Когда улыбаются звезды - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 17

– Хочешь себе такие «милые»?

Лена весело пожала плечиком.

– Почему нет?! Если бы парни начали липнуть, как к тебе!..

Саша хмыкнула.

– К тебе липнут, просто не замечаешь!

– Да кто ко мне…

– Макс Федоров из девятого «Б», Леня из параллели, не помню фамилии, в желтой толстовке ходит, а еще друг твоего брата… – Она заметила, как рот подруги открылся, и поспешила добавить: – Но ты на него не западай, он слишком взрослый! Да, кстати, Орлову-младшему ты тоже нравишься. – Саша вздохнула. – А веснушки – это навсегда.

– Ты лимонный сок пробовала? – осторожно спросила Лена.

– Чего я только не пробовала!

– Знаешь, а Валера как-то сказал, что обожает твои веснушки. Говорит, ты солнышко.

– Это несомненно утешает, – съязвила Саша и махнула на свое отражение, – пойдем, звонок уже!

Анфиса до конца дня с подругами не разговаривала и домой ушла одна, Лена с Толстиком и Орловыми осталась переписывать контрольную по физике, у гардероба Сашу дожидался только Валера. – Ну что, идем домой?

Она хотела уже согласиться, когда увидела Шаравина.

– Эй! – крикнула Саша.

Он обернулся.

– Когда рисовать будем? И где?

Миша подошел ближе.

– Сегодня.

– Нет, завтра!

– Завтра я не могу!

– А сегодня она не может! – возмутился Валера.

– Я могу сам нарисовать.

Валера подал ей шубу.

– Вот и отлично, рисуй и отвали от нас!

Миша кивнул и пошел к выходу из школы, но Саша догнала его.

– Нет, черт, ты не будешь рисовать без меня!

– Саш, да пусть он рисует! – крикнул Валера.

Она вернулась, забрала шубу и сердито произнесла:

– Давай я сама буду решать, пока, до пяти часов!

– Ты придешь? – недоверчиво крикнул ей вслед Валера.

– Конечно! – не оборачиваясь, заверила Саша.

– Где будем рисовать? – поинтересовался Миша, когда они вышли из школы.

– У тебя дома, не думаешь же ты, что я тебя позову к себе!

– Я ничего не думаю.

– Вот и хорошо, позволь это делать тем, кто умеет!

– С радостью, если увижу таких!

Больше они не разговаривали до самого его дома. Саша шла и злилась, ее раздражало, что он не пытается с ней заговорить, хотя бы обсудить стенгазету. Казалось, он вообще забыл о присутствии Саши, а если и помнил, ее персона интересовала его меньше, чем грязный снег под ногами.

В лифте она не выдержала:

– У тебя ватман-то есть?

– Есть.

Дверь им открыла бабушка в белом платке и фланелевом халате с розовыми цветами.

– Машенька, здравствуй! – поздоровалась старушка.

Саша изумленно посмотрела на снимавшего ботинки Мишу, а старушка тем временем продолжала:

– А я вас уже заждалась, супчик сварила… – Неожиданно она осеклась, сунула в карман руку, вытащила оттуда очки без одной дужки и нацепила на нос. – А это не Машенька, – удивленно сказала старушка, – это другая девочка, я же вижу…

– Ха, – выдал Миша, – это не Маша, бабушка, это ее сестра. Но они совсем разные, эта суп есть не станет.

Саше показалось, что ей дали пощечину. Больнее этих слов ей слышать не приходилось. «Эта суп есть не станет» – как приговор, как клеймо. Она быстро сняла шубу, повесила на крючок и повернулась к старушке.

– Почему же не стану, я люблю супы!

– Вот видишь, – обрадовалась старушка, – она будет, идите мыть руки и за стол скорее!

Саша прошла в ванную, но прежде успела заметить, каким напряженным стал взгляд Шаравина. Она сама не знала, что пытается ему доказать.

