Смерть придёт на лёгких крыльях - Сешт Анна - Страница 19

– Рен мне вернули, – чуть слышно возразила она, стараясь заслониться от нарастающего внутри страха, который порождали его слова. Она ведь и сама чувствовала, что глубоко ранена, словно трещины пошли по самой ее сути. Это было больше, чем просто невозможность вернуться в тело, овладеть собственным Хат[48]до конца.

Имхотеп отставил ступку, потянулся к ней и накрыл ее скрещенные руки теплой ладонью.

– Подумай немного… и позволь мне хотя бы попытаться, – проговорил он, тепло улыбнувшись. – Я не наврежу тебе. Это бы противоречило моим обетам перед Богами.

Шепсет не успела дать ответ, хотя тот уже почти сорвался с губ – их прервал стук в дверь. Собака, встрепенувшись, пошла к порогу. Имхотеп поднялся и направился следом.

– А, вот и Нахт. Мы как раз о тебе говорили.

– Надеюсь, хоть хорошее? – усмехнулся меджай, входя.

– Все-то тебе расскажи, – Имхотеп лукаво подмигнул подошедшей Шепсет. – Я-то думал, ты пошел к реке за рыбой, вместе с остальными.

– Нет, я бессовестно проспал до самого восхождения ладьи Ра в зенит.

Судя по широкой улыбке меджая – он ни о чем не жалел. И все же от жрицы не укрылась тень тревоги в его глазах – тревоги, которой не было еще вчера, когда они с Нахтом только пришли в селение.

– Тебе лучше? – спросил воин, обращаясь к Шепсет.

Его взгляд задержался на ней, а выражение лица изменилось, хоть он и попытался скрыть это. Запоздало жрица поняла, что Нахт ведь только сейчас увидел ее в подобающем облике, а не только что вставшую с ритуального стола бальзамировщиков или измученно ползущую за ним по каменистым тропам некрополей.

Да, Шепсет часто говорили, что она красива. Это отмечал и Сенедж, благодаря ходатайствам которого она когда-то, сама того не желая, попала в Ипет-Нэсу[49]. Но какой толк в одной лишь красоте? Этого при дворе мало. И если другие девушки использовали внешность как оружие, Шепсет была для этого слишком прямолинейна и считала более ценными другие свои сильные стороны.

– Благодарю. И правда лучше, – ответила она. Даже голос уже стал живее, приблизившись к привычному звучанию. – Имхотеп замечательный лекарь, как ты и говорил.

– А… ну да. Я рад, – меджай откашлялся.

Собака тихо, но как-то очень настойчиво тявкнула, будто напоминая о делах, не требующих отлагательств.

– Если командир гарнизона сможет принять меня сейчас, я готова, – сказала Шепсет, подходя.

– Да, не будем заставлять его ждать.

Нахт поспешно вышел на улицу. Жрица чуть задержалась и обернулась к целителю:

– Я не знаю, что из этого выйдет… Позволь мне еще немного подумать, мудрый. Но как бы там ни было, я очень благодарна тебе.

Глава XI

1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Небольшое селение кипело жизнью. Насколько могла судить Шепсет, людей здесь жило куда меньше, чем в Сет-Маат, и к тому же часть воинов уходила патрулировать Долину Царей. Кто-то отправился к заводям, как и сказал Имхо-теп. Ну а здесь проводили время за привычными дневными работами: кто пек хлеб в небольших наружных печах, кто возделывал огороды у домов, кто обновлял тростниковые навесы и белил стены, где краска успела облупиться.

Сейчас, когда стояла дневная жара, люди старались держаться в тени плетеных навесов, наслаждаясь прохладой. Только детям нипочем была даже обжигающая сила ладьи Ра. Несколько ребятишек в компании с собаками носились по улице. Какой-то паренек, гнавший хворостиной домашних гусей с красивым красно-коричневым оперением, остановился и завистливо посмотрел им вслед. Видимо, тоже хотел присоединиться, а родители заставили помогать.

В целом отношения здесь, похоже, царили добрососедские. Да и чего этим людям было делить? Даже хозяйства весьма скромные, ни у кого не было большого надела земли, поскольку и полей здесь, в каменистых холмах, не разобьешь. В Сет-Маат было так же, хотя некоторые все равно ухитрялись ссориться – такова уж людская природа.

Когда Шепсет в сопровождении Нахта проходила мимо, разговоры ненадолго стихали. Жители смотрели ей вслед с живым интересом, на время забывая о своих делах, а за спиной тихо оживленно обсуждали. Она понимала, что чужие приходили сюда нечасто, а потому любой гость вызывал любопытство, но ей никогда не нравилось быть в центре внимания. Оставалось только идти, вскинув голову, делая вид, будто ее все это совсем не тревожит. Усложнялось все вездесущими собаками, которые проявляли к ней чрезмерный интерес, но сегодня хотя бы не сопровождали торжественной процессией.

С Нахтом здоровались, спрашивали о чем-то, а он широко улыбался, иногда отшучиваясь в ответ. Похоже, его здесь любили. Шепсет хотела бы сказать, что в родном селении и ее любили так же, но тогда покривила бы душой. К сожалению, ее дар, который она в детстве к тому же не умела направлять, вызывал настороженность, даже страх. Она бы и рада была перенять мамино искусство врачевания, как ее старшая сестра Хенет. Рада, чтобы другие дети принимали ее в свои игры, а не сторонились, обзывая «Странницей с перевернутым лицом». Но в жизни, как известно, не все подчиняется твоим желаниям.

– Ой, а можно с вами?

– Тебе же всегда и так есть с кем поиграть!

– И поговорить! Даже когда вокруг никого.

Остальные дети рассмеялись. Кто-то скрючивался, корча рожи, изображая неведомых чудищ. Шепсет стало страшно, но показать этого она не могла – совсем бы засмеяли.

Она никогда не видела Тех, и оттого было еще страшнее – воображение дорисовывало то, чего не видели глаза.

– Нет, я ни с кем не… никогда не… – начала она, запинаясь, но никто особенно не слушал.

Перед глазами поплыло, и на миг она и правда увидела вместо дразнящих ее детей неведомых горбатых тварей, тянущих к ней кривые когтистые руки. От страха Шепсет расплакалась, едва уже слыша, как ей кричали:

– Странница!

– Странница с перевернутым лицом!

– Нет, нет, я же хорошая!

«Перевернутое лицо» Шепсет помнила еще по маминым колыбельным – страшную тварь, появляющуюся из темноты. Ее поцелуй нес болезни, а еще она утаскивала детей, которых старшие не успевали защитить амулетами и заговорами. Правда, дети между собой перешептывались, что иногда амулета может оказаться недостаточно, или плетенная заговоренная нить рвется, и тогда…