Разыскивается живым или мертвым (СИ) - Борчанинов Геннадий - Страница 3

Вся банда вскоре взлетела в сёдла и со свистом и гиканьем ускакала прочь. А я остался сидеть у потухшего костра рядом с мёртвым телом моего единственного друга. Без оружия, еды и воды, но с дикой жаждой мести.

Глава 2

Не знаю, сколько я просидел там. Пока не рассвело, и розовый рассвет не заставил меня встрепенуться и вскочить на ноги. Тело Денниса по-прежнему лежало прямо передо мной, а я не мог даже выкопать ему могилу, чтобы похоронить по-человечески. Сухой каменистый грунт пустыни Чиуауа, будь он проклят, порой не возьмёшь даже ломом. А у меня из инструментов теперь только собственные руки.

Я провёл руками по лицу, пытаясь хоть немного успокоиться, собрал всё, что валялось на земле. Мобильники, ключи. Монетку. Я этот доллар засуну Мартинесу в глотку, чтобы он им подавился и издох. А ещё лучше — отолью из него серебряную пулю, чтобы наверняка убить этого дьявола.

Но это всё был бессильный гнев, который быстро вновь сменился тяжёлой апатией, и мне пришлось буквально заставлять себя двигаться. И я чувствовал, как прежний я, старый Женька Шульц, Евгеша, Фриц, растворяется и исчезает. Ему здесь не место. Здесь, в пустыне, если я хочу выжить, придётся забыть про мораль, милосердие, и всё такое прочее. Придётся стать хладнокровным и опасным, как гремучая змея.

— Прости, дружище, — пробормотал я, прикрывая глаза успевшему окоченеть мертвецу.

Ему-то всё равно, но мне было не по себе от того, что приходится оставлять его вот так, на поживу койотам и другим диким зверям. Единственное, что я мог для него сделать, так это выбраться из пустыни и попытаться хоть как-то отомстить за его смерть.

И даже если бы Дэнни остался жив, нам всё равно пришлось бы падать на хвост Мартинесу и его шайке, чтобы любой ценой вернуть наши пушки. Дело даже не в том, что нас ограбили, как первокурсницу в тёмном парке, а в том, что любой толковый слесарь, немного изучив конструкцию наших карабинов и пистолетов, сумеет её повторить, в одночасье становясь самым лучшим оружейником планеты. Особенно если догадается, как переделать Сайгу на автоматический огонь.

Этого я позволить никак не мог. Это даже не спортивный альманах, это гораздо, гораздо хуже. Не знаю, какой сейчас год, но если даже в Первую Мировую все участники вступят, массово имея на вооружении автоматы и пулемёты, эта бойня станет ещё более кровавой. Такой технологический прорыв нашей планете не нужен.

Солнце вновь начало припекать, и я напоследок обошёл стоянку бандитов по кругу. Они даже и не думали заметать следы, которые легко читались невооружённым взглядом. Как раскрытая книга. И следы подкованных копыт шли как раз с той стороны, куда мне и указал Мартинес-младший. На запад. Значит, они бежали из города. Это давало мне надежду на то, что я смогу повстречать их преследователей. Уж они-то должны мне помочь.

— Прощай, Дэнни, — тихо произнёс я, в последний раз глядя на своего друга, которому просто повезло чуть меньше, чем мне.

А затем я пошёл на запад, ориентируясь по следам шайки мексиканцев. Солнце нещадно палило в спину, сухой ветер поднимал пыль, скрипевшую на зубах и забивавшуюся в ботинки.

Не будь этих следов, я бы неизбежно свернул куда-нибудь не туда и начал бы блуждать по кругу, как это бывает в лесу. А так я мог хотя бы примерно видеть, куда иду, и даже если след обрывался, то вскоре находился снова.

По пути у меня было время поразмыслить, и я этим временем пользовался на полную.

То, что мы попали в прошлое, я уже принял как свершившийся факт. Вопрос в том, какой сейчас год. Я постарался вспомнить вооружение мексов, револьверы и лупары. По виду вроде не самые древние, но самовзводных не припомню. Мартинес взводил курок после каждого выстрела, и порох у него был дымный. Середина или конец девятнадцатого века, точнее не сказать. Точно не начало двадцатого, иначе пушки у них были бы чуть получше и не капсюльные, а под унитарный патрон.

