Школа Хизер Блоссом. Часть 3 (СИ) - Илларионова Рианнон Анатольевна "Рианнон" - Страница 10

Шотландец понял, что его спасет только откровенное вранье. И понадеялся, что у директрисы школы в Ренне хватит ума сочинить что-то похожее.

— Мы дали Ордену достаточно времени. Мы ждали и верили нашим собратьям. И теперь желаем узнать, что конкретно планируется, — уточнила Одетт.

Шотландец только надеялся, что выражение лица не выдаст его. Он же даже не успел ничего придумать! Хотя времени действительно было достаточно.

— Вас же поддержали в «Хизер Блоссом», — выпалил директор «Лох Кристалл». — Это их вина. И они знают, как устроены порталы. Должны знать, если живут там. Орден примет их решение.

Мастер Шеймус шумно выдохнул.

«Уф, кажется, выкрутился», — подумал он.

Сестры магистра Ренара опять переглянулись. Если они и договорились о чем-то с мастером Баркли, они не настолько доверяли шотландцу, чтобы делиться с ним.

— Вы зря надеетесь отсидеться, — сказала Одетт, смотря на Шеймуса пронзительным взглядом. — Когда магистр вернется, он будет награждать и карать. Не боитесь оказаться среди вторых?

«Я боюсь только, что вы нескоро уберетесь, — уже почти с ненавистью думал директор. — А в возвращение с того света я не верю».

Словно отвечая на его мысленные мольбы, Одетт поднялась с дивана.

— Мы уходим! — решительно сказала она, обращаясь в большей степени к сестре.

Женевьева встала, почти не скрывая радость. Одетт взяла с кресла свое пальто и снова уставилась на шотландца темными глазами.

— Если мы только узнаем, что вы за нашими спинами тайно выбираете нового магистра… Если мы только узнаем, что вы абсолютно ничего не сделали для возвращения нашего… — она резко замолчала и продолжила. — МакДуглас, у вас есть трикветр?

— Нет, — ответил шотландец.

— Тогда мне о вас все понятно, — сухо ответила Одетт и первая пошла по коридору к лестнице, ведущей вниз.

Светловолосая спутница последовала за ней. Женщины не попрощались, директор тоже только проводил их взглядом, ничего не сказав. Облегчение от расставания испытали все трое.

Две дамы пошли вниз, к выходу из замка. Они молчали, но обе понимали, что так ничего и не смогли узнать. Шотландец избегал прямых ответов и, по сути, переливал из пустого в порожнее, перекладывая ответственность.

Одетт шла первая, суровая и собранная, Женевьева, робко оглядываясь, словно никак не могла привыкнуть к окружению, поспевала за ней. Услышав позади тонкий страдальческий стон, Одетт сразу поняла, что это может означать, и резко обернулась.

— Не время раскисать, — бросила она, — и не то место, чтобы давать волю эмоциям.

Женевьева остановилась, ссутулившись и низко опустив голову.

— Я больше не могу, — заплакала она. — Я готова сдаться и ненавижу себя за это.

Одетт вернулась на несколько шагов, обняла подругу за плечи и повела вниз по лестнице.

— Ты не сдаешься. Ты просто устала, — она замолчала и продолжила, когда крутые ступени остались позади. — Я тоже… безумно. Я в отчаянии и не знаю, что меня держит над бездной. Во что я верю?

— Давай уйдем? — Женевьева цеплялась ногтями за руку сестры. — Уедем в ирландские болота, найдем это место и уйдем.

Одетт не была готова к подобной опрометчивости, но сейчас больше всего желала успокоить подругу.

— Ты помнишь, что сказал ирландец? Время с той стороны для смертных течет иначе. Мы не только не сможем найти его, мы потеряем и друг друга, даже если войдем, держась за руки. Я не хочу лишиться еще и тебя.

Женевьева по-детски вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Я хочу домой. Я хочу солнца!

«Мы слишком долго сидели в своем доме в Марселе! — хотела резко ответить Одетт. — И доверяли другим то, что должны были решать сами. А теперь все стало слишком поздно…»

Но она промолчала, понимая, что такой правды ее сестра не выдержит. В их трикветре Женевьева была розовым бутоном, сама Одетт — стеблем. Ренар был шипами.

