Столичный доктор - Линник Сергей - Страница 25

На жгут, по примеру всех скоропомощников, я взял то, что оказалось ближе всего – ремень болезного. А что, широкий, пряжка крепкая, а дырку где надо проковырять недолго. Это сейчас кровотечение остановилось, так как бревно перекрыло своей массой сосуды, а попробуем сдвинуть, и вытекут остатки со скоростью звука. До развития краш-синдрома еще не скоро, успеем управиться. Время… Чем поставить? А вот же, химический карандаш, который сейчас называется копир. Прямо на коже и напишу. Хотя кто ж его знает, принято ли сейчас так делать?

– Что вы делаете? – со своими вопросами вылезал Пороховщиков.

Ясно. Не принято тут так. Я невежливо отмахнулся:

– Позже!

Теперь морфий. В склянке есть, уже разведенный. И стерильные шприцы, завернутые каждый отдельно в крафт-бумагу. Главное, не бросить по привычке иглу куда-нибудь. Инструментарий сугубо многоразовый. Иголочки потом замочим, прочистим просвет тоненькой проволочкой – мандреном, простерилизуем, и снова в бой. Колоть, конечно, лучше в вену, но попробуй найти ее сейчас. Периферический кровоток уже выключился, попробуй попади в спавшийся сосуд. А в то месиво, что на голени, лезть не стоит. Так что в мышцу. Пока подготовимся к следующему шагу, все и так поступит куда надо.

А что у нас далее? Так ампутация в полевых условиях. Все, как у батюшки военно-полевой хирургии, Николая Ивановича. Нет у меня условий ни для нормальной операции, ни тем более для всяких изысков. Режем по-мясницки, на уровне нижней трети бедра. Никакой культи формировать не буду, выживет до больницы, там и доведут до ума. А мне только вязать сосуды и отсекать лишнее. Минимум необходимого у меня есть: лигатура, зажимы, иглодержатель, иглы, скальпель. Вот пилы для костей нет, но тут вот прямо сейчас делать это незачем: вон тот торчащий отломок я и пинцетом уберу, он вроде как держится на честном слове, а остальное… как повезет. Повязкой прикроем, и рысью в больницу. В какую? Подумаем чуть позже, когда будет кого везти. Ну, с богом!

Помыл руки из склянки со спиртом, открыл коробку с инструментом.

– Зовут тебя как? – спросил я у провожатого, который так и стоял, открыв рот от изумления.

– Митькой… – почти прошептал парень.

– Ты как, не боишься, поможешь?

– А что делать надо? Я, барин, с людьми-с не особо…

– Поросят резал?

– Ага…

– Ты, Дмитрий, держи его, чтобы не дергался. А остальное я сам.

– Давай, Митька, ты плечи хватай, а я вот тут, за пояс, – предложил Александр Александрович.

Я обернулся. Куда только делся тот вальяжный господин, вещающий о граммофоне? Он вроде даже в плечах шире стал, не говоря уж о взгляде – собранном и жестком. Судя по его внешнему виду, строительный бизнес в Москве не для слабаков.

Я в сторону головы и не смотрел даже. Обколол, сколько смог, кокаином, смазал спиртом – и понеслось. Разрез, зажим, лигатура. И повторить. И еще. Хорошо, я за последние дни восстановил мелкую моторику вязкой узлов. Кузьма, тот точно подумал, что я свихнулся, глядя на длинные шнуры на спинках стульев. Даже одним пальцем неплохо получалось. Здесь, правда, таких мест нет, все открыто, но все же навык помог значительно ускориться с процедурой. Пара-тройка минут – и оттаскивайте. Останки ноги могут и потом откопать, похоронят как-нибудь. Это уже не мое дело.

– Давай на сани! – начал командовать Пороховщиков. – Куда повезем? В университетскую клинику? Тут версты две, не больше, домчим галопом минут за пять!

Я согласно кивнул и начал собирать разбросанные по зипуну инструменты.

Да уж, упряжка у Александра Александровича на зависть всем. И впрямь, до больницы доехали вмиг. В приемном покое объяснили ситуацию, и вскоре к нам вызвали хирурга. Пришел пожилой бородатый доктор в пенсне. Посмотрел на болезного – бледного, почти серого. Тоже, наверное, вспомнил Пирогова. Послушал мой отчет о проделанном на месте. Открыл повязку, осмотрел культю, покивал, мол, что делать, ясно. Впрочем, слова «если выживет» не произносил. Но и так понятно, что тут надеяться мало на что есть.

