Хамелеон 2 (СИ) - Буланов Константин Николаевич - Страница 44

— Вы видите вон тот танк? — совершенно сбивая летчика с толка, указал Геркан на просматривающийся сбоку силуэт Т-24. Если бы львиная доля советских экипажей ныне не проходила акклиматизацию, не слезая с горшка днем и ночью, их уже, несомненно, кинули бы в бой, где-нибудь на подступах к Мадриду. И сам Александр вполне мог упустить возможность личного обогащения, отправившись вместе с ними. Но природа и микробы Испании были на его стороне, позволяя приблизиться к мечте о, наверное, независимости и собственном небольшом «свечном заводике», где никто не смел бы указывать ему, что делать и как творить. — Это мой танк. Я был его главным конструктором, — уточнил он в ответ на вопросительный взгляд Крыгина. — Точнее, я был создателем шедевра, который впоследствии превратили в эту посредственность, — с трудом удержался, чтобы не сплюнуть, «обиженка».

— Посредственность? Вы же сами недавно утверждали, что это лучший танк из всех, что существуют в мире, — вновь удивился летчик, как очередной неожиданной смене темы беседы, так и озвученной информации. — И, честно говоря, я был склонен верить вам в этом вопросе.

— Да. Утверждал. И не отказываюсь от своих слов. Но, по сравнению с опытным образцом, доставленные сюда серийные машины действительно являются посредственностью, — как-то даже грустно вздохнул Александр. — Мой шедевр потерял отличное орудие, похудел в толщине брони, лишился ряда конструктивных особенностей усиливавших его стойкость в бою. А про качество сборки я даже говорить не желаю. Оно ужасно. И знаете что еще? Знаете? Те, кто безжалостно изуродовал моё детище, присвоили себе все лавры его создания, объявив себя разработчиками Т-24. Моя фамилия отныне упоминается лишь вскользь, как одного из конструкторов подвески. Гады! И подобное отношение к себе я наблюдаю последние 6 лет, поскольку до этого был вовсе никем. При этом все, кто в курсе данной ситуации, делают вид, будто так и надо. Всех всё устраивает! Всех, кроме меня!

— Так… вы желаете сменить сторону? — очень так тихо и даже деликатно поинтересовался Крыгин, не забыв при этом оглянуться по сторонам, дабы убедиться, что рядом нет, ни лишних глаз, ни лишних ушей.

— Что? А, это! Нет, конечно! — возмущенно фыркнул в ответ Геркан, которому уж точно не приходило в голову вставать на сторону местных мятежников. — Родина не виновата, что меня там давят соперники-карьеристы, не чурающиеся любых грязных приемов для всяческого выпячивания своих достижений и принижения чужих. Такое, я не сомневаюсь, происходит и в любой другой стране мира. Просто формы могут быть несколько иными. И только.

— Тогда я, боюсь, не понимаю, к чему вы клоните, — совсем растерялся авиатор, не находя иных логических связей в словах «камарада команданте».

— Вы, кстати, успели прочитать те две книги, что я оставил вам в свою прошлую командировку? — в который уже раз совершенно неожиданно сменив тему беседы, поинтересовался Александр у потихоньку эмоционально раскачиваемого им пилота. Все же прежде чем переходить к основной теме беседы, следовало ввести собеседника в некоторый раздрай, чтобы снизить его возможности в плане критического мышления и тем самым получить больше шансов на внедрение в сознание своих мыслей. — Успели, значит. Это хорошо! — совершенно верно интерпретировал он кивок головы шедшего рядом мужчины. — И как вам товарищ Бендер? Тот еще прохвост, не так ли? — Что «Золотой телёнок», что «Двенадцать стульев», являлись именно теми произведениями, кои могли настроить прочитавшего их человека на нужный краскому лад, естественно, при должном подходе к дальнейшей обработке. — Как вы смотрите на его мечту?

— Вы желаете эмигрировать в Бразилию? В Рио-де-Жанейро? — озвучил Михаил Андреевич то, что ему пришло на ум в первую очередь.

