Хитрая злая лиса (СИ) - Марс Остин - Страница 37

— Боялись, что мы вцепимся друг другу в волосы?

— Была такая мысль.

— Зря. Я понимаю, что вы в ней нашли.

— Она была другой. — Он помолчал, с усмешкой добавил: — Наверное. Мы в общей сложности пару часов виделись за всю жизнь, из них час играли в тактику. Потом она проиграла и я потерял к ней интерес.

«Вы потеряли к ней интерес потому, что она так захотела. А я приобрела, тоже потому, что она так захотела.

Она действительно умеет красиво проигрывать.»

Вера ничего не сказала, но крепко задумалась о том, не было ли это её целью — проиграть. Просто показать Вере, что она это умеет. И как она это умеет.

«Хотя, кто проиграл — это ещё большой вопрос.»

Случившееся не воспринималось борьбой, скорее парным танцем, в котором задача каждого партнёра — показать себя. Эта женщина вызывала внутри что-то неотпускающее.

«Какой же у неё колоссальный опыт и какой талант, что она даже мне умудрилась запасть в душу, так молниеносно и так глубоко.»

Она вспоминала её, прокручивала в голове каждый её жест, взгляд, все движения, пыталась извлечь пользу для себя, но эти полминуты оказались такой многогранной головоломкой тонкостей, что попытки разобрать её поведение на винтики вводили в эстетический транс и Вера ловила себя на том, что уже не анализирует, а просто любуется.

«Удивительная женщина.»

Они прошли через весь парк в обоюдном молчании, оставили позади тот водопад, о котором министр хотел что-то рассказать, опять обошли по дуге сцену со спойлерным спектаклем, прошли через ещё одну арку и вышли на мост через широкую реку, по которому шёл поток людей в обе стороны, и только тогда оба пришли в себя и стали осматриваться осознанно. Вера поймала взгляд министра и спросила:

— Она где-нибудь выступает?

— В смысле?

— Ну, танцует, может быть, или поёт, или, не знаю, чай разливает?

Министр усмехнулся так горько, как будто был старым калекой, у которого наивное дитя спрашивает, где его нога.

— Она ги-син, Вера. Не проститутка и не артистка, она не устраивает представлений, она даже в своём казино за стол не садится, она выходит один раз, чтобы поприветствовать гостей, и уходит. За то, чтобы посмотреть на неё, послушать её голос или просто побыть в её компании, надо платить деньги. Большие деньги. И она за эти деньги абсолютно ничего не должна, она вообще может их не взять и отказаться даже выходить. Чтобы получить от неё простое приглашение на чай, надо сначала сделать так, чтобы она этого захотела — письма, подарки, большие ставки в её казино, встречи с её подопечными, подарки подопечным, просьбы, чтобы они ей нашептали о вас, не бесплатно, разумеется. На это можно потратить долгие годы и горы золота, но так ни разу с ней и не встретиться. Забудьте о ней, вы больше не увидитесь.

— Ага.

«Ждите, карман шире держите.»

Она промолчала, он тоже больше ничего не сказал. Когда они прошли мост и вышли в очередной парк, кто-то обратил внимание на веер в её руке, министр тихо сказал:

— Спрячьте его. Надо было его с моста выкинуть.

«И ещё шире карман держите. Больше ничего не выкинуть?»

Она засунула веер в сумку, посмотрела на своё зеркало, вспомнила, как они лежали рядом — белое и жёлтое золото, рубины и хризопразы, две змеи, нарисованные одной рукой.

— Вам приятно, что она носит ваше зеркало?

Министр нахмурился, потом задумался, как будто действительно хотел сказать правду. Решился и ответил:

— Нет. Тогда было приятно, что она взяла, а сейчас нет. Лучше бы она его переплавила. Прошлое должно оставаться в прошлом.

Она ничего не сказала, он тоже надолго замолчал, наконец повёл её по парку медленно, длинным витым маршрутом, огибающим скульптуры, волшебные камни и причудливые деревья. Здесь было меньше людей и больше знакомых лиц, министр постоянно кому-то кланялся, чаще издалека, некоторые подходили перекинуться парой слов. На Веру старательно не смотрели, пока точно знали, что министр видит, и рассматривали издалека, когда думали, что не видит. Она тоже делала вид, что не замечает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В какой-то момент её спину обжёг неприятный взгляд, она не стала оборачиваться, но стала прислушиваться, и узнала голос, министр тоже узнал, судя по тому, как резко потянуло напряжением с его стороны. Вера погладила его руку, привлекая внимание, а когда он посмотрел на неё, хитро шепнула:

— Подойдём, поздороваемся?

