Смерть придёт на лёгких крыльях - Сешт Анна - Страница 42

Их путь лежал, разумеется, не по центральной тропе процессий и не по аллее сфинксов, хотя Шепсет сперва направилась именно туда. Нахт мягко увлек ее за собой по узким улочкам среди уютных домиков с тростниковыми крышами и окруженных пышными тенистыми садами поместий знати. Людей им по пути попадалось мало – ранним утром торговцы только-только открывали свои лавки, а ремесленники неспешно начинали новый день в мастерских.

Они прошли к рощам, охраняемым солдатами храма Амона.

– А она точно примет нас? – вдруг спросила Шепсет тихо, с тревогой, завидев впереди высокие украшенные разноцветными рельефами стены храма.

Нахт усмехнулся.

– Сама увидишь.

Владения Ипет-Сут от города отделяла невидимая граница. Неуловимо сады знати переходили в храмовые рощи. Зато здешние воины точно знали, где проходит эта граница, и встретили непрошеных гостей почти сразу же, как те вступили на земли Амона.

– Дальше нельзя, – заявил один из стражей, вооруженных щитами и хопешами. – Но если обогнете сады левее, сможете проследовать в молельный двор.

Нахт коротко вздохнул, собираясь с мыслями, и произнес слова, которые не произносил уже так давно:

– Мы ищем встречи с госпожой Мутнофрет, Певицей Амона.

Воины удивленно переглянулись.

– Госпожа не принимает кого попало. Лучше вам все-таки проследовать в молельный двор…

На лице одного из стражей вдруг промелькнуло узнавание, и он шикнул на остальных:

– Вы что, это же меджай Нахт. Она сказала, что для него ее двери всегда открыты.

Шепсет с удивлением посмотрела на своего спутника, когда воины храма Амона почтительно приветствовали его, а один из них вызвался проводить. Нахт невесело усмехнулся ей и кивнул, приглашая следовать за ним.

Глава XX

1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Меджай чувствовал, как нарастало внутри напряжение по мере того, как они приближались к храму. Он вспоминал, как когда-то несоизмеримо давно проходил по сакральному полумраку гипостильного зала среди огромных необъятных колонн, и солнечный свет лился призрачной сеткой из окон под недосягаемо высокими потолками. Вспоминал, как оказался здесь на одном из ночных ритуалов, когда колонны и статуи мистически подсвечивались огнями светильников, и голоса жрецов и жриц лились по переходам храма, словно песнопения самих Богов и духов. Вспоминал и уютные утра в одной из дальних галерей, выходящих на сад, где в тенистой прохладе ему подавали сладости и холодный ягодный напиток, а он все ждал, ждал, когда же придет госпожа, когда найдет для него время…

В одну из таких галерей с резными колоннами провели их с Шепсет. В саду щебетали беззаботные птицы, приветствуя новый день. Издалека доносился перезвон струн арф и тонкие переливы флейты – жрецы возносили почести триаде Богов.

Одна из храмовых кошек с желтоватой шерстью прошла мимо, потерлась об угол прохода, но заметив собаку, выгнула спину и зашипела. Что до самой собаки – та даже ухом не повела, степенно села на краю галереи, глядя в сад.

Молчаливые слуги пригласили гостей присесть на разноцветных тканых коврах, накрыли изысканный завтрак из горячей приправленной ягодами каши, свежих лепешек с сотами золотистого меда и фигурно выложенных фруктов. Перед черной собакой поставили полную миску прохладной воды и разложили нарезанное тонкими ломтиками парное мясо.

Шепсет грациозно села у стола, омыв руки в предложенной ей чаше. То и дело она бросала на своего спутника любопытные взгляды, но мед-жай их старательно не замечал. Очевидно ей было интересно, почему его принимал здесь с таким почтением. Нахт давно не появлялся в храме, но был к такому привычен. Да и сама жрица разве не привыкла к роскоши за время жизни при дворе?

– Госпожа Мутнофрет скоро к вам присоединится, – с почтением проговорила одна из служанок и удалилась, оставив их наслаждаться завтраком.

– Тебя здесь, похоже, хорошо знают, – проговорила Шепсет.