Как бы в подтверждение моих опасений Кирюха вдруг надумал умереть. Хватанул воздуха напоследок – и замер. Устал жить.

– Камфору! – закричал хирург.

Ага, прям сейчас он от твоего дыхательного аналептика оживет и начнет улыбаться. Пока этот масляный раствор всосется и подействует, патанатом не только вскрыть его успеет, но и пообедать после.

Подавив в себе желание завопить боевой клич «Реанимация!», я ринулся к кушетке. Ну-с, поехали. Тройной прием Сафара – одна секунда. Платок на рот – две. Начинаем дышать – три. Вдохнул два раза, с удивлением заметив, что экскурсия грудной клетки есть. Начал качать грудину. На счете «пятнадцать» вернулся ко рту, и… Сегодня Господь решил сходить в факультетскую больницу и продемонстрировать чудо, потому что Кирюха вдруг начал дышать самостоятельно. Надо же, а я уже переживал, что непрямой массаж сердца придется делать поаккуратнее, а то там под конец вроде хрустнуло немного.

Попробовал пульс на сонной артерии. Частит, конечно, но ровный, синусовый. И дышит хорошо, двадцать пять в минуту примерно. Для шока вполне хватает. Я скомкал платок и посмотрел, куда бы его выбросить. Использовать после такого я его вряд ли смогу. Нашел урну, а затем и открытую форточку в госпитальном коридоре – втянул в себя морозного воздуха. Курить, что ли, начать?

Вроде отпускает. Хотя еще потряхивает.

– Закурите?

Ко мне подошел давешний хирург, протянул раскрытый портсигар.

– Нет.

– Итак, коллега, что это только что сейчас было? Ну там, с увечным?

Глава 11

– Извините, не представился. Бобров Александр Алексеевич. – Очкарик убрал портсигар, протянул мне руку. – Заведую тут хирургией после отъезда Николая Васильевича.

Епрст, обалдеть и не встать! Вот это знакомство! Ну да, мы же на кафедре факультетской хирургии. Предыдущий начальник – Склифосовский. А передо мной… Человек, который сделал первый рентгеновский снимок в России!

– Баталов Евгений Александрович. А было… Я занимаюсь топографической анатомией… Точнее, занимался.

– …под руководством профессора Талля? Я вас, кажется, видел на кафедре.

– Да.

– Примите мои соболезнования.

Ну да, сейчас врачебный мирок маленький, все друг друга знают.

– Благодарю. Так вот. Профессор в госпитальной клинике проводил опыты во время операций. Если у пациента останавливалось сердце или дыхание, в некоторых случаях можно было восстановить сердечный ритм, нажимая на грудную клетку и вдувая воздух рот в рот. Ведь анатомически это весьма просто объяснить. Мы вместе думали о соотношении вдохов и нажатий на грудину и пришли к выводу, что два к пятнадцати будет довольно. Ну и там еще тонкости определенные…

– Да что вы говорите! – Бобров всплеснул руками. – Я ничего об этом не слышал!

– Профессор готовил статью на эту тему, но увы… – Тут уже я развел руками.

– С ней можно ознакомиться? Я так понимаю, этот метод способен спасти множество жизней.

– Разве что с выжимкой. Я еще только разбираюсь с архивом учителя…

– Да, да. Я все понимаю! – Бобров достал визитку. – Буду крайне признателен, если найдете для меня время.

– Обязательно!

Ну вот! Не зря рисовал комплект «три в одном». Бобров придаст реанимационному делу в России и мире такой пинок… Ведь скорой сейчас нет, хирурги – самые заинтересованные люди. А под шумок и прием Геймлиха заскочит в медицинское сообщество. Новые поколения студентов будут его учить с первого курса, к пятому что-то в голову да залетит.

Мы еще раз с Бобровым поручкались, и я, продолжая оттираться от крови, выполз на свежий воздух. А там меня ждали Пороховщиков с извозчиком из строителей. Курили, тихо переговариваясь.

– Ну что? – Александр Александрович тоже открыл передо мной портсигар. Правда, покруче, чем у Боброва, инкрустированный драгоценными камнями и золотом. Что это они все меня пытаются подсадить на табачную отраву?