Николай I Освободитель. Книга 7 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 70

Ради справедливости, Джесап не поднял лапки в гору сразу, а попытался пробиться на север на соединение со стоящими в Техасе силами союза. Растянувшийся на два месяца «марш смерти», когда американская армия с боями прорывалась сквозь вражескую территорию, жестоко страдая от нехватки буквально всего. В итоге пройдя за пятьдесят семь дней чуть меньше шестисот километров остатки экспедиционного корпуса вынуждены были сложить оружие, не одолев и половины запланированной дистанции. В плен попало около трех тысяч американских солдат, то есть треть от изначального количества бойцов, выступивших от Мехико.

Возвращаясь к корабельной теме, было понятно, что уже скоро кто-нибудь додумается до идеи навесить на деревянную обшивку корабля железную броню — для парирования ударов 120-мм снарядов достаточно будет какого-то дюйма железа, — и гонка вооружений пойдет на новый виток, как это случалось уже не раз в мировой истории.

— Хм… — Карл явно не нашел, что ответить на это заявление.

— А вообще, есть в этом что-то ироничное…

— Что?

— Традиция французских императоров раз в поколение отправляться на восток, получать там по роже и потом откупаться золотом, — я посмотрел в глаза Карлу Х, который явно опешил от такой подачи. — Вам бы стоило задуматься о наследнике, ваше императорское величество. А то через двадцать пять лет некому будет объявлять России войну.

На несколько минут в помещении повисла тишина. Я откровенно наслаждался ситуацией, а француз переваривал все услышанное ранее. В принципе даже сама эта встреча была не так чтобы очень необходима, поскольку основные позиции будущего мирного договора были уже согласованы заранее. Как обычно в таких случаях происходит, первым лицам нужно лишь самолично подтвердить согласие с пунктами договора и поставить свою подпись. Не более того.

После моих слов, однако, маска спокойствия на лице француза дала трещину.

— Вы, русские, всегда ненавидели Бонапартов, и презирали моего отца, — Карл аж покраснел от сдерживаемых чувств. — И видимо эти чувства распространяются на весь наш род.

— Вы не правы, — я покачал головой, — вашего отца я очень уважал. При всей сложности наших отношений, он был безусловно великим человеком, и поверьте, будь он жив, этой войны бы просто не случилось. В отличии от многих других Наполеон I умел учиться на своих ошибках и совершенно точно не стал бы опять влезать в войну с Российской империей, которая очевидно выгодна только Великобритании. Так было в 1812 году и так есть сейчас. Вы не там ищите друзей, ваше императорское величество.

— Да что вы говорите! — В голосе француза был слышен неприкрытый скепсис.

— Да, я вам больше скажу. Я настаивал на том, чтобы отдать сестру за вашего батюшку в 1808 году и всерьёз рассматривал возможность брака между вами и моей старшей дочерью. Последнее было бы совсем не лишним для укрепления взаимоотношений между двумя империями, — я пожал плечами. — Впрочем, теперь это очевидно просто невозможно.

С другой стороны, брак моей сестры Анны с австрийским императором совершенно не помешал мне развалить империю Габсбургов на мелкие кусочки, так что важность родственных уз тут не стоит преувеличивать. Отношения с сестрой, которая осталась верна мужу — что делает ей честь, если задуматься, — в самое тяжелое для него и Австрии время, изрядно испортились. Анна резонно обвиняла меня и Россию во всех своих бедах, хоть, надо признать, их брак с Фердинандом сам по себе был далеко не эталоном. Детей у них так и не появилось — судя по всему с этим у австрийского императора были проблемы, — так что радоваться Анне в принципе было нечему.

