужно будет все же провести разъяснительную беседу с моим "министром экономики". На всякий случай.

— У меня есть предложение, — поднял руку Метик, заставляя стихнуть веселящихся военачальников, — в древности, не помню уже как именно его звали, был военачальник, который перед каждой атакой на город или племя, говорил: «Иду на Вы». Почему бы и нам не повторить это?

Да, был такой военачальник. Святослав Рюрикович — русский Александр Македонский, победивший хазаров и стерший их столицу Итиль с лица земли. Тот самый, который мог бы быть праправнуком Годслава, сидящего здесь. Я непроизвольно посмотрел на рюрикова родителя. Эдик, заметивший мое внимание к Годславу, посмотрел на меня достаточно недвусмысленно. Видать, он понимает, что не быть в этой реальности Святославу, а история с этим «Иду на Вы» была очень интересной и красивой.

— И зачем нам это нужно? — спросила Эстрид.

— Мы можем создать интересную традицию, — ответил воительнице лекарь, — ведь, если придет посол от царя с этим письменным посланием, то у племени будет шанс сразу сдаться и не проливать кровь своих детей. Посол на словах объяснит выгоду бескровной сдачи города.

— А мне нравится, — заявил Радомысл, — обо мне будут петь песни. Скоморохи будут сочинять легенды о том, как я нагло предупреждаю врагов о походе царя. Может, если молва о такой громадной армии дойдет до народа, будет легче их переманить на свою сторону и включить в состав государства.

— Да, идея хорошая, — встрял Сокол, — только ты уж, Радомысл, извини, но пропусти молодых воинов вперед. Не мешай и им получить толику славы.

— Это кому же я мешаю? — взвился дядя под добродушные смешки.

— Да хотя бы и мне, — рассмеялся учитель, — Ты слишком ценен царю, как единственный, кто разбирается в этой, — он покрутил пальцами, — высокой «пЫлитике».

— Политике, — на автомате поправил Радомысл.

— Да не важно, — махнул рукой Сокол, — ты ведь не сумеешь вовремя сбежать, а я смогу оставить их в дурнях.

— Это я-то не смогу? — взревел дядя, громко стуча по столу протезом, заставляя окружающих скрывать улыбки.

Я заметил, что Сокол нет-нет, да поглядывал на Забаву. Видимо он хотел произвести на нее впечатление своей удалью. Забава же, была потрясена и испугана. Ее единственный глаз был похож на щелочку, из которой смотрело дуло винтовки. Мда, похоже, после совета у учителя будет серьезный разговор с одноглазым лекарем. Бедолага Сокол! Взбучка у мужика будет серьезная.

— Сокол! — я обратился к учителю, — Дядя! Вы мне оба ценны, но честно говоря, ты, дядя, заслужил почивание на лаврах дипломата. Не гоже тебе бегать от взбуянившейся толпы. А Сокол — мастак укрываться от врагов, не даром он — лучший хольмградский лазутчик. Поэтому, — я обвел взглядом спорщиков, — быть посему, Сокол будет отныне передавать врагу послание царя, а Радомысл подучит нашего «молодого воина» правилам переговоров о добровольной сдаче города. Если такие есть.

— Есть, — важно кивнул дядя, — а если нет, то придумаю. Специально для молодых воинов.

Хохот нашего собрания, казалось, был слышен в Чернигове. На этой позитивной ноте, мы закончили с военным советом и мои военачальники разошлись по своим шатрам. Я хотел остановить Аршака, чтобы побеседовать с ним, но Эса, увидев мое намерение, придержала меня и сказала, что сама с ним разберется. Я согласился с условием, что она не будет заниматься членовредительством. Эса закатила глаза, но кивнула.

На следующий день мы тронулись в путь. До Чернигова мы дошли за сутки. Сокол отвез наше послание к радимичам. На белоснежной ткани послания было изображено всего три руны. К счастью нашлись те, кто смог прочитать сообщение. Об этом я не подумал. Грамотность населения нужно повышать, а то даже угрозы не понимают.

Встретили Сокола конечно не любезно. Благо его защищал белый флаг дипломата. Ему сказали, что будут защищать свой дом до последней капли крови. А послание бросили к ногам, демонстративно на нем потоптавшись. Сокол посмотрел на ткань, впитавшую весеннюю грязь. Он сообщил радимичам, что сообщит ответ царю ответ. Когда моя армия вышла к городу, Сокол уже скакал в нашу сторону. Учитель сообщил нам, как прошел процесс ультимативного предупреждения. Его глаза горели. Вот ведь чудак, адреналиновый наркоман. А Забава-то как его поедала глазами. Меня окружают безумцы.

Чернигов находился на излучине реки Десны, на небольшом холме. Плодородные поля окружали город. Стоит отметить, что крепостные стены-прясла были массивными, но из дерева. Интересно, что город имел две линии стен. В центре города, возвышалась старая крепость-детинец. Мы вышли к Чернигову с запада. С востока и юга город защищала река.

Прекрасное утро для осады. Наша армия не спеша начала разбивать лагерь. Под прикрытием легионеров, начали раскладывать требушеты. Двенадцать орудий были собраны в течение двух часов. Они выглядели величественно. Царское войско растянулось вдоль крепостной стены города от одного берега до другого. Смысла не было перекрывать реку. Да и нечем. Драккары прибудут намного позднее.

Я решил, что первыми, после бомбардировки города моей артиллерией, в Чернигов войдут двенадцать тысяч наемников во главе с Годславом. Я преследовал свои причины. Во-первых, чем меньше наемников, тем меньше им платить, не смотря на то, что я обещал выдать Годславу некую сумму для родственников погибших. Во-вторых, нужно было создать репутацию кровожадных дикарей, дабы впредь мне не отказывали в добровольной сдаче города. Да, это жестоко. Но здесь по-другому никак.

К полудню наша армия была готова к осаде. Я отправил дядю, Годслава и Ходота на традиционные здесь переговоры. Дам им последний шанс, авось да передумают воевать. Сам же я решил не участвовать в переговорах. А зачем? Мои слова они втоптали в грязь в буквальном смысле. Впредь будет им урок касательно бережного отношения к царским словесам. Пафосно? Пусть так. Я эти мысли еще и вслух повторю, дабы потомки вспоминали, что царское слово нужно уважать.

Делегация парламентеров, отправленная на переговоры, ожидаемо вернулась ни с чем. Радимичи хотя и были напуганы количеством наших воинов, пытались держаться стойко, как отметил Радомысл.