Неправильный красноармеец Забабашкин (СИ) - Арх Максим - Страница 43

Вернулся к миномётам и не спеша (а как бы я мог спешить, если еле-еле ходил) по очереди полностью или частично уничтожил каждый из миномётов. А уничтожал я их очень простым способом. Подходил к стволу, кидал туда гранату и, насколько мог быстро, отбегал в сторону. После чего падал на мокрую землю. Раздавался взрыв и появлялся дым. А когда он рассеивался, я уже видел полностью уничтоженный миномёт.

К слову сказать, гаубицы я собирался вывести из строя точно таким же образом.

Закончив с миномётами, пошёл в лес. Перекинул через плечо и голову ремень винтовки, на шею повесил MP-40. Ранец, в котором лежали гранаты, карты, бинты, патроны и фляга с водой, привязал верёвкой к Маньке, обмотав оную вокруг тела. А потом попробовал на неё залезть.

И нужно сказать, что задача для меня была почти невыполнимая. Лошадь была без седла, и взобраться на неё было бы очень тяжело, даже если бы я не был раненым и контуженным. Ну а сейчас, в еле-еле живом состоянии, это было попросту невозможно сделать.

Не знаю, была ли Манька когда-либо ездовой лошадкой или всю жизнь трудилась запряжённой в телегу, но она на мои попытки понять ногу и, подпрыгнув, перекинуть её, реагировала спокойно и лишь иногда, удивлённо глядя на меня, произносила: «П-ф-р-р!»

— Ну, ничего. Не получилось так, попробуем по-другому, — пообещал я лошади и повёл её к пустым ящикам из-под мин.

Они были сложены чуть позади миномётной позиции. Используя их как помост, сумел-таки с первой попытки забраться на Маньку. Однако забраться на вьючное было лишь малой толикой всего процесса. Тот, кто когда-нибудь сидел на лошади без седла, должен понять, что за ощущения мне предстояло испытать при поездке. И не только во время, но и особенно на следующий день, если конечно к тому времени я останусь ещё в живых. Так вот, если останусь, то как минимум передвигаться пешком я вряд ли смогу с неделю, потому что все ляжки у меня, скорее всего, будут стёрты в кровь.

Однако сейчас думать о некоем эфемерном завтра было как минимум глупо. На данный момент времени для меня было актуально только слово «сегодня». И в этом настоящем сегодня мне предстояло каким-то образом попробовать добраться до гаубиц.

Слегка похлопал лошадь по шее и, как мог, скомандовал:

— Но!

Однако ничего не произошло. Манька «фыркнула», но с места не сдвинулась, так и оставшись щипать травку.

— А я говорю: но! — громче просипел я.

И на этот раз придал весомость своим словам несильным шлепком по боку лошади.

Это тоже не возымело никакого эффекта. Было очевидно, что транспортное средство либо мои команды не понимает, либо игнорирует.

И тогда я взмолился:

— Ну, Манька, ну пошла.

И это возымело эффект. Лошадка подняла голову и двинулась вперёд.

«Точно, именно так ей вроде бы и говорил, когда мы минную ловушку готовили», — вспомнил я момент, когда мы с ней из Новска к лесопосадке не единожды ходили.

Одним словом, лошадь пошла и это было уже кое-что.

Дёргая за уздечку, я стал выправлять нужный курс, при этом помогая словами: «Правее!» «Левее!» «Не туда!» «Стоять!» и «Молодец!»

И вскоре мне таки удалось показать лошади правильное направление, и мы, выехав на тропинку, направились к гаубицам.

Расстояние было не таким уж и большим и должно было занять совсем немного времени, но нормально преодолеть его нам не удалось.

Где-то посредине дороги меня начало тошнить. Не знаю, из-за чего это произошло. Может быть, меня укачало от столь непривычной езды, но скорее всего, это отозвались последствия неоднократных контузий. И когда меня начало рвать, поездку, разумеется, пришлось приостановить.

Но на землю сваливаться мне было нельзя. Я помнил, что забраться на лошадь самостоятельно уже не смогу. А потому, превозмогая себя, продолжал путь, боясь, что меня в любой момент может вырвать. Дотянулся до ранца, глотнул воды. Вроде бы полегчало. Посмотрел в сторону гаубичных позиций, прикидывая оставшееся до цели расстояние.

