Кодекс чести - Гаркушев Евгений Николаевич - Страница 68

– От Петра Михайловича никаких вестей?

Литвинов развел руками. Панкрат тихонько то ли всхлипнул, то ли застонал.

Подошел полицейский лейтенант, тот, который не снимал фуражку, спросил, есть ли что-то из вещей Голицына – пустить по следу собаку. Панкрат повел его и человека с собакой к машине – Петр Михайлович всегда ездил на заднем сиденье, вполне можно было дать псу понюхать его. Я подошел к эксперту-криминалисту, который все еще возился с бумагой и резиной.

– На арматуре, что торчит из бетона там, где дырка, какая-то шерсть. Похожа на ткань костюма Голицына.

– Видел. – Майор коротко кивнул. – И еще посмотрю. Тут работы много.

– Резина – из самострела?

– Да. Скорее всего. Затрудняюсь установить калибр с помощью поверхностных наблюдений, но, судя по количеству поражающего материала, он был приличным. Сила удара была велика… Похоже, что стреляли один раз, но это еще предстоит выяснить.

– Какие травмы мог получить Петр Михайлович от этого выстрела? Почему они использовали резину?

– Очевидно, он был нужен им живым. Травмы могли быть самыми разными – от ушибов до перелома костей, в том числе ребер.

Вот мы и получили ответ на вопрос, как можно победить самого хорошего фехтовальщика: выстрелить в него с расстояния в три метра, когда он не может дотянуться до тебя шпагой. Теперь стало ясно упорство, с которым Голицына заманивали в глухое место, – его хотели похитить. А убить человека и похитить его – задачи совершенно разные.

Вернулись полицейские с собакой. Пес уверенно сунулся в дыру в заборе, бодро пробежал метров двадцать вдоль железнодорожного полотна, потом обнюхался хорошенько, поднял голову и коротко гавкнул. Даже мне было ясно, что это означает, – след потерялся. В Голицына выстрелили из самострела кусками резины, которые, вылетев из ствола крупного калибра, били так же сильно, как и пули, только не входили в тело, а сбивали с ног; потом потащили к железной дороге, погрузили в вагон и увезли.

– На станцию, к диспетчеру движения? – спросил я Еремея.

– К начальнику станции – пусть собирает всех машинистов, которые выходили сегодня ночью, – уточнил коротко стриженный лейтенант.

– Но ведь кто-то из них сейчас все еще ведет составы в Москву, на Кавказ, на Украину, да мало ли, куда еще… – заметил второй лейтенант, который сопровождал человека с собакой.

– У железнодорожников должна быть с ними связь, – заметил Литвинов. – Командуй, Никита.

– Почему я?

– Потому что в отсутствие Петра Михайловича и Рыкова к тебе переходят полномочия шерифа. Ты старше меня по армейскому званию, значит, старшим становишься ты, если шерифом не были даны другие распоряжения. Они даны не были. К тому же руководить операцией по спасению шерифа или помощника шерифа должен представитель службы шерифа. Полиция будет содействовать нам во всем, но произошедшее – наше дело. За своего шерифа отвечаем прежде всего мы. Так гласит закон и уложения.

– Если вы хотите добрый совет… Полагаю, вам стоит подключить к операции службу безопасности, – заявил Фрегис, который наконец закончил собирать с земли куски резины и жженой бумаги. – Похищение представителя такого высокого рода, каким является князь Голицын, должно заинтересовать контрразведчиков. Надеюсь, вы не сочтете мои слова бестактными, шериф?

– Нет, конечно. – Я покачал головой. – Спасибо, господин Фрегис. Еремей, пригласи сюда контрразведчиков. Вот мобильный телефон Голицына, звони с его помощью. Я поеду на станцию. Полицейское управление выделит мне офицера для того, чтобы оперативнее проводить опрос?

– Конечно, – кивнул Фрегис. – Вы можете пригласить с собой любого. Я советую вам позвать лейтенанта Руденко. – Он кивнул на полицейского в фуражке.

– Господин Руденко, вы поедете со мной?

– Конечно, шериф, – тяжело вздохнул лейтенант. Продлевать ночную смену ему не хотелось, но отказать шерифу в таком деле он не мог – как и любой гражданин, не говоря уже о полицейском.

Нам не пришлось связываться с машинистами, которые вели составы в дальние уголки страны. Нужный человек нашелся почти сразу – Пахом Спиридонович Савёлов, сорока восьми лет, гражданин, машинист маневрового тепловоза. Он сам доложил начальнику станции о происшествии, которое случилось ночью, и охотно пересказал свою историю нам. Машинист вел короткий сборный состав в восточном направлении. Один вагон нужно было отцепить на «Сортировочной-Южной», два доставить в Аксай и еще один оставить на станции «Промплощадка» на левом берегу Дона. На «Промплощадку» нужно было отвезти и две открытые платформы с лесом. Работы – часа на три, ничего сложного, никаких проблем ночь не предвещала. Не успел Пахом Спиридонович вывести состав за территорию «Грузовой-Главной», как на рельсы вышел мужчина в шляпе и короткой накидке, со шпагой на поясе. Он заступил составу дорогу и начал интенсивно махать руками.

Всякое случается в жизни, но чтобы гражданин хулиганил, останавливая поезда, – такого Савёлов не припоминал. Поэтому, дав гудок, он остановил локомотив. Мужчина подбежал к машинисту и сообщил:

– Рельс впереди треснул. Поезд может пойти под откос.

Пахом Спиридонович сразу насторожился. Пусть даже путь неисправен – как здесь очутился неизвестный гражданин? Здесь ведь не чистое поле, город, и железнодорожное полотно отделено от застройки забором. Хотя, случается, через забор перелазят – если, скажем, хотят сократить дорогу.

– Далеко? – спросил Савёлов.

– Метров сорок, – ответил неизвестный гражданин. – Посмотрите?

Машинисту не оставалось ничего, как выйти из тепловоза и пойти с незнакомцем вперед. Кроме Савёлова, никого в локомотиве не было – на таких коротких дистанциях машинист всегда справлялся сам, да и по инструкции наличие напарника не обязательно.

Он зашагал по шпалам следом за незнакомцем, который вел себя вполне естественно. Когда, по расчетам машиниста, они прошли не только сорок, но и все пятьдесят метров, Пахом Спиридонович начал проявлять признаки нетерпения.

– Может быть, немного дальше, – успокоил его гражданин. – Я, когда трещину увидел, сразу побежал вперед – поезд ведь мог на большой скорости идти, сразу не остановиться. Может, и не сорок метров, а все сто.