Наваждение Мора - Каттен Лила - Страница 7

– Ты знал, что Риза приходил ко мне незадолго до тебя и предлагал свой порт в качестве переправы.

– А ты ему?

– Дорогу к шахте, которую он планировал прикупить на моей территории.

Шахту, блядь. Все знают, что они не продаются.

– Он долбоеб?

– Очевидно, это был ход для дальнейшего сотрудничества. Я узнал, что он хотел выдать замуж свою дочь за одного весьма богатого человека, и таким образом, завладеть ювелирным бизнесом. В итоге я узнал об этом, теперь шахта моя.

– И что сказал тебе тот самый «пряник»?

– Не вспомню дословно. Но там было что-то о том, как он отнимет у тебя власть и подарит мне пятьдесят процентов территории.

– И почему же ты отказался?

– Во-первых, как я и сказал – я не шлюха. Во-вторых, я знаю, что Риза не смог бы сделать это самостоятельно, он рассчитывал на то, что я отправлю на помощь своих людей. Мне это было неинтересно. Я доволен своей территорией.

– Можешь быть уверен, что я на твою не ступлю с войной.

– Благодарю.

– Но, если ты планируешь идти на Ризу, предупреди. Мои люди часто перемещаются по его территории. Я не хочу, чтобы они пострадали.

– Я не планировал, но хорошо.

– Полагаю, звонок завершен?

– Да.

Мы отключаемся одновременно. И какое-то время после разговора, я размышляю обо всем. Пока мне не приходит сообщение.

Опускаю глаза и у меня нет ни одного желания, кроме того, в котором я разъебываю телефон о стену.

«Мы с вами не решили, до скольки я работаю?»

«О и еще по оплате. Я сказала маме, что устроилась на работу. Будет странно, если я не принесу ни копейки с нее? Предлагаю вариант, что вы оплачиваете только проезд.»

«И еще момент, мне всегда приезжать в семь утра?»

Я не обращаюсь с женщинами грубо. Никогда.

Исключение – секс. Для меня он не включает нежностей. Даже объятий или поцелуев… фу, особенно последнее.

Но сейчас, я близок к тому, чтобы ее придушить.

На хуя я вообще убрал ее номер из блокировки?

«Я СКАЗАЛ ТЕБЕ НЕ ПИСАТЬ МНЕ»

Пока вхожу в контакты и пытаюсь заблокировать ее снова, она отвечает.

«Ну вы меня убрали из черного списка, я решила, что мы поладили)»

Поладили?

Кто вообще может с ней поладить?

Что это за слово сука такое?

Нажимаю ответить и понимаю, что кроме мата нет ничего, что я хочу написать.

Убираю мобильный и набираю по внутренней связи офиса девчонку, что планировала работать бухгалтером.

Сука, забыл ее имя.

– В кабинет ко мне, – рявкаю и откидываюсь на спинку, закрыв глаза.

Она приходит быстро и без слов принимается за работу.

Расстегивает брюки, встав на колени, и вынимает мой ноющий член.

Мне было это нужно.

Сочные губы смыкаются вокруг головки, и юркий язык принимается за работу.

Я не помогаю ей, она все знает сама.

Уже спустя пару минут я ощущаю, как мои яйца поджимаются. На этом моменте я вплетаю пальцы в ее волосы и смотрю вниз. Наблюдаю, как она уверенно принимает меня всего.

– Не останавливайся, – рычу ей, на случай если попробует, но телефон снова звонит и, глянув на экран, я почти ору.

У меня будто блок срабатывает и все разом сходит на нет.

Я так импотентом стану.

– Твою мать…

Девчонка смотрит на меня оставаясь на месте и пытается поднять мой член снова, но я уже не настроен.

– Иди.

Она кивает и встает.

– А может, попробовать снова?

– Иди.

На этот раз она уходит. Я привожу в порядок одежду и смотрю на телефон.

– Что мне с тобой делать?

Глава 7

Это был самый длинный день в моей жизни за последние несколько месяцев.

Да, когда я лежала прикованная к кровати, такие дни были от восхода солнца и до самого заката. Они вынуждали думать о многих вещах. Часто о плохих. О том, что сейчас вызывает страх и слезы.

Беспомощность и безвыходность самые пугающие вещи на самом деле.

