Октоберленд - Аттанасио Альфред Анджело - Страница 7

Случай не оставил без внимания и Нокса. Несколько тысяч лет подверженности случайным ударам солнечного огня нанесли ему ущерб. Он медленно, медленно старел и сейчас сморщился в призрачный черный скелет, лишенный волос, связанный веревками жил и скрипящий при каждом движении. Но боль его не коснулась. Холодный огонь его костей излучал силу, которая подключала Нокса к самой ауре планеты, к магнитной мощи вращающегося мира. Если продолжать магические обряды, Нокс никогда не умрет. Но в свое время он высохнет до бесплотного призрака, отлученного от физического контакта. Таков рок бессмертного разума и безнадежного голода — судьба более страшная, чем смерть.

Чтобы избежать ее, он уже несколько столетии назад основал Октоберленд. Танцоры помогали ему вращать холодный огонь так, чтобы воспринимать астральное небо. Оттуда через пространство-время можно было высматривать волшебников других миров.

Нокс знал, что такие волхвы существуют, потому что один из них появлялся на Земле давным-давно, когда Ноксу было всего тысячу лет. Даппи Хоб прибыл изгнанником из магии высшего порядка, из царства, где по-настоящему зарождалось время. От него Нокс многое узнал об Извечной Звезде и Чарме, но Даппи Хоб был опасным владыкой, полным странного и непредсказуемого знания. Это он слегка приоткрыл для королей тайны науки, чтобы построить свои огромные собиратели Чарма: сперва пирамиды и обелиски, потом сами города — обширные амулеты, собирающие мощь для этого мстительного изгнанника.

Нокс, чтобы защитить себя, избегал изгнанного мага, но внимательно следил за его деятельностью. Он знал, что в свое время из Светлых Миров придут другие. И он в конце концов отберет у них магию Чарма, чтобы увеличить свою силу, сбросить эти обноски плоти и вернуть себе молодость.

А пока он каждый месяц собирал своих танцоров, плел холодный огонь в телах света, по огоньку для каждого члена ковена. Это были личные ангелы для каждого из них, чтобы наблюдать за ними, чтобы творить волшебство для ковена. И каждый из них в свой черед наблюдал небо и присматривал за Бездной.

Так Нокс однажды заметил, как пришли за Даппи Хобом другие. Они исчезли вместе с почитателем дьявола, вернулись в лучистые миры в жестоком пламени творения. Но один остался. Потерянный или забытый, он бродил в северной глуши — и Нокс был решительно настроен узнать о нем побольше.

8

ГОЛОСА ЦВЕТОВ

Мэри Феликс с рюкзаком за плечами спешила за Бульдогом между деревьями по неровным камням журчащего ручья.

— Остальные за мной вернутся, — предупредила она Бульдога. — Надо пойти туда, где они тебя не найдут.

Он увел ее в глубь леса, куда не проникало солнце, на пологий склон, поросший серым мхом, похожим на волосы старухи.

— Мне надо оставить записку. Они будут меня искать.

— Возвращайся, — сказал Бульдог. — Я найду себя сам, как-нибудь найду. Возвращайся к своим.

— Подожди, я не могу так быстро. — Мэри запыхалась, мышцы у нее болели, она пыталась его догнать. — Я хочу остаться с тобой. Я хочу помочь тебе узнать, кто ты. Я антрополог. Я должна понять. Ради меня самой я должна узнать, кто ты.

— Я рад твоей помощи, Мэри Феликс. — Бульдог неумолимо шел по каменистым берегам, обходя грязь, не оставляя следов. — Но я ощутил твой народ, и он меня пугает.

— Помедленней, прошу тебя! — Мэри схватилась за бок, пронзенный болью, ловя ртом воздух. — Я не пытаюсь… тебя поймать… или обмануть. Смотри — я даже снимков не делаю, голос твой не записываю. Я чувствую, что ты боишься. Мне можно верить. Только, пожалуйста, помедленнее. Позволь мне идти с тобой. — Она остановилась, крича ему вслед: — Я не хочу назад! У меня там ничего нет. Я одинока — как ты.

Бульдог остановился и обернулся. Увидел, как она измождена, услышал острую ноту отчаяния в голосе и ощутил ее печаль. Он кивнул, скатал силу между ладонями и бросил ей.

