Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - Фортунская Светлана - Страница 73

Они ужинали.

На столе кроме кулинарных творений Домовушки стояли принесенные гостями три красные гвоздики в металлической индийской вазочке (нашей), а также шампанское и торт. Бисквитно-кремовый. С розами. Я забеспокоился. Насколько мне известно, при изготовлении тортов используются яйца, а Ладе ведь нельзя употреблять животную пищу!

Лада вела себя чинно и важно. Она потчевала гостей пирогами, сама же почти ничего не ела, только прихлебывала из граненого стакана пузырящуюся желтую жидкость. (Из стакана – потому что, как вы помните, весь наш хрусталь погиб во время нашествия змей от акустического удара, то есть взвизга Лады. А стаканы уцелели.)

Я опять же забеспокоился: стоит ей немножко опьянеть, и процесс трансформирования может быть нарушен, а это опасно.

Но пока что я помалкивал.

Я сидел на коленях у девушки Лёни. Одной рукой она гладила меня, другой держала кусок пирога с грибами. Я был голоден, а еда пахла вкусно и вызывала у меня, повышенное слюноотделение. Я бы с удовольствием присоединился к их трапезе, но в таком случае мне пришлось бы раскрыть себя, поэтому я терпел. Не мог же я есть с одной тарелки с Лёней и тем более не мог вести себя так, как нормальный голодный кот – то есть спереть со стола кусок повкуснее и сожрать его на полу. Я брезглив.

Лёня трещала без перерыва. Она разговаривала, даже когда жевала. По-видимому, у нее был богатый опыт по этой части – во всяком случае, слова ее были понятны, куски изо рта не вываливались, и неприятного впечатления ее разговор не производил. Точнее, не производил бы, если бы она говорила поменьше. И хоть немного обращала внимание на реакцию окружающих. И на их настроение тоже.

Настроение Лады было пасмурным, приближающимся к штормовому. Молнии она пока не метала, и гром в ее голосе пока что не гремел, но и то и другое ждало своего часа, и он был близок. Во всяком случае, в воздухе явственно чувствовался запах озона. Даже Лёня это заметила.

– Форточки закрыты, а у тебя в комнате такой свежий воздух! – удивленно сказала она. – И пахнет чем-то… Чем-то свежим. Огурцом, что ли?..

Молодой человек, бывший возлюбленный Лады, нынешний ухажер Лёни, тоже не был весел или оживлен. Может быть, это было его нормальное состояние, не знаю. Говорил он мало. Впрочем, говорить много в его ситуации означало бы перебивать девушку. Может, он просто был вежлив?

В отличие от разговора Лёни, его речь производила неприятное впечатление. Во-первых, голос у него был довольно противный – высоковатый для мужчины, я бы сказал. Кроме того, он слишком тщательно выговаривал некоторые буквы – например, букву «ч» в слове «что». А в-третьих, он постоянно цитировал классиков, и в этом я усмотрел некоторую претенциозность и дурной вкус. Хотя, если совсем честно и положа руку на сердце, я был настроен против него еще до того, как увидел, до того даже, как узнал о его существовании. Ничего не поделаешь! Ревность!

Для сведения я приведу вам небольшой отрывок их застольной беседы. Всю беседу приводить не имеет смысла, потому что это была бессодержательная болтовня, в основном Ленина.

– Как сказал поэт, красна изба не углами, а пирогами… – Это, разумеется, молодой человек, протягивая свою тарелку Ладе, нарезавшей пирог.

Лада (иронично приподняв бровки):

– Да? А я думала, это пословица.

– Конечно, пословица! – Лёня говорит с набитым ртом, уже успев попробовать по кусочку от каждого пирога и положив себе добавки.

– «Вдовы Клико» или «Моэта»… Лёша, твой стакан!.. – Это молодой человек разливает шампанское. – Налейте полнее бокалы, и выпьем, друзья, за любовь! – Молодой человек пытается петь. Плохо.

– Лучше не за любовь. Лучше за дружбу, – кривится Лада. Если бы не предгрозовое состояние ее души, она бы сейчас расплакалась.

– За дружбу старую – до дна, за дружбу прежних дней!.. – декламирует молодой человек и демонстративно осушает стакан.

Лада молча пьет.