В итоге Мюнхенских переговоров война в Европе была окончательно завершена. Французы признавали сложившуюся «на земле» ситуацию, выплачивали нам небольшую — существенно меньшую нежели в 1812 году, но и в военном плане обстановка-то была совсем другой — контрибуцию и в качестве вишенки на торте передавали нам во владение Французскую Гвиану. Зачем она была нам нужна — вопрос, что называется, со звездочкой, скорее всего жадность взыграла, не более того. Нет получить опорную точку в том регионе было совсем не лишним, но любой карибский остров с этой работой справился бы как минимум не хуже. Ладно, будем оттуда потом ракеты запускать, там экватор рядом, на топливе сэкономим.

(Европа по итогам Царьградской войны, 1839 год)

Тут, наверное, стоит дать пояснение подобному миролюбию, которое мне в общем-то было не свойственно. Да, мы вполне могли продолжить войну, взять Париж и просто расчленить Францию на куски. Бретань, Каталония, Наварра, Корсика, Рейнланд… Что-то испанцам, что-то итальянцам, желающие бы нашлись. Вот только заплатить за это пришлось бы десятками тысяч солдатских жизней и миллионами рублей.

Не смотря на в целом успешную для России войну, по экономике она ударила крайне жестко. Госдолг успешно подобрался к 600 миллионам рублей и вполне мог пробить отметку в миллиард, если бы боевые действия продолжились. Хуже того последнее размещение долговых облигаций на внутреннем рынке даже с учетом повышенного процента смогло собрать нужную сумму с огромным скрипом. Все, кто хотел дать нам деньги в рост, уже это сделали, новых кредиторов каждый раз находить было все сложнее.

Без привозного сырья «болели» целые отрасли экономики. Имелся жутчайший дефицит селитры для производства новых снарядов и завести ее через Швецию уже возможности не было. Еще в середине 1838 года англичане начали перехватывать идущий через Северное море поток этого стратегического сырья и принудительно выкупать его дабы нам ничего не досталось. В Стокгольме повозмущались-повозмущались, но в итоге поднимать бучу не стали, они свой посреднический процент получали даже в таком формате, а проблемы России, при всех наших хороших отношениях, короля Густава V волновали все же в последнюю очередь. Из-за этого производство снарядов у нас упало до совсем смешных десяти тысяч в месяц. Их просто нечем было снаряжать.

А еще неурожай. Зима 1838–1839 годов выдалась по всей центральной России холодной и бесснежной. Пока было не совсем понятно до конца, но все говорило, что озимых мы местами лишились полностью. Очевидно, что стоимость хлеба в такой ситуации должна была резко подскочить, а с учетом того, что нам в моменте нужно было кормить кроме себя еще и пол-Европы — там хозяйство в отдельных регионах было войной разорено начисто — чтобы избежать голодных бунтов в «своих» странах, с продовольствием все обещало быть достаточно сложно.

Ну и волна революций не могла не волновать сама по себе. У нас в стране пока было тихо, да и поводов для таких развлечений как бы особо не имелось, но тем не менее очень хотелось перестраховаться. Короче говоря, настал удачный момент «зафиксировать прибыль на хаях», что я с большим удовольствием и сделал. Не зря народная поговорка гласит, что лучше синица в руках, чем журавль в небе, именно так я себя в этот момент и чувствовал.

Окончание войны, однако не означало окончания прокатившейся по Европе волны либеральных революций. В начале марта 1839 года началось очередное восстание против Бурбонов и, наверное, самого одиозного из представителей этой испанской династии Карла V. Очень быстро восстание охватило практически весь юг страны, почти сразу превратившись в полноценную гражданскую войну.

Тут нужно сделать отступление и дать по Испании небольшую справку. Дело в том, что немало переживший на своем веку — в том числе и многолетний французский плен — Фердинанд VII очень долго не имел детей, и поэтому будущий Карлос V так же долго считался единственным безальтернативным наследником. При этом — сам Фердинанд, раздавивший за двадцать лет правления не одну попытку либеральных революций, тоже был далеко не мальчиком-зайчиком — вокруг Карла кучковались самые радикально абсолютистски и клерикалистски настроенные круги.