Персик - Адлер Элизабет - Страница 29

— Но кто? — спрашивала она Пич. — Кто свяжется с крупье в Монте-Карло и привезет его сюда?

Леони свободно вела длинный темно-синий «курмон» по горной дороге, сдерживая себя, чтобы не ехать быстрее. Она повязала голову шарфом, поэтому ее можно было принять за Лоис, которая едет на встречу с друзьями в казино, где часто проводила время. Немцы знали Лоис, а также то, что фон Штайнхольц лично снабжал ее талонами на бензин. Известна была и ее репутация, и ее немецкий любовник. Лоис была принята.

Монте-Карло сверкал огнями, но роскошный фасад казино, напоминавший свадебный торт, выглядел более потрепанным по сравнению с тем, каким Леони его помнила. Оставив машину, чтобы ее отогнали на стоянку, она поднималась по лестнице к внушительному входу. Неожиданно память отбросила ее на много лет назад, в то время, когда она впервые поднималась по этой лестнице с пятью франками, спрятанными в чулок на всякий случай, и кошкой Бебе, следовавшей за ней на длинной розовой бархатной ленте. Ей было всего семнадцать, и чтобы выжить, она, готова была поставить все, что имела.

Дотронувшись до статуи у двери, как это делали тысячи людей до нее — «на счастье», Леони прошла в салон. Несколько мужчин были во фраках, но на многих была ненавистная серо-зеленая форма. Хотя Монако было нейтральным княжеством, явственно ощущалось присутствие немцев и итальянцев. В начале войны обычная играющая публика исчезла, и без нее в казино не стало того блеска и изысканности, когда драгоценности сверкали ярче люстр, а все мужчины выглядели такими великодушными и красивыми во фраках и белых перчатках.

Леони, одетая в скромное темное платье, чтобы не привлекать особого внимания, села за третий столик, как велела Лоис. Крупье был невысокого роста, полный. Время от времени он проводил платком по лбу, покрываясь потом от нестерпимой жары. Леони, пристально глядя на него, подтолкнула деньги, и получила взамен жетоны для игры. Крупье посмотрел на нее с вежливым равнодушием, выработанным его профессией. За столом было еще три человека — немецкий офицер с молоденькой итальянкой и мужчина во фраке, похожий на армянина. Восемь часов, слишком рано для послеобеденной сутолоки. В распоряжении Леони имелся всего один час. Она спокойно сделала ставку.

В восемь пятнадцать она выиграла 1500 франков. В восемь тридцать немецкий офицер с итальянкой ушли обедать. Быстро взглянув на армянина, Леони решила попробовать. Сжав пальцы, она кивком подозвала крупье.

— Я хотела бы сдать жетоны, — сказала она. — Пожалуйста, мадам, один момент.

— Для вас, — небрежно бросила Леони и подтолкнула ему через стол обычные чаевые и жетон, который обернула клочком бумаги. Их глаза встретились на минуту, и он тут же закрыл рукой жетон с запиской. Быстро собрав свой выигрыш, не оглядываясь, Леони выскользнула из казино. Только дойдя до машины, она осознала, что дрожит. Леони молилась, чтобы армянин не заметил, как она передавала записку. Едва захлопнув дверцу машины, она сразу тронулась и поехала по тихим улицам Монте-Карло, наблюдая в зеркале, нет ли за ней слежки. Улица была пуста. Быстро свернув, Леони поехала обратно, в прибрежную часть города, и припарковалась в темном уголке у «Отеля де Пари», где стала ждать.

Эмилия никогда не думала, что ее возвращение будет таким тяжелым. Последние три ночи она провела в крошечных жарких комнатах, где не было даже воды, и ее светлые волосы стали тусклыми от пота и пыли, летевшей из окон автобуса. Она была уверена, что от нее пахнет луком и чесноком, сигаретным дымом, и чувствовала на себе запах тел своих попутчиков. Подол ее совершенно измятого хлопчатобумажного платья покрывали пятна, один рукав разорван, — она зацепилась им за плетеную клетку для цыплят на деревенском рынке. Эмилия улыбнулась, когда тележка, которую еле-еле тащила гнедая лошадка, медленно поползла в гору. Она отказалась от попытки завязать разговор со стариком, правившим лошадкой: ответом на все вопросы было невнятное бормотание и редкие кивки. По крайней мере он ехал в Сен-Жан и согласился подвезти ее. Она знала дорогу из деревни на виллу как свои пять пальцев. Она забудет о своих ноющих ногах и разорванных сандалиях, когда побежит по пыльной белой дорожке, домой, к Леони, как делала это и прежде в минуты отчаяния. И скоро она будет со своими девочками, Лоис и Леонорой, и со своей малышкой Пич.