Суп ей понравился – наваристый, ароматный борщ, мама не умела так вкусно готовить. Антонина Петровна разговаривала с Сашей очень ласково, по-доброму, ей даже стало неудобно. Знала бы только милая старушка, как она измывалась вместе с другими ребятами над ее внуком. Не супчик подливала бы в тарелку, а кастрюлю на голову надела бы. За весь обед Миша не проронил ни слова, от этого Саше становилось еще хуже, он отлично давал понять, что она нежеланная гостья.

– Как дела у Машеньки? – спросила Антонина Петровна, разливая по кружкам какао и подвигая к ней вазочку с конфетами.

Саша улыбнулась.

– Все хорошо, я передам ей, что вы спрашивали.

– А Маша ни словечком не обмолвилась, что у нее такая хорошая сестренка есть, – вздохнула старушка.

Миша поднялся.

– Мы пойдем, нам стенгазету рисовать нужно.

– Идите, конечно, идите, возьми, Сашенька, конфеток с собой, пожуете в комнате.

– Спасибо, – растроганно прошептала та.

– Да за что благодаришь, тебе спасибо, что пришла, к Мишаньке моему и не заходит совсем никто.

– Прекрати, бабушка, – проворчал Миша, – не приходят, потому что не нужен мне никто!

Антонина Петровна потрепал внука по голове.

– Не нужен ему, как же не нужен, не все же только работать как про#клятому.

Эта фраза потом еще долго не выходила у Саши из головы, даже газета, которую она так сильно хотела нарисовать, не могла отвлечь от мыслей о тяжелой жизни этого замкнутого черноглазого мальчика.

Миша пощелкал пальцами у нее перед глазами.

– Ты будешь что-нибудь вообще делать?

– Ага, – кивнула она, продолжая сидеть, уставившись на горсть самых что ни на есть простых конфет.

– Кстати, без одной минуты пять, если сейчас же не поможешь мне, о встрече с Валерой можешь забыть, тут еще много нужно нари…

– Ты сам заработал деньги на эти конфеты? – перебила она.

– Слушай, тебя никто не заставляет их есть, ты сюда не за этим пришла!

Саша повернула голову и посмотрела ему в глаза.

– Прости меня.

Он отвернулся.

– Опоздаешь к Валере.

– Пусть.

Миша грустно усмехнулся.

– Вот в этом ты вся! Делаешь людям больно и говоришь «пусть»… Ты как себя чувствуешь, дышать тебе не трудно, может, открыть окно?

– К чему ты это?

Он поднялся, подошел к дивану и отдернул краешек покрывала. На нее уставились два сонных глаза.

– К чему я? Да вот вспомнил, что у тебя страшная аллергия на котов.

Саша поднялась и быстро вышла из комнаты. Ее душили слезы. Миша не пошел за ней в коридор, не попытался вернуть, она наспех оделась и сама закрыла за собой входную дверь.

На улице подморозило, успело стемнеть – люди быстро проходили мимо, кто-то с пакетами, парами, поодиночке, а она стояла у подъезда. В квартире на четвертом этаже горел свет, только в окно никто не смотрел. Она долго стояла, все ждала, что Миша выглянет и увидит ее, но он так и не выглянул.

А у ее дома Сашу ждал Валера. Он завидел ее еще издалека и подбежал.

– Уже шесть, – сказал друг, и было непонятно, рад он или сердится.

– Прости, – Саша смотрела в сторону, лишь бы не видеть его улыбки, не показать, как ей плохо, как ненавидит себя за то, что собирается сказать.

– Да ладно, не извиняйся. Газету хорошую нарисовали?

Она немного отступила, все-таки пришлось на него посмотреть. Он радовался и все простил ей, но молчать больше не было сил:

– Валер, у нас ничего не получится. Я тебя не люблю.

– Понятно, – он еле заметно улыбнулся и погладил ее по плечу, – да ты не плачь, я все понимаю.

Когда-то давным-давно сестра ей сказала, что из-за мальчиков плакать не нужно. Она это запомнила, но не плакать не могла. Всегда плакала.