Тепло наполнило ее мышцы бодростью, и она догнала его, широко шагающего среди огромных папоротников.

— Что ты со мной сделал? — Она засмеялась и запрыгала, как ребенок. Тяжелый рюкзак стал легче перышка. — Я могу теперь бежать целые мили!

— Я дал тебе силу.

— Как?

Бульдог пожал плечами и полез через стену корней, под искривленные ветви, заросшие лишайником.

— Я сам точно не знаю.

Мэри Феликс взяла его за светлый мех руки:

— Я думаю, ты должен знать.

Он остановился и прислонился к дереву. Маленькая старушка, глядящая на него сквозь дымку благоговения, говорила чистую правду, от которой было больно. Чем больше пытался он вспомнить, тем большую пустоту ощущал в себе, пока эта пустота не стала пульсировать у него внутри. Пугающая безнадежность сомкнулась над ним, будто он съежился. Бульдог резко оттолкнулся от дерева.

— Я ничего не могу вспомнить.

— Да, но ты помнишь, как встретил меня.

— Это было только что.

— А до того?

Он пробился через папоротники к травянистому краю потока, широкому извиву ручья, который они переходили ниже. Коричневый косяк рыб трепетал среди камышей в его тени.

— Я помню других.

— Расскажи мне о них.

Они сели в густую траву, глядя, как плещется течение между камней, и он ей рассказал о других, о тех, которых она называла саскватчами. Она не переставала задавать вопросы, требовала мельчайших подробностей, и они долго просидели за разговором. Очень медленно Бульдог разворачивал клубок памяти к своему первому пробуждению под кедром, где солнечный свет лежал пылью на прицветниках и хвое.

— Я помню, как плыл вниз по мерцающим слоям синевы, но не понимаю, что это значит. Наверное, я летел по воздуху. Летел.

— Ты — создание волшебства. — Мэри Феликс смотрела на звериные метки с неприкрытым изумлением. — Почему ты сейчас не можешь летать? Ты пробовал?

— Нет.

— Попробуй.

Бульдог встал и пожелал про себя подняться в воздух. Синий свет заструился из него, будто он вдруг стал прозрачным, как дым, пронзенный лунными лучами. На миг он увидел под собой бледные утесы и клин гусей, летящий над обрывками облаков. Далеко внизу лились по холмам леса — и он снова заметил красный фургон, крошечный с такого расстояния, а за ним по дороге, похожей на бледную нить, следовали два зеленых экипажа.

И сразу он оказался там же, у лепечущего ручья, где стояла на коленях Мэри Феликс с отвисшей челюстью.

— Ты исчез! — Она протянула руку и схватила его массивную ладонь, желая увериться, что он настоящий. — Где ты был?

— В небе, — ответил он с некоторым удивлением. Он огляделся, рассматривая текущий ручей, стены папоротников, и хотя увидел, что стоит там же, чувство было такое, что он на новом месте. — Они возвращаются за тобой, я их видел. Тот красный фургон, что приезжал вчера…

— «Лендровер». — Мэри быстро встала и обернулась к деревьям, загораживавшим склон. — Я отправила своего помощника за подмогой. Мы думали, что нашли саскватча. Когда они увидят, что меня нет, то примутся за поиски.

— Ты хочешь вернуться? — Бульдог сложил ладони, собирая силу. — Я тебе дам то, что нужно, чтобы быстро спуститься.

— Нет, я тебе уже сказала, и я говорила всерьез, что хочу остаться с тобой. — Лицо ее, казалось, светится. — Со мной случилось самое интересное за всю мою жизнь.

— Я пойду быстро, обратно в глубокие леса. Можешь идти со мной, если хочешь. Но знай, Мэри Феликс: мне самому неизвестно, куда я иду.

— Мне все равно. Пойдем!

Он дал ей силу, и они быстро пошли через прибрежную чащу, по шатающимся мшистым камням, в глубину зеленых лесов, где плавало облако цветочной пыльцы и столбы солнечных лучей. К середине дня они дошли до поляны — светлой и неземной под темной стеной вечнозеленой хвои, — покрытой пористой травой и усеянной синими цветами. Здесь они остановились.

— Есть хочешь? — Мэри полезла в рюкзак за пакетом галет и банкой сельди.

И застыла.

Что случилось с ее руками? Морщинистая кожа стала гладкой. Пигментные пятна полностью исчезли.