Люди желают здоровье на каждый праздник, и как же они правы. Пока ты ходишь и твой разум чист – ты способен жить. Лишаешься этого, и ты фактически мертв. Пусть и верил сначала о том, что все поправимо.

Нет, не все. Не тогда, когда в твоем кармане лишь пара монет.

Для восемнадцати лет, мои мысли слишком взрослые. Иногда я чувствую себя старой бабушкой с опытом жизненным под девяносто. Но сейчас, как бы ни было это странным, я прихожу в себя.

Может, мне нужна была эта диверсия постаревшего мозга?

Как знать, к чему в итоге приведет меня эта работа в доме Яна Мора.

По сути, весь день я убирала, помогала Глаше. Видела того самого повара, который чуть не убил меня за то, что вошла на кухню. Но мне кажется, мы с ним поладим. Есть что-то в нем, реально напоминающее Яна.

И вот за весь этот день, я даже ни разу не вышла на улицу, не увидела двор. Но завтра…

А Ян так и не ответил на мои сообщения. Поэтому я осталась ждать его, чтобы поговорить.

– Почему ты не едешь домой? – спрашивает женщина, когда я помогаю ей накрыть на стол для всей этой мафиозной оравы голодных мужиков.

– Надо с Яном поговорить, – отдаю ей поднос со стаканами.

– Он так рано не приезжает домой, – забирает и уходит.

– Черт, – остаюсь задумчиво стоять на кухне.

Набираю стакан воды и выпив его, выдыхаю огромный глоток воздуха. Слышу позади шаги женщины.

– Знаете, не страшно еще подожду, – засматриваюсь на двор позади дома. – И я удивлена, почему вы меня до сих пор не спросили, почему я тут.

– Потому что всем похуй на это, – стакан вылетает из руки почти со свистом и разбивается, а я резко оборачиваюсь.

– Да повесьте вы уже на свою шею колокольчик, – возмущаюсь на него.

Но когда он не реагирует на мой тон, я понимаю, что он медленно идет на меня.

– Э… в принципе, можно и тапочки со звоночками такими. И ногам тепло, и я жива, без инсульта и заикания на всю жизнь. Да? – голос с каждым его шагом становится выше и более напряженным.

А когда мое тело впечатывается в другую часть кухонного гарнитура, я вся напрягаюсь.

– Я-я смотрю у вас настроение не очень хорошее? У меня тоже. А я, когда без настроения злая… до ужаса, – теряюсь, потому что он не останавливается, даже когда между нами остается лишь пара миллиметров, но тепло все равно соприкасается с моим телом.

Моя голова задрана высоко вверх, но Ян выставляет руки по обе стороны от меня и, облокотившись на столешницу, наклоняется, отступая.

В итоге я стою с его лицом напротив и чувствую, как он дышит. Но вместо того, чтобы попытаться выпутаться, убежать или снова нести какой-то бред, я рассматриваю его.

У него две маленькие родинки у правого глаза. Там, где от уголка отходят лучики морщин. И шрам, выцветший на левой брови не выпуклый, как казалось раньше, а ровно с кожей идет, будто погруженный в нее. И эти дурацкие брови, будто рассыпавшиеся смотрятся интересно, уголком изгиба уходя очень высоко, создавая иллюзию крыши домика. Треугольные.

Его взгляд тяжелый, но еще какой-то уставший. И за этой эмоцией сложно сейчас разглядеть злость и раздражение, которые я в нем вызываю.

Мой взгляд касается его обычного мужского носа. Не горбатого, небольшого и точно не маленького.

Борода кажется каким-то хаосом на его крупном лице, но в то же время она ему идет.

Волосы Яна заплетены в пучок на затылке, а мне становится интересно, как он будет выглядеть, если сдернуть резинку и взлохматить их.

Мои пальцы внезапно покалывает, и я ощущаю на их поверхности влагу, затем вздыхаю.

Почему я не испытываю страха к нему?

Он по всем пунктам пугающий и устрашающий человек. Его жизнь – боль и насилие, а я стою и не ощущаю ни малейшей угрозы.

Более того, мои губа приходят в движение и дурацкая привычка говорить то, что приходит на ум, сейчас более чем неуместна. Но я уже не могу ничего сделать.