Десятое Блаженство (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 34

— Да! — ответил я невпопад, натягивая «намордник». Живительный газ омыл легкие, мигом проясняя сознание.

— Смени… меня… — КОУ застонал, и выматерился шепотом. — Задели… Руку задело… Я покажу, как и что…

— Давай, перевяжу!

— Я сам… Да лезь ты скорее! Там еще два гада!

Мы с трудом поменялись, и я уселся на место стрелка. Воздух, обтекавший самолет, густо ревел, свистя в осколках бронестекла, глаза слезились, а французские штурмовики будто покачивались в прицеле. Я выпустил две очереди, крест-накрест. «Супер-Этандар» вильнул, уходя с линии огня — и попался. Сначала ему сорвало обтекатель воздухозаборника, а затем раскрошило фонарь кабины.

— Есть!

Пилот успел покинуть самолет, вот только я не разделял принципов гуманизма — расстрелял катапультное кресло, ошметки так и брызнули.

Оставшийся штурмовик выпустил ракету, и свалился на крыло, пытаясь уйти. Ага, щаз-з! Боезапаса мне хватало…

Две очереди прошли мимо, зато третья полоснула по всему фюзеляжу «Супер-Этандара», от киля к острому носу.

— Готов! — выдохнул я.

— Ответь, — хрипло выдавил Гоша. — Слышь?

А до меня только сейчас дошло, откуда доносится настойчивый голос — из переговорного устройства.

— Да! — вытолкнул я.

— Гош? — озадачился незнакомый голос.

— Гоша ранен, перевязывается.

— Понятно… Тогда слушай внимательно, товарищ пассажир! — тон говорящего звучал расстроенно и жестко. — Командир тоже ранен. Приказано немедленно покинуть самолет! Исполнять!

— Есть, — буркнул я. — Гош!

— Я всё слышал… Это помощник командира. Бери мой парашют, я твой надену…

— А им как выпрыгивать? — повесив рюкзак спереди, я тулил парашют за спину.

— Кверху каком… Пересядут на транспортер…

— Да я серьезно!

— А я чё? Там транспортер между седушек! Сели, да поехали, прям к носовой стойке шасси… Люк откроют — и прыг, прыг, прыг…

— Готовы? — скрипнуло СПУ.

— Так точно! — ответил я.

— Покидаете самолет первыми! Ровно… через три минуты. Высота — четыре километра! Внизу — Черногория! Если нас разнесет далеко, пробирайтесь к Которской бухте! Все ясно?

— Так точно!

— Исполнять!

— Есть!

Оттикало три минуты. Гоша, кряхтя и ругаясь, здоровой рукой открыл нижний люк.

— Я пошел… И ты, чтоб сразу!

— Да понял, понял…

КОУ исчез в люке, его отнесло воздушным потоком, а следом подхватило и меня. Огромный самолет удалялся, два двигателя горели, вытягивая траурные шлейфы… А вот и экипаж посыпался… Один… Двое… Трое… Четверо…

Воздух бил в лицо, пугая не высотой даже, а своей ощутимой плотностью. Ниже распух Гошин парашют. Моя очередь…

Купол рванул меня вверх — и все сразу стихло. Бессильно обвисая в ремнях, я плавно опускался к земле, похожей на интерактивную карту, а серебристый «девяносто пятый» еле виднелся, удаляясь. Крошечный самолетик заворачивал к морю — грязные черные шлейфы выгибались широкой дугой.

Тот же день, позже

Над Адриатическим морем

Павлыш сгрыз сразу три таблетки болеутоляющего. Много нельзя, конечно, побочка очень вредная, но ему бояться больше нечего. Отбоялся. Отжил…

«Еще нет… — всплыла мысль в потоке сознания. Не утешая, отмечая лишь грустную истину. — Колька-дурачок чуть на руках не утащил… — почти с нежностью подумал он. — А я что? Я будто против, или капризничаю… Просто… С такими ранами долго не живут. Сбросить мою тушку с парашютом? Да легко! Истеку кровью еще в воздухе. Пришлось бы могилу копать… А так… Хоть смысл есть».

Он то ли оправдывался, то ли убеждал себя.

Юрий Алексеевич осторожно вдохнул. Рваная плоть отозвалась резью. Забавно… Колян спускался вниз последним, глядел, выворачивая шею, а глаза как у брошенной собаки… А ему каково? Ох, и тошно было, тошнее некуда! Не хотелось даже думать о близящейся смерти, а сейчас…

Павлыш прислушался к израненному телу.