Лёня пьет не молча. Я не привожу здесь ее высказываний. В целом это лишь эмоциональные ойканья и аханья по поводу того, что пироги очень вкусные, и что всего так много, и что она, Лёня, сегодня обожрется, а также мурлыканье чуть ли не по поводу каждого отправляемого в рот куска. Мурлыканье это двух вариантов – либо что очень вкусно, либо что она, Лёня, сейчас лопнет. Иногда она отзывается на поданную молодым человеком реплику, но чаще пропускает мимо ушей.

Молодой человек, как мне кажется, хмурится все-таки неспроста. По-моему, он сравнивает девушек, бывшую и нынешнюю, и вывод его, по-моему, не в пользу нынешней. И правда, только совершенный идиот мог бы предпочесть красавице и умнице Ладе эту смешную болтливую дурочку, к тому же еще и дурнушку. Хотя – любовь зла!..

Мне в конце концов надоело.

Я в кошки не нанимался!

И я спрыгнул с острых Лениных коленок и отправился в кухню.

У двери в комнату (со стороны коридора) лежал и вздыхал Пес.

Я тряхнул стариной и спросил его на кошачьем языке:

– Ну и как тебе?

– Хуже некуда, – буркнул Пес, разумеется, по-собачьи. И довольно громко. – Что будет с этой девицей?

– Вот и меня тоже это интересует, – сказал я. – Кстати, знаешь ли, что я с ней знаком?

Я коротко изложил Псу историю своего с Лёней знакомства. Пес повздыхал, покивал лобастой головой. А потом совершенно спокойно объявил:

– Я ее тоже знаю. Она вместе с Ладой в школе училась. В десятом классе.

– А этот что, тоже с ними учился? – сердито спросил я. Я разозлился на Ладу: когда я докладывал об обстоятельствах своего пребывания в сапожной мастерской, Лада и словом не обмолвилась, что знакома с этой самой Лёней.

– Нет, этот – нет, – сказал Пес и снова вздохнул. И добавил: – Мне он не нравится.

Последнюю фразу он произнес виноватым тоном, даже слегка поскуливая.

– Да кому он может нравиться! – возмутился я. На кошачьем эта фраза прозвучала излишне эмоционально.

– Ладе! – рявкнул Пес. Тоже чересчур эмоционально, по-моему.

Лада из комнаты крикнула нам:

– А ну тихо там!

Я понизил голос:

– Уже не нравится, как я понимаю. Временное помутнение рассудка прошло, и Лада вновь трезво оценивает ситуацию. В данный момент она явно скучает. А также сосредотачивается. Готовится к работе.

Из кухни тараканом примчался Домовушка. В отличие от нас, трансформированных, и от Ворона, птицы по происхождению магической, Домовушка в тараканьей своей ипостаси лишен способности к членораздельной речи, а тараканьего ни я, ни Пес не понимаем. Поэтому общаться он может с нами, только когда перекинется в лохматого и волосатого гуманоида. Человеческую речь в тараканьем своем обличье он понимает, а вот кошачье-собачью – вряд ли. На всякий случай я мяукнул:

– Рано еще, еще не время…

Но был прерван истерическим девичьим визгом. И визжали, между прочим, обе дамы – и Лада, и Лёня.

Я ворвался в комнату, но Пес, уж не знаю как – он ведь такой неповоротливый по сравнению со мной! – опередил меня. Наверное, потому, что его обожаемой Ладе угрожала какая-то опасность.

Я успел увидеть только его толстый белый хвост, а потом по комнате закружился пушистый комок, сшибая мебель, комкая ковер и создавая прочие неудобства для зрителей. Одной из составляющих этого комка был Пес – время от времени можно было различить некоторые части его большого и пушистого тела: хвост, спину, лапы, лязгающие челюсти. А вот второй было нечто зубастое, а кроме этого – ничего не разобрать.

Лада, опомнившись, заверещала:

Нет, Пес, нет, не смей!.. Ты ж его убьешь!.. Кот, скажи ему!..

– Что я могу ему сказать! – огрызнулся я. Разумеется, человеческим голосом. – Он меня не услышит!

После чего Лёня хлопнулась в обморок. Самым натуральным образом.

Никогда прежде я не видел обмороков. То есть я читал в книгах, что дамы или барышни, случается, теряют сознание, падают без чувств в минуты душевных переживаний, или от неожиданности, или еще по какой причине. Но чтобы на моих глазах человек вдруг позеленел и упал – на ровном, или почти ровном, месте – такого не бывало. И я растерялся.