Смерть придёт на лёгких крыльях - Сешт Анна - Страница 16

Нахт привычно напрягся. Эти встречи никогда не давались ему легко, и без крайней необходимости он старался не посещать центральный храм Амона.

– В сложное время даже худой союзник – все-таки союзник, – мягко проговорил Усерхат. – А время сглаживает все противоречия.

– Не все, – сухо ответил меджай.

Командир вздохнул, качая головой.

– Отдохни пока. И обязательно загляни к Садех – она о тебе спрашивала. Только помойся сперва – ты ее знаешь, – добавил он, усмехнувшись.

Нахт не удержался от улыбки, хоть на сердце и было тяжело. Нагоняи от госпожи Садех он помнил с детства, и неизвестно еще, кого в гарнизоне боялись больше – ее или командира.

Новости настолько потрясли воина, что проще было не думать об этом вовсе, хотя бы перед самим собой сделать вид, что все по-прежнему. Земля Кемет без посредника между народом и Богами, без защиты Маат была слишком уязвима, и что мог поделать с этим один меджай? Правильно говорил Бек – все, что происходило сейчас, было не их ума дело. Хорошо хоть со всем этим было кому разобраться – чиновники Пер-Аа, военачальники, старшие жрецы, разбиравшиеся в таких вещах. Но каково это, стоять на последних рубежах, где никто не встретит угрозу, кроме тебя? Каково было тому же Усерхату со всем бременем его знаний и ответственностью за стольких людей? Все-таки Нахту и другим было проще – они шли за своим командиром, и их не тяготила ноша принятия решений. Как говорил один жрец, от знаний скорбь только множилась. Пожалуй, сейчас воин понимал это как никогда.

Усталость давала о себе знать, хотя долгожданное омовение немного помогло освежить разум, не только тело. Как ни смешно, он не был уверен даже, что сегодня будут силы – да и настроение – пропустить кружечку-другую с товарищами. Вот к госпоже Садех он обязательно должен наведаться, чтобы ее не расстраивать. Но сначала Нахт пошел к Имхотепу, удостовериться, что с гостьей все в порядке.

«А если эта жрица в самом деле не совсем уже человек и потому так не хотела оставаться у лекаря?» – возникла неприятная мысль, но воин отмел ее.

Если Шепсет была созданием Дуата, Имхотеп поймет это и предупредит их.

Жрец встретил воина приветливо Нахта, но вглубь дома звать не стал.

– Спит, – тихо пояснил он, коротко кивнув в сторону дальней комнаты.

– С ней… все хорошо? – спросил меджай, не зная, как лучше уточнить то, что его беспокоило.

– Изнеможение крайнее. И я бы сказал, – Имхотеп понизил голос еще больше, – что она пострадала от сильного проклятия, раскалывающего душу. Это не дает ей восстановиться до конца… но притом раны ее заживают даже быстрее, чем на…

– На собаке, – подсказал Нахт.

– Да, точно, – закивал жрец. – В ходе пути она сильно сбила ноги, но когда я помог ей обработать ступни снадобьями, эти следы затягивались чуть ли не на глазах. А рана под повязками… Она особо не рассказывала, что случилось, но я подумал – раз наложены были повязки, значит, и рана сравнительно свежая?

– Несколько дней, насколько я могу судить, – ответил Нахт, удивленный наблюдениями целителя.

Имхотеп поджал губы, качая головой.

– Что?

– Там остался только тонкий шрам, – объяснил жрец.

– Но этого не может быть, – выдохнул меджай. – Я же сам видел. Было столько крови… разве что края словно слиплись… словно этой ране…

– …уже не один день, – закончил целитель.

– И бальзамировщик тот сказал, что сшивать не придется…

– Ага. Как ты сказал? Бальзамировщик? – переспросил Имхотеп. – То-то я смотрю, разрез такой очень… характерный. Искусно нанесен, аккуратно. Я бы сказал, обсидиановым ножом – самым острым, что у них есть.

– Чтобы вынуть внутренности, – вспомнил Нахт. – Я слышал.

– Значит, дня три-четыре назад она еще истекала кровью? Этому шраму уже не один месяц. Уж поверь, я на них насмотрелся.

Меджай задумчиво потер висок. Он помнил, сколько было крови, когда Шепсет выбежала из зала, когда он нес ее, без сознания, и укладывал на ритуальный стол. Но как такое возможно?..

