Джони, оу-е! Или назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 18

«Снилось мне» я просто обожал и пел так трагически что слушатели обычно плакали, не взирая на пол и возраст. С Женькиным голосом это пока не прокатило, но получилось тоже неплохо.

— А «соляк[1]» какой у пацана не хилый. Сливай воду, Батон, — сказал после вздоха клавишник.

— А я что говорю? На пенсию! Все на пенсию! — это гитарист поддержал.

— А эту бы тему сегодня забабахать, — задумчиво проговорил басист.

— Не успеем снять, — покрутил головой костя-клавишник.

— Да что тут снимать? — возмутился басист. — Я сейчас могу сыграть.

— На басу и я сыграю.

— Да там простые аккорды.

— Аккорды! Аккорды везде простые! А интонация⁈ Чуешь, какая у парня интонация⁈ Петь ты будешь?

— Не-е-е… Там высоко в припеве. Не вытяну.

— И я не вытяну. И он не вытянет. А без припева песня — шлак. Тухлятина. Всех стошнит. И м еня стошнит в первую очередь.

— Тебя и без того стошнит, и я даже знаю, когда.

— А так стошнит гораздо раньше. Он когда икнул, меня уже тогда чуть не стошнило.

Я стоял и откровенно покатывался со смеху.

— Он ещё и ржёт над нами. Пришёл, опарафинил и ржёт, — это тот же клавишник, котоого от меня уже тошнило.

— Вот пусть он поёт и играет. А ты, пацан, может и не клавишах могёшь?

— Не могёшь, а могешь! — сказал я. — я в музыкальной школе учусь на гитаре и на фоно.

— Вот где собака порылась, — обрадовался гитарист. — Свой парень. Коллега. Теперь понятно на каких ты танцах играл. В филармонии, наверное. На утреннике детском.

— А хотя бы и на утреннике.

— Иди ка сюда, — позвал меня клавишник.

У него стояла двухклавиатурная восточногерманская Вермона Формация. Такие не убиваемые ничем клавиши мы с друзьями модернизировали в восьмидесятых, добавляя им возможности и давая новую жизнь.

— Неплохой орган для этого времени, — подумал я. — И что я им на таком сыграю? Партию из того же «Дыма на воде»? А почему бы и нет?

— А ну ка? Сыграй нам что-нибудь мальчик. Удиви ещё раз дяденек, чтобы Санька пошёл и повесился за сараем.

Он подмигнул мне, а глаза его были добрые-добрые. Костя был уже бухой в дымину. И я передумал играть «Дым». Пальцы сами ударили по клавишам «таттарататарата» вступление из песни «Дитя Времени» тех же Дип Пепл. Когда закончил вступление плакал клавишник.

Я притянул к себе микрофон, включил его и, продолжая подыгрывать себе на органе, запел: «Свит чайлд ин тайм, юл си зэ лайн…» Когда дошло до места где Гилан визжит, как резаная свинья, я вовремя услышал, как клавишник, обнимая басиста сказал:

— Если он сейчас завизжит, я не удержу в себе, меня вырвет. Его ультразвук, щекочет мне желудок.

Такого отношения к моему исполнению я выдержать не смог и разоржался прямо в микрофон. Мой гогот, напоминающий глас сатаны, разнёсся над снесёнными когда-то могилами предков[2].

— Его послал к нам сам сатана, — промямлил зеленея Костя-клавишник и его вырвало прямо на басиста.

— Блять! — заверещал басист. — Сука! Что он жрал такое красное?

— Так, это, селёдку под шубой. Свёкла там… А… Тебе же не хватило. Ты пришёл позднее.

— Так вы ещё до меня бухать начали⁈ — разорялся басист. — Сволочи, повыгоняю вас всех.

— Я не пил, — сказал гитарист.

— Да ты больше всех «шубы» сожрал, — предъявил барабанщик.

— Я только закусывал. Я ему отдавал.

— Ну, Гутман, блять, споил клавишника. Как играть будем?

— А что, без клавиш не играли?

— Мы без всего играли, — рыкнул басист, обтирая джинсы какой-то тряпкой.

— Блять, Славик! Ты моей скатертью обтираешься, в которую я гитару заворачиваю, заскулил гитарист. Голос у него был какой-то блеющий.

— И этот у них поёт? — подумал я. — Центральный вокалист? Тогда я — Лучано Паваротти.

— Я могу заменить клавишника, — сказал я.

— Ты наш репертуар не знаешь, — вяло отмахнулся басист. — Может кого за Вальком послать.

— Он в Матросском сегодня.

— Толик на свадьбе… Вот блять, блять и блять!

