Николай I Освободитель. Книга 7 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 26

Но самой жесткой и радикальной мерой, возможно избыточной и где-то даже жестокой стал запрет католикам владеть землей на территориях Колыванской, Рижской, Виленской, Гродненской, Белостокской, Минской, Житомирской, Суворовской, Позенской, Краковской и Люблинской губерний. Такая себе черта оседлости наоборот.

Всего в этих землях проживало около шести миллионов католиков — 8–9% от всего населения империи, — и теперь их всех поставили перед выбором. Можно было продать государству землю и выехать за границу, можно было обменять надел на участок за Уралом с коэффициентом 1к2 — гектар в Польше на два за Уралом — или принять православие, обойдя таким образом все ограничения. На выбор варианта католикам давался переходной период в четыре года, после которого земля отчуждалась в пользу государства вообще без всяких компенсаций.

Наверное, кто-то может сказать, что такие меры были избыточны, что наказывать весь народ за преступление, совершенное одним человеком нельзя, что 90% поляков вообще не имело к восстанию никакого отношения, и получается, что наказываем мы их несправедливо. Понимал я, что в итоге войду в историю, как человек уничтоживший целую нацию.

Однако мою жажду мести даже такие меры могли лишь притушить, но никак не погасить. Я хотел решить вопрос с поляками раз и навсегда, чтобы больше никогда не было никаких восстаний. И забегая чуть наперед, надо признать, что предпринятые жесткие меры в итоге дали свои плоды. Порядка полутора миллионов поляков в итоге эмигрировало из России в основном за океан, еще чуть меньше миллиона предпочли переселиться за Урал но не отступить от католической веры, а остальные три с половиной — согласились перейти под руку московского патриархата. Оказалось, что, когда на одной чаше весов спокойная жизнь, а на другой — необходимость резко срываться и уезжать в неизвестность, принципиальность в вопросах веры как-то порой отступает на второй план.

Понятное дело, что далеко не все приняли изменения сердцем, большинство оставшихся на территории западных губерний католиков демонстративно игнорировали открывшиеся на месте бывших костелов православные приходы, контактируя с попами исключительно по административным вопросам. Все равно регистрация новорожденных или там заключение брака шло в Империи только через церковь. Многие тайно держали у себя в домах католические кресты и даже устраивали совместные молитвы с подпольно разъезжающими по стране ксендзами. Все это было, в конце концов каждому в голову не залезешь, тут сомнений нет.

Однако было понятно и то, что бесконечно так продолжаться не может. Дети, не заставшие события конца тридцатых уже начнут ходить в православные храмы, учиться в русских школах с преподаваемым там Законом Божиим, впитывать русскую культуру. Наверное, не в первом поколении, но точно во втором все польское будет постепенно забыто, и лет через пятьдесят Суворовская губерния не будет ничем отличаться от какой-нибудь Тверской или Воронежской.

Тем более, что на освободившиеся земли в западных губерниях с большим удовольствием переселялись безземельные православные из центральных губерний, принося с собой свои традиции и культуру. Культуру, которая будучи поддержанной официальной властью, быстро стала доминировать над ушедшей в глубокое подполье польской самоидентичностью.

Впрочем, все это было уже потом, а пока оглашенный манифест привел только к ожесточению польского восстания, участники которого быстро поняли, что их проигрыш означает окончательную историческую смерть Польши.

Глава 7

Осень 1837 года оказалась крайне насыщенной всевозможными историческими событиями. Настолько, что даже простое перечисление без углубления в подробности займет не один лист бумаги.

14 сентября Австрия объявила войну Пруссии и вместе с союзным саксонским корпусом двинула войска в сторону Берлина. Я по правде говоря, зная результаты австро-прусской войны моего мира, где-то в глубине себя думал, что пруссаки паникуют зря, и армия под командованием фельдмаршала фон Бойена может легко разгромить австрияков сделав за нас всю работу. Реальность, однако, показала, что все далеко не так благостно.