Одетт вспомнила свое поступление в «Ла Ситадель» в шестнадцать лет. Она почти сразу отметила среди курса именно его, беловолосого юношу, самого высокого, самого уверенного из всех. Она сама выбрала его для себя. И Ренар не разочаровал сестру. Юноша обучался мгновенно, схватывая на лету, чувствуя Одетт, как никто, словно ее фантазии были его собственными потаенными желаниями.

Женевьева присоединилась к ним только через год. Одетт сама удивилась, как легко приняла ее, может быть оттого, что сестра оказалась совсем другой и им, по сути, нечего было делить. Каждая получала от любимого брата свое и только для себя.

Одетт продолжала тащить за собой не сопротивляющуюся подругу. По коридорам продолжали прохаживаться и перебегать шотландские студенты. Две женщины не обращали на них уже никакого внимания, расталкивая группы подростков на своем пути. У тяжелой замковой двери Одетт остановилась, застегивая верхнюю одежду. Женевьева накинула на голову капюшон с меховой оторочкой.

— Опять возвращаться на этом вонючем визгливом поезде? — капризно спросила она.

— Отсюда больше ничего не ходит, — терпеливо ответила Одетт, толкая дверь. — Гленфиннан⁴ единственный путь. Помоги мне.

Вдвоем женщины распахнули тяжелые, окованные темным металлом двери и выскочили на улицу. Женевьева вновь едва успела подобрать длинные юбки, которые замковые ворота так и стремились защемить.

«Куда нам теперь? — подумала Одетт. — Только не домой! Хватит!»

Француженка вспомнила заверения ирландского директора, что бессмертные беспрестанно разыскивают магистра по ту сторону границы, и только иное течение времени мешает им сделать это быстро. Одетт невольно поежилась, вспоминая неявные дипломатические намеки мастера Баркли на опасности, которые могут поджидать человека в Стране Вечного Лета.

«Немыслимые чудовища», — так он сказал.

«Мой брат сам — немыслимое чудовище, — ответила тогда Одетт. — Я не удивлюсь, если он выберется сам».

Директор промолчал тогда. Теперь Одетт уже не была так сильно уверена во всесилии магистра Ордена. Он явно нуждался в помощи, и она, готовая уже на любой отчаянный шаг, ничем не могла ему помочь.

— Только будь жив… — прошептала она едва слышно, воровато оглядываясь на сестру — той лишнее волнение ни к чему.

— Я бросаю руны… — негромко сказала Женевьева. — Часто… меня это успокаивает.

Одетт не понимала северную магию так, как сестра и брат, ей больше по душе оказались Таро и их метафоричные варианты.

— И что тебе выпадает? — спросила она, надеясь просто отвлечь Вьев от напряженных раздумий.

— Почти всегда только одна… раз за разом… — голос Женевьевы дрожал, а глаза лихорадочно блестели. — Турисаз.⁵

Зодиакальный Зал, который Элли запомнила ярким, с хвойно-пряным ароматом зимнего праздника, наполненным музыкой и разговорами, сейчас полностью преобразился.

Он был почти полностью затемнен, задернутые плотные шторы не пропускали ни проблеска света. Если бы Элли не шла совсем недавно по улице, она была бы полностью уверена, что за окном полночь.

Зал был освещен огромным количеством восковых свечей всех форм и размеров, расставленными по периметру, от крошечных, с треть ладони, до высоких цилиндров на три-четыре фитиля. Они стояли прямо на полу, в хаотичном беспорядке, на металлических подставках разного уровня высоты, в подсвечниках и канделябрах. Дрожащий свет скрадывал и искажал цвета, преображал знакомые лица, мгновенно делая таинственным все давно знакомое.

Элли почти не узнавала однокурсников, многие из которых сейчас трепетали не меньше нее. Девушка разглядела три людских круга в разноцветных плащах Факультетов, которые располагались, образуя правильный треугольник. Они стояли лицами внутрь, головы всех были скрыты капюшонами, каждый держал свечу.

К группе молчащих и осматривающихся второкурсников подошли шесть человек и встали попарно с обеих сторон, образуя подобие коридора. Если у Элли и возникла догадка, кто это может быть, то лиц за темными капюшонами она не видела.