— Точно нет! — даже слегка отшатнулся от того Александр. — Там сейчас бедные, словно церковные мыши, власти, дабы отвести взгляды народа от собственных просчетов в управлении государством, начинают активно играть на националистических настроениях общества, обвиняя в бедах всех, кроме себя, отчего иностранцу в этой стране в ближайшие годы лучше не появляться. Я имел в виду иную мечту великого комбинатора. Пусть мне не ведомы четыре сотни сравнительно честных способов отъема денег у населения. И, наверное, я даже не жалею от этом. Ведь я другой. Я не прохвост и не проходимец. Я инженер! Но точно так же, как он, я тоже точно знаю, чего хочу и где это возможно достать. Так вот, дон Мигель. Как вы смотрите на то, чтобы помочь мне в одном не сильно честном и несколько рисковом деле, но при этом самому получить свой миллион. Причем заметьте! Отнюдь не рублей и даже не песет. Долларов США! Я предлагаю вам один миллион долларов США и помощь в вывозе членов вашей семьи из СССР, коли они того захотят, — обозначил свою страховку Геркан, поскольку за столь огромные деньги его вполне себе могли где-нибудь по-тихому прикопать. А вот играя на сыновних чувствах, виделось возможным найти точки соприкосновения для относительно честного взаимодействия.

— Вы не шутите? — жадно сглотнув и облизав мигом пересохшие губы, несколько не веряще прошептал в ответ авиатор. — Это же безумно огромные деньги! Где столько вообще можно взять! Ведь все состоятельные испанцы уже давно покинули страну, перебравшись, кто во Францию, кто в Португалию.

— Вы хотите получить один миллион долларов? — отделяя интонацией каждое слово, вновь поинтересовался Александр, не спеша раскрывать тайны источника подобных богатств.

— Чёрт побери, да! Прости меня грешного, Господи! — тут же троекратно перекрестился не сумевший справиться с подобным искушением простой русский эмигрант, который за почти 15 лет службы смог подняться лишь до звания аналогичного капитану в сухопутных частях. А быть капитаном в 46 лет означало лишь одно — отсутствие каких-либо перспектив. Не смотря ни на что, он не смог стать в Испании своим. Точно так же, как многие миллионы остальных граждан павшей Российской империи, не смогли стать своими во всех прочих странах. За редким исключением, конечно. Ведь именно исключения подтверждают правило.

— Вы готовы для этого немного рискнуть, а после держать язык за зубами и делать вид, будто ничего не случилось? У вас, простите, тормоза не сорвет от осознания получения в свои руки подобного куша? — продолжал допытываться Геркан. — Всё же, если у нас с вами имеется желание вывезти свои семьи из Советского Союза, мы оба должны будем продолжать служить на своих местах, пока меня не отзовут обратно, где я уже смогу начать подготовку к отъезду, так сказать, с той стороны. Тогда как вам потребуется озаботиться тем же самым, но с внешней стороны советской границы.

— Я не азартный человек, если вы об этом. И уже давно не тот молодой сорвиголова, каким был в молодости. Вместе с сединой в волосах, появилось и должное разумение в голове. Так что, как вы изволили выразиться, тормоза у меня не сорвет, — поспешил Михаил Андреевич заверить танкиста в своей полной адекватности и сдержанности. — Понимаю, что в подобной ситуации мы оба, либо получим всё, либо пропадем. Иного не дано. Ведь убыть сейчас из Испании даже мне будет очень непросто. Те же французы мигом арестуют и отправят в лагерь, стоит им только меня опознать как беглого испанского офицера. Да и помню я, как остался ни с чем Остап Ибрагимович Бендер именно при переходе через границу. Очень уж правильные вы мне тогда подсунули книги, дон Алехандро. Тут без лишних пояснений приходит понимание, что мало заполучить такие деньги в свои руки, их еще необходимо сохранить и донести хоть до какого-нибудь надежного банка. Потому бросаться с головой во все тяжкие уж точно не стану.

— Хочется в это верить, — остановившись и повернувшись всем телом к морскому летчику, максимально серьезно произнес Александр. — Точно так же, как мне хочется верить в то, что вы всё же освоили управление нашими советскими тяжелыми грузовиками. Не просто же так я вас гонял в качестве водителя-испытателя по окончании технического осмотра каждого из них. Ведь именно на этих машинах уже совсем скоро будут без всякой охраны перевозить ящики с золотом. И именно эти машины нам с вами надлежит угнать, чтобы навсегда изменить жизнь. Как свою, так и своих семей. А теперь слушайте меня и слушайте внимательно. Вот как мы с вами будем действовать…