Он усмехнулся, смерил её взглядом от сумки с веером до бессовестных глаз, и впечатлённо качнул головой, шёпотом отвечая:

— Какая же ты крепкая, Вера. Я начинаю тебя бояться.

— Только начинаете? Мне казалось, у вас чутьё на такие вещи.

— В вашем присутствии оно барахлит.

Она молчала, продолжая гладить его руку и улыбаться как кобра, он глянул в сторону голосов, потом Вере в глаза, тоже улыбнулся с намёком на зубы и сказал:

— Пойдём, поздороваемся.

Они дошли до поворота в том же темпе, потом пошли медленнее, приближаясь к широкому мосту-беседке, у перил которого стояли наследницы Хань с первой по четвёртую, но без второй. Мост был немного на возвышении, и с него было хорошо видно все ворота и ключевые перекрёстки парка, поэтому на нём стояли те, кто кого-то ждал или искал, а ещё кумушки, высматривающие новости.

«Сейчас я вам устрою прямое включение.»

Наследницы Хань заметили их издалека, но долго делали вид, что вовсе и не смотрели, а Вера смотрела на них в упор, на каждую по очереди. Йори делала вид, что она на мосту одна, хотя её трясло от злобы, остальные не совсем понимали, что происходит, но мордочки высокомерные состроили — видимо, из солидарности.

Они были очень похожи между собой, но практически не похожи на министра, кроме одной, одетой скромнее всех. Вера даже заподозрила, что у неё волосы настоящие, в отличие от накладных причёсок сестёр. И, обратив внимание на их причёски, она поняла ещё кое-что, но пока не спешила себе верить, а просто сделала зарубку на память, чтобы потом спросить министра.

— Привет, — она подошла к Йори с широкой улыбкой, изобразила предельно раздражающую позу «я богиня, а ты — нет», окинула взглядом остальных сестёр и улыбнулась ещё шире: — Как жизнь, как здоровье Йоко? Представь мне сестёр, а то придут, а я даже не знаю, как обратиться. Йори? Ну чего ты, как я не знаю... Мы же почти подружки.

— Ты грязная кухарка, — прошипела Йори, глядя мимо неё, Вера медленно кивнула с жизнерадостным видом:

— Люблю готовить, каждый день новое блюдо. Сегодня сложные щи, завтра тыква всмятку. Будь вежливой, это всегда приятнее, чем еда в волосах. Да? У меня, кстати, с собой. Хочешь?

У Йори начал дёргаться глазик, но на Веру она так и не посмотрела, Вера перевела взгляд на следующую девушку, одетую самую малость поскромнее, но тоже с нарисованной на лице стрелкой-веткой и выражением аристократической брезгливости во всей позе. Вера протянула ей руку и сказала:

— Зорина Вероника Владимировна, из бездонных рудников. Пришла наполнить этот мир чайком и черепно-мозговыми травмами. Красивые ногти у тебя.

Девушка презрительно дёрнула щекой, задрала подбородок и с силой сжала Верину ладонь, заявляя:

— Хань Мико, третья наследница Хань. Я тебя, тварь, ненавижу. И со мной у тебя так, как с бедной Йоко, не получится — я изучаю боевые искусства.

— Изучай, это облагораживает душу и успокаивает разум.

Мико попыталась забрать руку, но Вера не отпустила. Сжала чуть сильнее и улыбнулась чуть менее доброжелательно:

— А разум — это такая полезная штука, которая помогает думать перед тем, как что-то делать или говорить. Например, он помог тебе очень мудро отказаться выйти на дуэль вместо своей глупой сестры. Это ты очень верно рассудила, потому что быть калекой — удовольствие сильно ниже среднего, никакие победы в мире этого не стоят. И если вдруг однажды, из-за помутнения рассудка, или, может быть, по какой-то другой ужасающей причине, ты вдруг на минуточку допустишь, что можно вести себя неуважительно по отношению к своему любимому единственному брату...