– Она… точно человек? – тихо спросил Нахт, внимательно глядя на жреца.

Имхотеп ответил не сразу, задумчиво посмотрел на собак, собирающихся у его дома. Той большой, черной, не было видно – наверное, она осталась подле Шепсет.

– А что делает нас людьми? – наконец задумчиво проговорил целитель. – Целостность души? Хрупкое тело, которое так трудно сохранить в вечности? Тело у нее не такое уж хрупкое… а душа не целостна… Но я бы все-таки сказал, что она человек. По крайней мере, считает себя таковым.

– Бальзамировщики убеждали нас, что она мертва, – выпалил Нахт прежде, чем успел как следует подумать. Изначально он не собирался напрямую обсуждать это ни с кем, кроме Усерхата.

Имхотеп коротко рассмеялся.

– Нет, если ты об этом – то вполне жива. Она нуждается и во сне, и в воде, и в пище. Да ты ведь и сам это видел. Но ее природа… как бы так сказать… Я бы с радостью понаблюдал за ней подольше. К тому же, я хочу помочь ей восстановить целостность, если это вообще в моих силах.

– Не можешь устоять перед тем, чтобы вылечить то, что больно, – беззлобно подначил его Нахт.

– Именно так.

– Командир сказал, что она пока остается здесь, с нами. Так что наблюдай, сколько тебе угодно. Да и лучше будет, если она пока поживет у тебя…

– А, опасаешься, что люди судачить начнут, – усмехнулся Имхотеп. – Несколько ночей под общей крышей, когда тому есть свидетели – и вот у тебя уже будет необычная жена.

Нахт отмахнулся, но пренебрегать этой традицией все-таки не хотел. Если уж он когда-нибудь и введет женщину в свой дом и проведет там с ней несколько ночей, то не по чистой случайности и необходимости.

– Ладно, не буду тебя больше задерживать, да и ночь уже близится. Спасибо, что рассказал, мудрый.

– Шел бы ты сам отдохнуть, мальчик. Хоть и крепкий, точно бык, но все ж прислушиваться к нуждам тела надо вовремя, а то потом будет поздно.

Выслушав привычное напутствие целителя, меджай чуть поклонился и покинул дом. Наблюдения Имхотепа только добавили вопросов, которые и без того множились, словно саранча.

– Боги, Нахт, ну неужели, наконец, дошел до меня! – всплеснула руками госпожа Садех, встречая его на пороге. – Давай-давай, проходи же.

– Я сегодня ненадолго, – смущенно улыбнулся меджай, обнимая женщину.

Она всегда пахла медом и выпечкой, такая теплая, словно наполненная солнечным светом.

Родом Садех была из южных сепатов, что ближе к царству Куш, и кожа у нее была еще темнее, чем у Нахта, а черные волосы вились мелкими кольцами. Ростом она была невысокая, под стать своему супругу, округлая, как статуэтки богинь плодородия из далеких краев, и очень красивая этой своей необычной красотой.

– Ну а как же покушать? Мой Усерхат ведь не заставил тебя докладывать на голодный желудок?

– Нет-нет, мы плотно поели.

– Славно. Но от сладких булочек ты еще никогда не отказывался. Сегодня с инжиром. Садись.

Садех утянула его вглубь дома, сломив любое сопротивление. Да и кто в здравом уме мог отказаться от ее угощения? Она пекла лучше всех на обоих берегах Уасет, в этом Нахт был совершенно уверен. И надо же, как странно совпало… именно пышными булочками с инжиром Садех когда-то соблазнила мальчишку, горевавшего по отцу и твердо вознамерившегося отправиться в Дуат следом, хотя бы притронуться к еде.

Голос хозяйки лился как быстрый поток – глубокий, убаюкивающий, – пока она рассказывала Нахту о новостях у соседей, о том, как быстро в этом году сходит половодье, и о прочих житейских вещах. Он слушал вполуха, просто наслаждаясь ее заботой и окружающим уютом, знакомым с детства. Стены украшали яркие драпированные полотна, каждое подобрано со вкусом. Циновки, на которых они сидели, были плотными и мягкими. Экзотические расписные вазы, стоявшие по углам и под окном, навевали мысли о дальних странствиях, откуда купцы привозили самые необычные товары. На маленьком домашнем алтаре, посвященном Хатхор[42]и Бесу[43], горел светильник и курились благовония.