Комендант фон Штайнхольц оглядел торт, приготовленный ко дню его рождения, бело-голубой, с зажженными свечами, ярко мигающими в затемненной комнате. Улыбаясь, он принимал поздравления, аплодисменты, песенку-поздравление, которая по-немецки звучала совсем иначе, а потом одним выдохом задул все свечи разом. Уолкер Крюгер не сводил глаз с Лоис, когда она включила свет, фон Штайнхольц опустил нож и торт и отрезал первый кусок. Крюгер заметил, что, несмотря на небрежную улыбку, Лоис была напряжена как натянутая струна. Он отвел взгляд, когда официант наклонился, чтобы налить ему шампанского.

— Нет, не нужно! — грубо скомандовал он. — Я пью пиво. Когда он снова поднял глаза, Лоис уже не было.

— Ваш торт, капитан Крюгер, — произнесла с улыбкой Леонора, резко поставив перед ним тарелку. — Сейчас, сейчас, капитан, — сказала она, всем телом облокотившись на спинку его стула, когда он попытался отодвинуть его и выйти из-за стола. — И потом, вы не можете уйти до речи коменданта. Я уверена, он никогда вам этого не простит.

Крюгер сел на свое место, когда фон Штайнхольц с бокалом шампанского в руке встал и обратился к гостям.

— За нашего фюрера! — провозгласил он тост под шум отодвигаемых стульев. — Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — пьяно выкрикивали гости, расплескивая шампанское на кители. Даже фон Штайнхольц был далеко не трезв. Крюгер презрительно смотрел на них. Как смеют они в таком состоянии произносить тосты за фюрера? Стоя по стойке «смирно», он поднял свой стакан.

— За коменданта фон Штайнхольца, — сказал он с заученной улыбкой. — Счастья вам, майн герр!

Фон Штайнхольц надменно посмотрел на него.

— Вы предлагаете тост стаканом пива? — с сомнением спросил он.

Крюгер почувствовал, как кровь прилила к лицу, когда за столом раздался хохот.

— Крюгер провозглашает тост пивом! — повторяли гости, — верно, он решил, что он у себя дома!

Рука Крюгера скользнула к ремню и легла на пистолет, «Люгер», теплый от соприкосновения с телом, утверждал его во власти. Весь дрожа, он отодвинул стул и вышел из комнаты, не обращая внимания на Леонору де Курмон, которая торопливо пошла за ним.

— Капитан Крюгер, — озабоченно позвала она. — А как же речь коменданта?

Когда он обернулся и взглянул на нее, озабоченное выражение лица быстро сменилось на самую невинную маску. О чем она думала минуту назад, заинтересовался он. И почему ей было так необходимо, чтобы он оставался в комнате? А где ее сестра?

— Я слышал речь коменданта раньше, мадемуазель де Курмон, — внезапно ответил Крюгер. Повернувшись на каблуках, он столкнулся с Лоис. Она вытянула руки, пытаясь найти опору, и на мгновение прижалась к нему. Крюгер ощутил запах ее волос, обволакивающий аромат духов, шелковистую кожу руки под своими грубыми пальцами.

— Капитан? — улыбнулась ему Лоис. Когда она была так близко, ее голубые глаза казались абсолютно синими, еще ярче и еще синее, чем он мог себе представить, а губы, дразняще-сладострастные, он так часто мечтал о них, — алые губы слегка приоткрыты и влажны, как будто она была не здесь, в темном коридоре, а где-то совсем в другом месте…

— Вы спасли меня, — весело пропела Лоис. — Я чуть не упала.

Крюгер чувствовал, что его живот пронзают спазмы, а тело парализовано неукротимым желанием. Лоб покрылся испариной, над верхней губой выступили бисеринки пота. Его взгляд упал на грудь, гладкие округлости, такие же бархатистые, как ее кожа, прятались за шелком цвета морской волны. Он представил, как приникает к ним губами, пробуя на вкус соски… Лицо его неожиданно вспыхнуло, рука дрогнула в привычном движении, как и каждую ночь, когда он представлял ее своей, содрогающейся в наслаждении, и, встретившись с ней взглядом, застонав, Крюгер почувствовал горячую жидкость, бьющую струей из самой его глубины. Она поняла, что произошло, — можно было догадаться…