Как будто одолел себя, вылупился заново из куколки. Лекарство притупило боль, ну и ладно… Можно сказать, что за свою скорую гибель он отомстил заранее, потопив «Фош»! О, кстати…

Сжав зубы, постанывая, Павлыш утопил пару клавиш, неприязненно посматривая на пробоины — набегающий воздух пронзительно зудел.

— «Халзан» вызывает «Сокола», — как мог громче выговорил он, чувствуя испарину на лбу.

«О, живой еще… Мертвые не потеют…»

— Юр… — глухо донесся голос командира А-100. — Может…

— Не может, Тимур, — мягко ответил Юрий Алексеевич. — Печенка — в фарш, ног не чую, третье полотенце кровь впитало! Боюсь, не успею. А тогда точно — зря… Курс как?

— Не меняется, Юр. Дрейфует помаленьку.

— Понятно… Ракеты, которые в подвесах были, я сбросил. Самому не нацелить, а лишний груз — зачем? И так еле-еле удерживаю машину, высоту теряю… Ты вот что… Сообщи нашим, чтобы моих нашли. Они должны быть где-то к востоку от Скадарского озера… Да, и пусть бы югославы всех наградили! О, кстати… Там у меня пассажир был, в задней гермокабине. Михаил Гарин. Запиши! Михаил Петрович, кажется… Он вместе с Гошей отбил атаку штурмовиков. Чернов два «Супер-Этандара» опустил, и Гарин — два… Записал?

— Да, Юр.

— Ну, и ладно. А то говорить больновато… Ты… это… выпей за меня сегодня, хе-хе…

— Юр!

Павлыш молча отключил связь. Больше она ему не нужна — силуэт авианосца четко обрисовался на горизонте. «Куин Элизабет» шел малым ходом, держа курс на юго-запад.

— Ну, вот… — шевельнул пилот бескровными губами. — Дотерпел…

«Эмэс» охотно свалился в пике.

С палубы авианосца взлетел «Харриер», пошел набирать высоту, но это уже не страшно — с неба падает больше ста тонн, а если еще и горючее прибавить, то все сто двадцать! Чем ты их затормозишь? Пушечками? Ракеточками? Ну-ну…

Утратив страхи, Юрий Алексеевич сипло, клекочуще рассмеялся. Крикнул громко и ясно:

— Иду на таран!

В голове бились последние мысли — о Галочке, о даче — кто сейчас теще огород вскопает?.. Мелькнули сравнения — ироничное, с Азраилом, ангелом смерти, и немного пафосное — с Гастелло. Павлыш заспорил с собой, не желая примазываться к славе героя, но вышел срок…

Левое крыло отвалилось в падении, и самолет врезался в палубу британского авианосца, с чудовищным грохотом руша ангары, отсеки и ярусы, опрокидывая надстройку, распарывая днище! Сталь свивалась с дюралем, авиационный керосин сгорал с корабельной соляркой — и возносилась к небесам душа, отданная за други своя.

Глава 10

Воскресенье, 6 апреля. Ближе к вечеру

Югославия, окрестности Скадарского озера

Заезженное присловье — о вечере, который переставал быть томным — вертелось в голове без остановки. Сердце больше не выколачивало рекордную частоту пульса, да и адреналин подрассосался. Шок падения, рев моторов и свист рассекаемого воздуха сменились тишиной и покоем, воистину неземным.

Парашют плыл, мягко оседая. Чуть ниже круглились пилотские купола, а выше пушились легкомысленные облачка. Успокаивая дыхание, я кое-как сориентировался в пространстве.

Сперва мне померещилось, будто внизу переливается край моря, но мне живо на ум пошло, что сверкают воды большого озера. Ветер пронес парашюты над топким берегом… Над старинным монастырем… Подо мной выстелился пологий склон горы, кудрявый от зелени… Распахнулся обширный луг…

Гоша дотянул именно до травяного раздолья. Уж как он одной рукой погасил купол, того не ведаю, но сел КОУ, «как учили».

Я прыгал с парашютом третий раз в жизни, однако давняя практика не забылась насовсем. Ноги вместе, согнуть в коленях… Земля ударила жестковато, я упал и перекатился, едва не запутавшись в стропах. Быстро расстегнул «упряжь», высвободился и неуклюже подбежал к Гоше. Тут меня едва не накрыло опавшим куполом — шелестел нейлон, шелестела трава под ботинками парашютиста… Мелькнуло незнакомое лицо, сведенное судорогой напряжения…