Если Гражданская ещё не началась или уже идёт — я в жопе. Примут как бродягу, забреют в армию (второй раз!) и отправят босиком штурмовать какой-нибудь форт в компании с такими же бродягами-бедолагами и ниггерами, пока там белые жантельмены танцуют на званых ужинах в Атланте или Ричмонде.

Если закончилась недавно — я всё равно в жопе. Послевоенная разруха это не шутки, и добывать свой кусок хлеба придётся с боем, сражаясь за любую работу с армией таких же бродяг, как я. И работа здесь не чета моей прежней.

Если закончилась сравнительно давно — тогда уже получше, можно жить. Уж свои навыки вместе с послезнанием я сумею приложить куда-нибудь. Хотя… Особыми навыками я не обладал, поэтому и прозябал в нищете, перебегая с одной работы на другую. Принеси-подай. Бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай. Возвращаться на подобную работу не хотелось, а что-то мне подсказывало, что только её мне и смогут предложить.

Оставалось только надеяться на лучшее, на то, что я сумею хоть как-то пристроиться, влиться в местное общество. Но для начала необходимо выжить и выбраться из этой бесконечной пустыни.

Когда едешь через пустыню на пикапе, да по хайвею, она кажется бескрайней. Когда топчешь её своими ногами, она кажется бесконечной. Только камни, песок, колючки да ящерицы.

Я брёл по следам банды Мартинеса, но в обратном направлении. Солнце палило нещадно, заставляя меня истекать потом и терять драгоценную воду, которой у меня не осталось ни капли. Губы растрескались, язык превратился в неповоротливого кита. Порой мне казалось, что я вижу городок на горизонте, но всякий раз оказывалось, что это просто зрение играет со мной злые шутки, что это мираж или скалы причудливой формы.

Но я не оставлял надежды. В конце концов, если я буду идти по следу бандитов, я могу найти тех, кто тоже идёт по их следу. Может быть, приём мне окажут не самый тёплый, я и впрямь был одет необычно для этих мест, а встречают всё равно по одёжке, но и подыхать в пустыне меня не оставят. Уж лучше прослыть дурачком во всём штате, чем испечься заживо под этим солнцем, бьющим в голову не хуже профессионального боксёра.

А ещё меня терзало одиночество. Не только потому что я оказался один в пустыне, но и потому, что единственный человек, которому я хоть сколько-нибудь доверял в этой стране, теперь остался лежать с тремя пулями в брюхе. Мы с Дэнни сначала были просто коллегами, потом начали общаться на тему оружия, политики и тачек, потом начали пить пиво по выходным. Он выручал меня в трудную минуту, я порой выручал его. А ведь у него остались шестеро детей, жена и престарелая матушка. Что им скажут? Пропал без вести? От этого становилось горше всего.

Сраный Мартинес, сраный мексиканец, будь он проклят. Хотя я-циник понимал, что вдвоём с Дэнни у нас не было бы ни единого шанса выбраться из пустыни пешком. Я был гораздо выносливее и сильнее него. Но я-друг всё равно ощущал странную смесь тоски, гнева и скорби. Ничего, я обязательно отомщу. Хорхе Мартинес-младший ещё пожалеет о том дне, когда решил с нами связаться.

Никаких преследователей мне так и не повстречалось. Ни шерифа, ни маршалов, ни просто разъярённых фермеров, никого. Город показался на горизонте к исходу дня, и я несколько раз протирал глаза, чтобы удостовериться в его реальности.

Я выбрался.

Голодное брюхо прилипало к позвоночнику, дикая жажда мучила и терзала. Но вид приземистых кирпичных домиков и плоских крыш словно придал мне сил, и я даже ускорился, чтобы поскорее добраться до него. Плевать на город, плевать на людей, мне нужен колодец. Сойдёт даже корыто для лошадей. Лужа, в конце концов. Когда ты в последний раз хлебнул водички двадцать часов назад, брезгливость уходит куда-то на второй план.

Я перемахнул через какую-то изгородь из длинных жердей, предназначенную скорее не для защиты от вторжения, а для того, чтобы не разбежался скот, и побрёл к колодцу, который манил меня, как путеводная звезда. Слава Богу, ведро в колодце оказалось на месте, и я сперва вылил полведра холодной воды себе на голову, а потом принялся лакать прямо из него, как собака.