Нахт пожал плечами, сосредоточившись на горячей каше. Раз уж накрыли стол – не пренебрегать же предложенным угощением. Даже черная собака не пренебрегла, изящно слизывая кусочки мяса. Жрица сдалась, решила пока не спрашивать, и некоторое время они молча наслаждались утренней трапезой.

А потом пришла она. Остановилась на вымощенной каменными плитками тропинке, ведущей в галерею. Колышущиеся ветви деревьев набрасывали на нее причудливый узор, обрисовывая тенями складки и плиссировки белых драпированных одеяний. Солнечный свет играл в золотых украшениях, вплетался в бусины, украшавшие сложную прическу. Тонкий макияж скрадывал бремя прожитых лет, подчеркивал утонченную красоту, пленившую столько сердец. Пронзительный взгляд золотисто-зеленых глаз, подведенных черной сурьмой и темным малахитом, был устремлен только к нему, не к Шепсет. Тонкие губы, которых так редко касалась улыбка, чуть дрогнули. Голос у нее был нежным, богатым интонациями, зачаровывающим своими переливами – она ведь была одной из лучших жриц, воспевающих величие Амона. Но воин знал, как в этот голос могут вплетаться ядовитые вкрадчивые нотки и острые иглы.

– Ну здравствуй, Нахт. Даже в Опет ты не нашел время навестить меня. Но что бы ни привело тебя сегодня – я рада этому.

Нахт поднялся и учтиво поклонился ей, ни словом, ни жестом не показав, что на самом деле связывало их. Напряжение, сковавшее его внутри с тех пор, как он приблизился к храму, сейчас достигло своего пика.

– Госпожа Мутнофрет, мой командир Усерхат шлет вам теплый привет. Боюсь, нам нужна очень ваша помощь.

– И, очевидно, эту помощь вам больше негде получить, раз уж ты решился прийти.

Жрица мелодично рассмеялась, проходя в галерею, и грациозно села напротив своих гостей. Словно из ниоткуда вырос предупредительный слуга, поднес ей фрукты и кубок с прохладным напитком и тут же исчез.

Шепсет тоже успела подняться и почтительно поклониться и теперь тихо села рядом с Нахтом, сложив ладони на коленях. Ее манеры были безупречны, выдавая придворное воспитание. В гарнизоне это не так бросалось в глаза, но сейчас, глядя на нее в обществе Мутнофрет, Нахт не мог этого не отметить.

– Я помню тебя, – вдруг сказала Певица Амона, приветливо обращаясь к девушке. – Хекерет-Нэсу из ближайшей свиты Владыки. Моя добрая подруга Тия всегда так хорошо о тебе отзывалась.

Если бы Нахт в этот момент не смотрел пристально на Шепсет, то не обратил бы внимания, как ее руки едва заметно дрогнули. Но лицо жрицы осталось спокойным, выражая нейтральную доброжелательность.

– Я многим обязана Владычице Тие, госпоже Ипет-Нэсу. Она обучала меня.

– И ты ее не разочаровала, умея угодить нашему Владыке, несмотря даже на бремя прожитых им лет, – Мутнофрет чуть улыбнулась, оставляя простор для воображения в этих словах.

Щеки девушки чуть вспыхнули, а в глазах, как показалось Нахту, промелькнула тень негодования, но она ничего не ответила, учтиво улыбнувшись в ответ. Молодец, не стала проявлять слабость, показав, что ее уязвили эти слова. Стервятникам нельзя показывать, что ты можешь стать для них добычей.

Да, меджай прекрасно знал, как Мутнофрет умела жалить, пряча яд среди ярких цветов приятных слов. В этом была она вся, и именно поэтому он никогда не обманывался ее приветливым обращением – по крайней мере, с тех пор, как научился различать скрытые смыслы. Никогда не достаточно хорошо, всегда немного недостойно, непременно у кого-то лучше, хоть ты очень стараешься. И за любой ее похвалой обязательно таился подобный подтекст.

– Прости меня за неучтивость, госпожа, но у нас нет времени на долгие светские беседы, – сказал Нахт. – Мы можем поговорить открыто, или для этого потребуется уединиться?