Приходи в полночь - Форстер Сюзанна - Страница 12

Ник положил камеру. Даже самый никудышный фотограф знает, когда момент упущен. Он присел на корточки рядом с одной из вольфрамовых ламп, которые использовал для имитации заката. Задник для Мэрилин занимал только угол студии. Все помещение было заставлено разнообразными зеркалами и отражающими поверхностями в форме призм – для будущих съемок, которые ему пришлось отложить из-за обвинения в убийстве.

Он в первый раз держал в руках камеру после той ночи, когда полицейские забрали его и отвезли на допрос. В последнее время, если он не корпел над юридическими книгами, помогая подготовить свое дело, Ник сражался с мучительными головными болями, от которых страдал с самого детства, – обретавшейся по соседству банде не понравились его глаза гринго, за что он получил по голове и был оставлен умирать на улице. Хорошо бы вот так тихо исчезнуть сегодня. Никакой юридической зауми. Никакой помрачающей разум боли.

Он услышал мяуканье и посмотрел вниз.

Мэрилин перестала мучить мышку и гордо шествовала к нему, а из пасти у нее торчала половинка тела игрушки с длинным красным хвостом. Кошка подошла к нему и бросила мышь к его ногам в качестве подношения.

– Следи за своим поведением, – с притворной серьезностью предостерег ее Ник. – Ты можешь прослыть убийцей.

Глава 5

Осталось ли еще в холодильнике мятное мороженое?

Ли подняла взгляд от стола, пораженная этой внезапной мыслью. Она изучала рисунок Ника Монтеры в блокноте, когда ее как ударом молнии пронзило неодолимое желание поесть изысканного мороженого.

Было поздно, два часа ночи на часах на стене ее кабинета. Она не проголодалась, но внезапная потребность была столь настоятельной, что, по-видимому, шла из подсознания. Видно, ей следовало отвлечься от губительного притяжения к рисунку Монтеры. Мятное мороженое было единственной слабостью, которой она поддавалась в эти дни. Обычно Ли уступала своему желанию, чтобы поднять дух, когда неважно себя чувствовала, но в настоящий момент она вряд ли нуждалась в подбадривании. Ее охватило непонятное, сильное и неотвязное чувство.

Ли не могла точно сказать, когда впервые ощутила это возбуждение. Вероятно, еще до того, как заставила себя вылезти из теплой постели, спуститься вниз по темной лестнице и уселась за этот стол. Она не могла уснуть из-за поразительных образов, возникающих перед ней, поэтому решила прекратить сражение с подсознанием.

Она с опаской дотронулась пальцем до рисунка. Змея казалась такой живой, словно могла сойти с лежавшей перед ней страницы. В этом символе, догадалась Ли, заключена огромная энергия. Точно так же, как и в нарисовавшем его человеке. Ли не сомневалась, что Ник Монтера окажется самым интригующим объектом, который она когда-либо анализировала.

Она прикрыла тонкими пальцами рот, подавляя зевок. Ее руки были холодны как лед. Это тоже нервы? Или просто еще один из приступов, какими она страдала в детстве? Она помнила, что иногда они бывали настолько жестокими, что ей приходилось долго сидеть перед обогревателем в своей комнате, чтобы согреться. А сейчас и ноги тоже были ледяными. Она давно сообразила, что, возможно, за этим стояло всего лишь плохое кровообращение, но часто задавалась вопросом: а не является ли это своеобразной реакцией на недостаток эмоционального тепла в ее жизни? Особенно это касалось ее отношений с матерью.

В самых фантастических мечтах в детстве Ли представляла себя пришелицей с другой планеты и боялась, что в ее жилах течет вовсе не горячая красная кровь обитателей Земли. Она сделала ошибку, поделившись своей тревогой с матерью. Кейт дала классический ответ: «А разве я тебе не говорила? Я взяла тебя у ящериц. Веди себя хорошо, а не то отдам назад».

Ли печально улыбнулась и стала массировать руки, надавливая на суставы пальцев и терпя нарастающую боль, пока ее плоть боролась, расставаясь с внутренним холодом. Сейчас она могла смеяться, но тогда ей было четыре года и она была слишком мала, чтобы оценить шутку матери.