— Это какой же у вас репертуар, что я его не знаю.

— Мы Битлов играем, — с вызовом сообщил басист. — Э хад дэйз найт знаешь? А естэдэй?

Я включил микрофон, ударил по клавишам и запел:

— Йестэдэй, ол май троблс симд со фароувэй, нау лукэс сот зэй хи ту сэй. О, ай билив ин естэдэй…

И тут же забарабанил по клавишам:

— Итс би э хад дэйз найт…

— Может действительно этого возьмём? Двадцать минут до открытия. Сыграет он. Видно же — наш пацан. Рокнрольщик.

— То-то, что пацан. Ему Двенадцать лет. Нас за решётку посадят за растление малолетних. Ему к мамке бежать надо. Она милицию заявит, если он домой к девяти не придёт, а мы до скольки работаем? Вот то-то…

— Мать знает, что я сегодня могу задержаться. Вы «кнопку» мою купите? Если купите, я бесплатно сегодня отыграю.

Басист с гитаристом переглянулись.

— Бесплатно — это хорошо, — почесал затылок басист.

— Фуз нам нужен, — сказал Гутман. — Фуз приличный.

— Давай так. Мы сегодня погоняем твою игрушку, а потом решим.

— За сколько ты её хочешь продать? За дорого мы не возьмём, — встрял Гутман.

— Вы не возьмёте, другие возьмут. И никакого прогона не будет. Или терёте и я играю, или не берёте и я еду к другим музыкантам. Вечер только начался, а кабаков в центре города много.

Музыканты переглянулись.

— Ну ты ухарь! — покрутил головой Гутман. — Ухарь купец, удалой молодец…

— За жабры нас берёт… За сколько отдаш свою машинку?

— Пятьсот.

Гитарист просто раскрыл рот и не мог вздохнуть. Басист выразился понятнее:

— Да ты ох*ел, малец. Иди пасись.

Я пожал плечами.

— Такая за кордоном сотню баксов стоит. Не хотите брать не надо. Пойду я тогда.

— Так сотню же, а не пять, — попробовал развести меня гитарист.

— Так баксов же. Вы сегодняшний курс доллара на советском рыночный пространстве знаете?

Музыканты переглянулись.

— Мы-то знаем, а ты?

— И я знаю. Но вам не скажу.

— Трындишь, что знаешь.

— Так! С вами всё понятно. Пошёл я.

— Ну, ладно тебе, пацан. Зачем тебе такие деньги?

— Я не один. Неужели думаете, что я сам её сделал?

Парни снова переглянулись.

— Давай за четыреста? Хорошая цена. Кнопка хорошая и цена хорошая.

Я скривился, но торговаться не хотелось, а поиграть наоборот.

— Деньги где?

— В тумбочке, — пошутил басист. — У Гутмана.

— Отвянь! — огрызнулся Гутман. — Будут деньги. Через час будут. Позвоню привезут.

[1] «Соляк» — партия соло на гитаре. (сленг)

[2] Пояснение. Городской парк города Владивостока был построен на снесённом городском прихрамовом кладбище. Снесён был и сам Покровский храм. В настоящее время восстановлен.

Глава 10

Со «Смок он зэ воте» и начали. Причём Гутман позволил мне сыграть сольное вступление чистой гитарой, которое, как уже говорилось раньше, никакого отношения к песне не имело и являлось простой затяжкой концертного времени. Или приколом Ричи Блэкмора. Но соло молодёжи понравилось, некоторые даже похлопали, а я услышал:

— Смотри, какой у Славика в группе новый симпатичный мальчишечка. Совсем молоденький.

Я нашёл глазами говорившую.

Прямо у сцены толкались три девчонки лет семнадцати. Чуть в стороне от них кучковались ещё четверо, потом ещё. Насчитал шесть групп разновозрастных девушек, бросающих друг на друга неприязненные взгляды. Я улыбнулся своим мыслям, а те девчонки, на которых смотрел я, помахали мне руками.

— Нафиг-нафиг, — подумал я, подыгрывая Гутману, терзающему мой «фуз» и развивающему основное вступление «Дыма». Его «Музима» через «машинку» давала более благородные звуки, чем моя акустика. Гутман расплывался в улыбке. Толпа начинала заводиться. Кое-кто начал танцевать, образовав небольшие «бублики» в центре которых никого не было. В «бублик» подходили и подходили «свои», периметр увеличивался и в конце концов Кублики' начинали соприкасаться. Возникали конфликты. Иногда — драки. А в центр круга почему-то так никто и не заходил. Я сам, когда-то так танцевал.