И был очень удивлён тому, что заметил, в той стороне движение, которого, по идее, там пока быть не должно.

Глава 22

Галопом по Европам

Штаб полка Вермахта

— Зеппельт, немедленно повторите команду ракетами об общем отступлении! Быстрее! И одевайтесь! Мы едем к Кригеру. Он сошёл с ума! — крикнул полковник, Вальтер Рёпке, наблюдая ошеломляющую картину, что происходила на поле боя.

Их, их собственная артиллерия, добивала свои же собственные войска.

Вначале наступление встало из-за артиллеристов противника. Но их пушки удалось подавить своей артиллерией и огнём танков. Затем наступление было остановлено снайперами НКВД, которых вскоре удалось ликвидировать. Затем перспективная атака остановилась из-за взвода солдат врага с противотанковыми ружьями. Пехоте и миномётам после штурма удалось их всех ликвидировать. Но и дальше начала происходить чреда неудач. Колонны так и не смогли прорваться к Новску. Когда казалось, что вот-вот передовые танки достигнут позиций русских и начнут утюжить их окопы, произошёл взрыв минного поля. Этим чудовищным взрывом было уничтожено чуть ли не половина войск. Другая же половина, оставшаяся, была ранена и деморализована. И вот сейчас те, кто смог выжить в творящемся там аду подвергались обстрелу своими же гаубицами и миномётами. И если с минометчиками связи из штаба не было, то вот с артиллерией проводная связь была. Правда была она не долго. Произошёл разрыв или диверсия русских. Связь с батареей была потеряна, и наладить её пока не получалось.

Конечно, можно было подождать, пока отправленные связисты проложат новую линию и свяжут штаб с артиллерией. Но в том-то и беда, что ждать было нельзя. Ожидание было в данном случае, буквально — смерти подобно. И смерти не противника, а смерти доблестных солдат вермахта. С каждой секундой, с каждым запущенным снарядом и миной, вверенных ему в подчинение военнослужащих становилось всё меньше и меньше.

И это надо было немедленно прекратить. Рёпке прекрасно понимал, что за провал наступления и за потерю своих войск, а также войск приданной ему танковой роты, придётся отвечать по всей строгости. Он уже это давно принял и совершенно не боялся трибунала. И всё дело в том, что он не собирался дожидаться этого самого трибунала, а как полагается действовать в таких случаях офицеру вермахта, добровольно, не запятнав честь, уйти из жизни.

Он и сейчас бы уже давно, это бы сделал, зайдя к себе в штаб и плотно закрыв за собой дверь. Для такого случая у него уже был заготовлен свой личный пистолет. Но спокойно уйти из этого несправедливого мира, в котором проклятые снайперы НКВД расстреливают танки и самолеты, ему не давала мысль о том, что сошедшие с ума артиллеристы и минометчики будут и дальше уничтожать солдат фюрера — своих камрадов.

А потому, перед тем как отправится в Вальхаллу, оставив этот мир позади, вначале он всё же решил заехать к артиллеристам навести там порядок и вполне возможно, прямо там, перед строем, сделать благо для Вермахта и расстрелять Кригера и его заместителя за тупость и бестолковость!

Стараясь сберечь каждую секунду, застёгивая на ходу кожаный плащ, Рёпке, в сопровождении своего адъютанта, выбежал на улицу, где их уже ждала машина.

Нужно было срочно спешить к батарее пока та не натворила ещё больше бед.

Артиллерийская позиция

Голова раскалывалась. И хотя я знал, что если сфокусирую зрение, то от напряжения боль в разы усилится, мне нужно было узнать, кто именно и какими силами направляется в сторону моих гаубиц. Сосредоточился и, вглядевшись вдаль, сразу же увидел машину. Из-за грязных очков, которые, как не протирай, всё равно оставались грязными, а также из-за мути в глазах, что не оставляла меня из-за постоянной боли, детально разглядеть, кто именно решил пожаловать к нам на «огонёк», я не смог. В машине, кроме водителя находились немецкие офицеры. Судя по марки автомобиля «Opel Olympia», а также по мотоциклу сопровождения, в котором сидели два солдата, к артиллерийским позициям решило прибыть какое-то большое начальство.