В первой же стычке у границы близ селения Шпермберг 120-тысячная австро-саксонская армия фельдмаршала Вельдена сумела одержать победу над 50-тысячным корпусом прикрытия генерала Врангеля. Учитывая, что расстояние от Прусско-Саксонской границы до Берлина было всего лишь около сотни километров по прямой, вероятность падения союзной столицы в такой ситуации стала вполне осязаемой.

Австрияков просто было больше, с учетом союзников Вена могла без особого напряжения сил выставить на поле боя полмиллиона солдат, в то время как Пруссия даже с при тотальной мобилизации не смогла бы осилить даже трехсот. И даже то, что часть прусской армии была вооружена винтовками Маркова, а австрийцы все еще обходились дульнозарядными штуцерами, помочь первым глобально не могло. Не была еще выработана стратегия под новое оружие, не получила еще прусская армия необходимый опыт, а в промышленном плане два государства были примерно равны. Причем равны, если брать союзников, скорее в пользу Вены, чем в пользу Берлина.

Но хуже того было само географическое положение Пруссии, а именно наличие у них на западной границе союзного Англии Ганновера и явно недружественной Франции, что добавляло еще полмиллиона потенциальных вражеских солдат. Минимум полмиллиона.

21 сентября в Петербург с секретной миссией прибыл наследник престола Фридрих Вильгельм. На повестке дня стоял только один вопрос — помощь Пруссии и спасение Берлина. Поскольку прямое железнодорожное сообщение через Суворовск было все еще невозможно, принцу пришлось ехать на поезде до Кёнигсберга, оттуда верхом до Ковно и дальше вновь по железке, что добавило лишний день в пути и совсем не добавило прусскому принцу хорошего настроения.

— Не буду вилять, Николай, нам нужна помощь, — поскольку переговоры были насквозь неофициальные, разговаривали мы с кузеном тет-а-тет. — В сложившейся ситуации мы долго не продержимся, придется сдавать Берлин, а это катастрофа!

В этой истории, не имея в руках западногерманских земель, пруссаки сосредоточились на организации промышленного куста вокруг своей столицы, поэтому ее потеря стала бы для страны ударом гораздо более серьезным нежели в 1806−7 годах. Индустриализация шагала по планете невиданными доселе темпами, и сила того или иного государства все больше начинала измеряться заводами и километрами железной дороги, а не численностью населения или площадью. Впрочем, последнее тоже было глупо сбрасывать со счетов.

— Ты понимаешь, что вступление в войну России автоматически приведет к тому, что Пруссии придется воевать еще и с Англо-Французской коалицией? — Я с сомнением приподнял бровь. Берлин показал себя достаточно ненадежным союзником за последние полгода, и теперь за свои услуги, за жизни русских солдат, которые погибнут, защищая северо-восточных немцев, я собирался слупить с Фридриха Вильгельма по полной. — Сейчас у границ Австрии стоят две русские армии численностью в сто пятьдесят тысяч человек и одним своим видом заставляя Вену держать на востоке часть сил. Ну а лишних дивизий у меня все равно нет, я даже оружием помочь не смогу — самому не хватает.

Это, к сожалению, было правдой. Винтовок Маркова хватило на вооружение только корпусов первой и второй линии, новые орудия и вовсе шли пока только самые боеспособные корпуса, остальным приходилось использовать стальные дульнозарядные пушки, вставшие на вооружение в середине 20-х. Лучше, чем артиллерия времен наполеоновских войн, но не принципиально.

Снарядов опять же не хватало катастрофически. С учетом того, что мы лишились примерно 15% заготовленных к войне боеприпасов во время бунта в ЗапВО — то что поляки не моги использовать сами они тупо сжигали пытаясь нанести нам максимум ущерба — зачастую на каждую пушку приходилось по два-три боекомплекта. А дальше все — банниками отмахиваться. Бои в зоне проливов выявили просто чудовищный перерасход снарядов по сравнению с тем, что закладывали мои генералы до начала всей этой заварушки. В разы. И это при том, что я заранее предвидя проблемы на этом направлении требовал иметь минимум полуторный запас. А оказалось, что нужно было все числа умножать на десять.