Она заставила себя встать из-за стола и походить. Деревянные полы тихо поскрипывали под босыми ногами, ее тень шевелилась перед лампой под зеленым, как в банке, абажуром. Раньше ее кабинет был спальней, но потом она увеличила окна, поставила сиденья у стен и превратила это помещение в солярий. Свет и тепло, наполнявшие комнату в течение дня, побудили ее перенести сюда письменный стол и работать здесь. Но уютная обстановка, которую она так любила при свете дня, ночью казалась несколько зловещей. Слишком много стекла, слишком все на виду.

И темнота. Чересчур много темноты.

Скрестив руки на груди, Ли сунула ладони в тепло подмышек. Надо было надеть толстый, ворсистый халат, но она так торопилась, что сбежала вниз в одной ночной рубашке.

Ее тень появлялась и исчезала в черной глубине оконных проемов, пока она мерила шагами комнату, размышляя, что значит змея для нарисовавшего ее человека. Ее справочники говорили, что эта рептилия была символом древним и примитивным, как и само это существо, и чаще всего ассоциировалась со злом. В райском саду змея стала воплощением Сатаны и инструментом соблазнения Евы.

Но в еще более древних религиях змея была символом обновления. Змея, сбрасывающая кожу и кусающая свой собственный хвост, олицетворяла постоянное возвращение всего на круги своя. Также она означала желание, охватывающее разум и тело, но не под давлением силы, а из стремления подчиниться. «Империализм души» – так один из справочников называл романтическую любовь, утверждая, что влюбленными движет их собственный порыв принести себя в жертву, чтобы доказать свою преданность.

Когда Ли остановилась, на нее повеяло знакомым запахом, словно было открыто окно и в комнату ворвался ветерок. Слабый аромат мяты насытил воздух, удивив ее. Ли обернулась, увидев свое отражение в темном оконном стекле. Позади Ли ярко горела лампа, и сквозь ночную рубашку просвечивали очертания ее тела. Мерцающий свет превращал ее в неземное и в то же время плотское существо – обнаженный ангел, защищенный собственной чистотой. Сияние превратило ее светлые волосы в подобие золотой ауры, и на какой-то миг она позволила себе вспомнить произошедший с ней в детстве случай. Ли почти представила себе, как кто-то стоит по другую сторону темного окна и разглядывает ее.

«Видел ли он то же самое?» – спросила она себя.

В висках у нее застучало, когда она впитала эротический вызов, который, казалось, исходил от ее же призрачного образа. Но тогда она была моложе, была такой юной…

Наконец Ли выбросила тот случай из головы, но не смогла отделаться от захватывающей дух сексуальности, исходившей от ее отражения. Она не уходила. Ли хотелось верить, что это иллюзия, но многие говорили ей, что она желанна. Доусон повторял это много раз, но она никогда не чувствовала себя желанной. Подростком она выглядела королевой школы, но ей всегда недоставало уверенности в себе. Она всегда считала, что причиной тому – ее сверхвластная мать, но возможно, один молодой человек в тот странный день нанес ей более глубокий удар, чем она сознавала…

Она продолжала смотреть на окна, загипнотизированная контрастом тьмы и света. Постепенно ее взгляд прошел сквозь сияющую фигуру в глубь январской ночи, лишенной призраков. Мысли крутились в ее голове, как сорванные ветром листья, как небольшой вихрь, который начал выстраиваться в узор. Ее мозг, похоже, всегда работал подобным образом, когда какая-то идея начинала приобретать очертания. Осознание, рождающееся из хаоса. Но сейчас это было скорее озарение, а не план действий, и оно не имело никакого отношения к Ли Раппапорт и к ее мыслям о собственной привлекательности. Оно имело отношение к Нику Монтере.

Для Ли браслет-змея оказался непреодолимо сексуальным, но возможно, для него он имел другое значение, более глубокое…

Ее отражение растворилось в потоке белого огня, когда она повернулась. На столе стоял телефон, отвечающий последнему слову техники. Ли направилась к нему, зная, что не сможет дождаться утра, чтобы дать делу ход. Если она не позаботится об этом сейчас, то не сможет уснуть. Она редко пользовалась микрофоном, но сейчас автоматически нажала нужную кнопку, а затем другую – на компьютеризированной панели, которая и набрала автоответчик в ее офисе. После двух звонков она услышала записанный голос своей помощницы.